— Пошел вон отсюда! — Тони ударил своим тяжелым кожаным башмаком в живот фоторепортера. Тот, чертыхаясь, отлетел от лимузина, а машина на бешеной скорости рванула со стоянки возле аэропорта.

— Да, эти ребята, пожалуй, слишком настойчивы, — пробормотал Тони, когда машина затормозила возле здания, где располагалась редакция «Вэв!».

Лили ничего не ответила. Она поднесла к уху радиотелефон.

— Джуди! Это невозможно! — Голос Лили в телефонной трубке звучал так, будто она звонила из открытого космоса. — Мы просто шагу не можем ступить. Если бы не Тони, меня разорвали бы на куски. Мне пришлось запереться в туалете и вылезать через окно.

— С Пэйган все в порядке?

— Да. Но ты была права: оказалось просто сумасшествием с моей стороны ехать провожать ее в аэропорт. Эти репортеры действительно меня напугали. Я лучше вернусь в Европу.

— Не беспокойся. Лили. Я уже нашла, где ты сможешь переждать, пока шум уляжется, — поживи пару дней в квартире Марка в Гринвич-Виллидж. Я сейчас пошлю кого-нибудь в отель за твоими вещами. Тони тебя проводит, а я подойду позже.

Сотрудники Джуди превратили обитель Марка во временное пристанище кинозвезды со скоростью и заботой, которые тронули Лили до слез. По всей комнате были расставлены вазы с белыми лилиями, постель заново убрана, простыни, отороченные изящным кружевом, благоухали свежестью и чистотой, на стеклянной полочке в ванной комнате красовался набор косметики, тщательно подобранный заведующим отделом красоты в журнале. Упиваясь новой для себя ролью телохранителя мировой знаменитости, Тони внимательно проверил все окна и двери.

Лили впервые за долгое время ощущала спокойствие и истому. Она не то чтобы спала, а впала в какое-то странное забытье и потому не слышала бесконечных позвякиваний колокольчика в передней. Наконец дверь, тихо скрипнув, открылась.

В дверях стоял Марк. Он видел отражение спальни в гигантском зеркале, тянувшемся с пола до потолка в прихожей. Возле зажженного камина лежало диковинное существо — полуженщина-полукошка, греющаяся у огня. Потом он понял, что это, должно быть, и есть Лили — знаменитая дочь Джуди.

В течение нескольких минут он чувствовал себя просто парализованным мгновенно возникшим и страстным желанием обладать этой женщиной. Потом он наконец нагнулся, поставив на пол ящик с аппаратурой. Лили встревоженно оглянулась на шум.

— Вы Марк?

Марк почувствовал, как все внутри его замирает, будто он летит с крыши дома на тротуар.

— У нас есть что-нибудь выпить? — Он прошел в кухню. — Вот, нашел! — Марк вернулся к Лили, которая к этому моменту уже успела надеть джинсы и свитер, и протянул ей бокал шампанского.

Лили, улыбнувшись, подняла бокал.

— У вас лед на ресницах.

Марк положил полуфунтовую банку икры и несколько ломтиков хлеба на поднос и поставил все эти яства возле камина.

— Как вы познакомились с моей матерью? — спросила Лили, вгрызаясь в намазанную икрой горбушку острыми крепкими зубами. О, как ей нравилось это жизнеутверждающее словосочетание «моя мать»!

— Мне так трудно поверить, что мы встретились всего несколько недель назад. Я никогда не встречал никого похожего на нее и влюбился в Джуди с первого взгляда, — начал Марк. — Я увидел ее на выставке моих сидонских фотографий.

Джуди была похожа на живого любопытного маленького терьера, взявшего след. Она так внимательно смотрела на фотографии, в то время как остальные только пили и зевали от скуки. Мне польстил ее интерес. А потом она опубликовала несколько моих фотографий в журнале.

И пока они оба трудились над опустошением банки с икрой, он не переставая говорил о Джуди.

— А почему вы стали военным фотокорреспондентом?

— Потому что я не стал солдатом, — печально улыбнулся Марк. — Я родился в военной семье, мой отец был полковником-пехотинцем, и он хотел, чтобы я пошел по его стопам.

— Так почему же вы не пошли? — Лили налила себе еще один бокал шампанского.

— Мой отец был в Корее с самого начала войны. Он лишился двух пальцев на ноге, потому что отморозил их. Это оказалась его единственная рана. Но потом, уже перед самой отправкой домой, один из младших офицеров сошел с ума и разрядил свой револьвер в окружающих. Среди них был и мой отец. Он выжил, но тронулся рассудком. С тех пор он как пятилетний ребенок; — Марк замолчал, вспомнив высокую сутуловатую фигуру, которая, как привидение, бродила по их просторному дому в Сан-Франциско. — Армия погубила моего отца. Вот почему я не стал военным.

— Но ведь то, что вы делаете, прославляет войну.

— О нет! Я надеюсь, что мои фотографии показывают ужас войны.

Они молча смотрели на огонь.

— Теперь я поняла, что значит иметь брата, — сказала Лили. — Давайте выпьем за братскую любовь.

Впервые в жизни Лили почувствовала, как славно провести пару часов с симпатичным молодым человеком, не ощущая никакой угрозы с его стороны. Но пока снег все более и более толстым слоем покрывал крыши дома напротив, обычно молчаливый Марк ни на секунду не переставал говорить. И только необходимость поддерживать разговор отвлекала его от все нарастающего желания обладать Лили.

Том просунул голову в кабинет Джуди.

— Первое письмо от Кейт! — Он размахивал авиаконвертом. — Она говорит, что все это похоже на войну без объявления войны. Тысячи людей из горных племен бросают в тюрьму без суда и следствия, пытают, убивают. А Кейт заболела дизентерией.

— И это называется, ей нужен был отдых! — проворчала Джуди, на минуту отвлекаясь от телефонного разговора.

— Да, Максина, конечно, я приеду, — продолжала она говорить в телефонную трубку. — Придумай какой-нибудь предлог, чтобы меня пригласить. Пусть ситуация пока немножко успокоится, а я прилечу на уик-энд в канун Рождества.

— Джуди! Ты с ума сошла! — воскликнул Том. — Ты не можешь сейчас улететь во Францию. Мы по уши увязли в собственных проблемах.

— Но я буду отсутствовать только один уикэнд, — ответила Джуди. — Подумай лучше, что мы сейчас скажем нашему блистательному адвокату, который повергнет сенатора Рускингтона в прах.

— Джуди, ты зря шутишь по этому поводу! — раздраженно заметил Том. — Суммы наших трат все возрастают. Похоже, эти бестии-юристы ведут переписку на бумаге из чистого золота. С финансовой точки зрения, мы уже живем на пределе наших возможностей, а если, не дай бог, дело дойдет до суда и сенатор Рускингтон выиграет процесс, мы будем разорены.

— Если такое случится, пообещай мне, что мы возьмемся за руки и вместе выбросимся с пятнадцатого этажа, — проговорила Джуди, резко пододвинув к себе папку с бумагами.

— О'кей! Будем считать, что свидание назначено! — Том положил руку ей на плечо. — Послушай, я хочу, чтобы ты знала: если случится настоящая беда, мы будем вместе. Я пройду с тобой до конца.

— Спасибо тебе, Том! Итак, что хотят юристы?

— Надо показать, что ты не предубеждена против сенатора никоим образом. Это важно, Джуди, потому что Рускингтон — баптист, а твоя дочь обвиняет его в попытке изнасилования. Тебе придется доказать, что никакой изначальной ненависти у тебя к нему нет.

— Но сенатор Рускингтон как раз тот персонаж, по отношению к которому ненависть — чувство вполне естественное, — возразила Джуди. — И уверяю тебя, Том, он не станет доводить дело до суда. Такого рода скандал положит конец его политической карьере.

— Ему уже нечего терять. Единственный выход — попытаться себя обелить. Неприятности грозят как раз нам. Вся эта история может очень сильно повредить подписной кампании «Вэв!».

Джуди встала из-за стола. Она решила, что необходимо любым способом вдохнуть в партнера уверенность.

— Что с тобой, Том? — спросила она. — Ты прекрасно знаешь, что любой шум вокруг печатного органа только увеличивает его популярность. Мы просто не можем потерять читателей на этой истории, напротив, они будут болеть за нас.