********

 - Почему ты плачешь? Как тебя зовут, малышка?

 - Кэтрин Грейсон. От меня ушла мама, и я скучаю по ней. И по Кейну.

 - Иди ко мне, Кэтрин. Все будет хорошо, милая. Все будет хорошо.

 - А кто вы?

 - Меня зовут Эстер Конелли. Я троюродная сестра твоей мамы. Все будет хорошо, милая. Я никогда не брошу тебя…

 ********

 Кейн… Мой красивый, высокий, умный, несчастный мальчик… Откуда в тебе эта жесткость, циничность, грубость по отношению к девушкам? Одиннадцать лет назад ты был совсем другим. Что с тобой сделали? Как исправить все это? Я же знаю, что ты другой…

 ********

 Кейн… Мой красивый, высокий, умный, счастливый мальчик. Бог услышал мои молитвы и послал тебе Эрику. Она сделала невозможное и вытащила наружу подлинного тебя. У меня осталось только одно желание, только одна мечта – побывать на ваших свадьбах, Кейн и Кэтрин. Как ваша мать, а не дальняя родственница…

 *****************

 Эрика.

 - Дзыыыннь. - Стакан, выскользнувший из моих рук, с веселым звоном разлетелся на множество мелких осколков. Лучи утреннего солнца, проникающие в незанавешенное окно, мгновенно отразились в стеклянных кусочках, расцветив пол, покрытый ламинатом, радужными пятнышками.

 - Черт! - с чувством высказалась я, опускаясь на четвереньки и начиная подбирать их, с головой погрузившись в это медитативное, но опасное занятие. Опасное – потому что я, ощутив на себе пристальный взгляд, порезалась и обернулась, уже зная, кого я увижу. Накачанное тело, прикрытое только одними боксерами, синие глаза и взлохмаченные со сна темно-русые волосы.

 - Ты меня напугал, - укоризненно сказала я, машинально засовывая в рот пораненный палец.

 - А ты меня, - пробурчал не проснувшийся до конца Кейн, присоединяясь к сбору осколков. – Я просыпаюсь в незнакомом месте от звона, один… - Тут он обратил внимание на палец, который я продолжала посасывать. – Эрика, только не говори, что порезалась! Я понятия не имею, где в этом бедламе можно найти аптечку.

 Я смущенно кивнула.

 - Порезалась. А аптечка, мне кажется, вон в той коробке… Но она не нужна, это просто небольшая царапина.

 Кейн, однако, вздохнул, выбросил собранные осколки в мешок с мусором и направился откапывать из груды вещей указанную мною коробку.

 Мы переехали в этот дом только вчера, прибыв поздно вечером. Наше обучение было завершено, и мы устроились на работу в одном из филиалов корпорации Картера Грейсона в Денвере. За прошедшие пять лет отношения между отцом и сыном несколько улучшились. Не без моей помощи, правда. Кейн с большим трудом привыкал к мысли, что его отец - не такая бездушная сволочь, как он полагал всю сознательную жизнь, и что поступки Картера Грейсона по отношению к собственным детям были продиктованы исключительно его практичностью и желанием дать отпрыскам все для дальнейшей взрослой жизни. Оба – и отец, и сын – постепенно сходились друг с другом. Если на первом курсе колледжа Кейн и слышать не хотел о работе в корпорации Грейсона, то к концу обучения согласился с этим. Меня взяли в отдел разработки компьютерных программ, Кейна – прирожденного администратора – в производственно-плановый отдел. Что-то подсказывало мне, что его карьерный рост не заставит себя ждать, и не потому, что он сын владельца корпорации.

 Картер Грейсон оплатил обучение нам обоим, несмотря на активные протесты Кейна, сказав, что дать образование детям – его обязанность как отца. Мы оплачивали только текущие расходы: съем дома, еда, одежда, бензин и прочее. Какую-то мелочь присылали мои родители, но Кейн даже не брал это в расчет, используя исключительно свои средства. Пару месяцев назад мы определились, где и кем будем работать, и мой любимый занялся поисками дома в Денвере. Дело осложнялось тем, что Шир по-прежнему жил с нами, а, значит, ни о какой съемной квартире и речи не быть не могло. Песик просто не поместился бы на небольшом количестве квадратных метров. После бесконечных просмотров, объявлений, разговоров с агентами, споров, решительных заявлений «Ноги моей не будет в этом доме» с моей стороны и молчаливых усмешек на это от Кейна, дом был выбран. Относительно небольшой – я не собиралась тратить жизнь на уборку – удобный, оборудованный всем необходимым и расположенный недалеко от парка, где можно было гулять с собакой. К домику также прилагался небольшой участок земли, но как раз это привлекало меня меньше всего – терпеть не могу возиться в земле, занимаясь так называемым цветоводством. Зато я проследила, чтобы в доме с самого начала было подключение к Интернету.

 За пять лет обучения в колледже наши три с половиной сумки вещей сами собой превратились в… много, короче. «Аутбек», подаренный Картером, был забит барахлом доверху. И теперь все вещи, тщательно – и не очень – упакованные в коробки, были свалены на кухне и в комнатах. В относительном порядке пребывали лишь ванная и спальня. Все, что мы успели сделать вчера, – это разгрузить машину, по-быстрому принять душ и рухнуть в наспех застеленную кровать. Собаку на несколько дней взял мистер Грин. Кейн продолжал поддерживать с ним дружеские отношения, и Дэвид предложил нам присмотреть за Широм, пока мы разгребаем вещи, устраиваемся и делаем мини-ремонт. Я, например, очень сильно хотела переклеить обои в гостиной. Ядовито-синие цветы на небесно-голубом фоне, призванные вносить спокойствие и расслабленность в атмосферу дома, лично у меня вызывали приступы агрессивности и меланхолии одновременно.

 Кейн победно потряс над головой темно-зеленой сумочкой.

 - Нашел!

 Я задумчиво изучила порез. Он был уже практически незаметен. Однако я послушно позволила Кейну обработать его сильно пахнущей жидкостью, от которой меня слегка замутило.

 - А теперь объясни мне, что ты забыла на кухне в шесть утра? – поинтересовался Кейн, откладывая сумочку.

 - Есть захотелось, - честно призналась я. Вчера весь день мы провели в дороге, перекусывая на ходу, вечером настолько устали, что не было сил заползти на кухню и поесть нормально, и в результате я рано утром поняла – если вот прямо сейчас не съем чего-нибудь – умру от голода.

 - А стаканы зачем бить? – усмехнулся Кейн, открывая холодильник, в который мы вчера сунули остатки сэндвичей, недоеденных в дороге.

 - Я не специально! – возмутилась я. – И вообще, это второй стакан, который я разбила за последние пять лет, и нечего придираться!

 - То есть я должен радоваться, что у тебя нет пагубной привычки бить посуду при малейшем намеке на скандал? – Кейн повернулся ко мне, вопросительно изгибая бровь.

 - Обязательно, - таким же тоном сообщила я, подходя к нему вплотную. – И скандала ведь не было, правда? И не будет, если ты отдашь мне этот бутерброд. – Я выхватила у Кейна пакет, жадно порвала его и вгрызлась в толстый аппетитный кусок мяса, зажатый между половинками булочки.

 - Хищница, - усмехнулся мой любимый и поцеловал меня в щеку. – Лично я пошел досыпать. Захочешь – присоединяйся.

 Я осталась на кухне доедать сэндвич, запивая его теплой содовой из банки.

 Бить посуду? По моим понятиям так делали только сварливые и ревнивые жены. А мы – мы не были женаты. После того «предложения руки и сердца», которое непонятно кто непонятно кому сделал, разговора об этом больше не заходило. Меня все устраивало и так, Кейна, похоже, тоже. Браслеты, которые мы все еще продолжали носить, вполне заменяли нам обручальные кольца. А свидетельство о заключении брака? По мне, это была всего лишь бумажка. Никакие клятвы, данные перед алтарем, не удержат Кейна, если он захочет мне изменить. Этому было множество примеров вокруг. Взять хотя бы мою вероятную свекровь, мать Кейна – она ушла из семьи, ни разу не вспомнив о всех этих обещаниях «перед лицом бога и собравшихся здесь людей». Да и вообще свадьба делается для родственников и знакомых, а не молодоженов, которые только и хотят в этот «знаменательный день», чтобы их оставили в покое.