— Утихни, женщина. Что подумают небожители о воине, смерть которого сопровождается таким воем? Благосклонно ли примут его? Он сейчас уже смотрит на вас с Небесного Пути, и ему стыдно перед предками за все эти вопли. Иди и приготовь для него свечи, как и положено женщине.

Что случилось дальше, никто потом ясно вспомнить не мог, а уж сам Эгар тем более. Нарма никак не могла оторваться от тела сына, и Полтар, подойдя ближе, попытался оттащить ее силой. Короткая возня, новый взрыв рыданий и звонкая пощечина. Тело соскользнуло с рук Эгара и упало, глухо ударившись головой. Нарма закричала на шамана, а тот ударил ее по лицу. Женщина рухнула рядом с сыном будто вязанка хвороста. Горечь вины соединилась с накопившимся гневом, и воин врезал шаману со всей еще остававшейся в правой руке силы. Полтар отлетел футов на пять и грохнулся спиной на землю.

На мгновение все замерли, затаив дыхание.

Один из помощников шамана шагнул было к Эгару, но, увидев выражение перемазанного кровью лица, передумал и отступил. Трое других поспешили на помощь Полтару и помогли ему встать. Толпа пришла в движение, заволновалась, зашумела нерешительно, но страшное слово так и не произнесла. Его выплюнул с кровью шаман.

— Святотатство!

— А, перестань, — протянул Эгар с напускным безразличием, но не слишком убедительно. — Полтар мог доставить серьезные неприятности.

Единственной в степи силой, признаваемой махаками равной их собственной, была переменчивая сила Небожителей. В отличие от бога южан, расчетливого, педантичного бухгалтера-захватчика, Небожители были ревнивы, завистливы, непостоянны и непредсказуемо жестоки. Дабы напомнить махакам об их месте в мироустройстве, они насылали ураганы и болезни — без разбору, наугад, настраивали людей друг против друга — так, забавы ради, а потом играли между собой в кости, решая, кому жить, а кому умирать. Короче, вели себя как праздные и могущественные боги среди людей, и единственным их полномочным посланником на земле был шаман. Обидеть шамана означало оскорбить Небожителей, и тот, кто позволял себе такое, рано или поздно платил высокую цену.

И вот теперь старший из прислужников Полтара подступил к замершим в ужасе сканаракам, размахивая жезлом.

— Святотатство! Свершилось святотатство! Кто искупит грех?

— Ты и искупишь, погань, если не заткнешься.

Эгар направился к нему с намерением пресечь возмущение в зародыше. Прислужник не сдвинулся с места — в глазах застыли страх и огонь безумной веры.

— Уранн Серый…

Эгар схватил его за горло.

— Я сказал, заткнись! Где был Уранн Серый, когда мне требовалась его помощь? Где был Уранн Серый, когда в помощи нуждался этот парнишка? — Он обвел взглядом выхваченные из тьмы пламенем факела испуганные лица и впервые в жизни поймал себя на том, что презирает собственный народ. Голос его зазвучал громче. — Где он каждый раз, ваш паскудный Уранн, когда в нем есть нужда? Где он был, Гарат, когда шакалы убили твоего брата? Когда у тебя, Инмат, волки вытащили дочку из люльки? Где он был, когда нас косила лихорадка, и дым от погребальных костров скрывал горизонт отсюда до Ишлин-Ичана? Где был этот серый мудак, когда умер мой отец?

— Ты говоришь как ребенок, — негромким, мертвенным голосом ответил Полтар, и толпа притихла, внимая ему. Ничего не скажешь, свое дело шаман знал хорошо. — Ты побывал на юге, и юг растлил тебя, отвратил от наших обычаев. Теперь своим святотатством ты навлек беду на скаранаков. Ты больше не можешь править кланом. Серый явил свою волю через смерть мальчика.

Толпа зашумела, но единства в ней не было. Многие недолюбливали Полтара из-за его особого положения, позволявшего вести праздный образ жизни. Циников в степи хватало и без Эгара, и не он один, побывав на юге, вернулся оттуда с другим, более широким, представлением о мире. Трое или четверо дослужились в Ихелтете до чина капитана, а один, Марнак, дрался бок о бок с Дрэгонсбэйном у Гэллоус-Гэп. Будучи старше на добрый десяток лет, он сохранил быстроту и гибкость, а его верность не могли поколебать никакие призывы шамана. Эгар уже заметил в толпе его суровое, обветренное лицо, выражавшее готовность прийти на помощь. Перехватив взгляд вождя, Марнак кивнул, и у Эгара засвербело от благодарности в глазах.

Но были и другие.

Слабые и глупые, они сбились в кучу, страшась и холодной ночи, обступившей освещенный факелами круг, и того, что таилось в ней. Почти так же боялись они и всего нового, всего, что могло нарушить привычное представление о мирке, заключенном между огромным небом и никогда не меняющимся степным горизонтом.

А за их спинами, играя на их страхах, стояли жадные и богатые, те, чья ненависть к переменам объяснялась опасением, что перемены могут нарушить сложившийся уклад. Те, кто встретил возвращение героя Дрэгонсбэйна не с радостью, а с холодным недоверием и настороженностью. И в том числе, как ни прискорбно, по меньшей мере двое его братьев.

Для всех этих людей Полтар и закоснелые верования воплощали все, на чем стояли махаки, все, чего они могли лишиться при нарушении сложившегося равновесия. Поддерживать Эгара они не рискнут. В лучшем случае останутся в стороне. А вот прочие могли решиться и на кое-что похуже.

Темные, словно ободранные по краям, облака растянулись по небу, и только на юге степь серебрилась в изливающемся сверху свете Обруча. Бросив взгляд на томящихся в неуверенности людей, Эгар принял решение идти в бой.

— Если Уранну Серому есть что сказать мне, — громко провозгласил он, — пусть придет сюда и скажет это сам. Не дело, когда за него говорит дряхлый падальщик, слишком ленивый, чтобы добывать свое мясо так, как подобает мужчине. Я здесь, Полтар. — Он раскинул руки. — Давай зови его. Зови Уранна. Если я совершил святотатство, пусть он разверзнет небеса и поразит меня на месте. А если этого не случится, тогда, выходит, он отвернул от тебя ухо.

Словно шорох ветерка пронесся по толпе, но то не было негодованием оскорбленных в вере, а скорее изумлением зрителей, ставших свидетелями рискованного трюка уличного циркача. Шаман устремил на противника истекающий злобой взгляд, однако рта не открыл. Эгар постарался не выдать охватившей его радости.

Так-то, сучий потрох!

Полтар оказался в ловушке. Шаман не хуже Эгара знал, что в последнее время Небожители нечасто являют себя людям. Одни объясняли это тем, что они куда-то ушли, другие — тем, что их уже и нет больше, а некоторые даже заходили так далеко, что утверждали, будто их никогда и не было. Истинные причины, как выразился бы Рингил, существенного значения не имели. Если Полтар призовет Уранна и ничего не случится, шаман не только выставит себя глупцом, но и продемонстрирует полное бессилие. И тогда дерзкое поведение Эгара станет в глазах клана примером доблести воина, бросившего вызов старому, шелудивому, беспомощному шарлатану.

— Ну, шаман?

Полтар поплотнее запахнул побитый молью кожух из волчьей шкуры и бросил взгляд в толпу.

— Мозги у него на юге протухли, — презрительно прошамкал он. — Помяните мое слово, он еще навлечет на всех вас гнев Серого.

— Ступай в свою юрту, Полтар, — с напускным равнодушием проговорил Эгар. — И постарайся вспомнить, как подобает вести себя шаману. Потому что если ты еще раз позволишь себе такое, я перережу твою поганую глотку и повешу тебя на дереве — на корм стервятникам. Ты, — он указал на старшего из прислужников, — хочешь что-то сказать?

Прислужник с перекошенным ненавистью лицом злобно посмотрел на него, но только закусил губу, сдерживая рвущиеся с языка проклятия. Полтар наклонился и что-то шепнул ему, после чего, метнув в воина прощальный взгляд, зашагал прочь, сопровождаемый четырьмя сторонниками. Люди молча смотрели ему вслед.

— Помогите семье павшего воина! — крикнул Эгар, и все обратились к плачущей над телом сына Нарме.

Женщины окружили ее со словами утешения и поддержки. Дрэгонсбэйн кивнул Марнаку, и седой капитан подошел.

— Удачно получилось, — негромко сказал он. — Но если шаман останется в юрте, кто проведет церемонию у погребального костра?