— Это я, Дик… Это моя вина! Прости меня, я хотела как лучше…

— А сделала как хуже, — безжалостно уязвил он.

Изабель закрыла лицо руками и зарыдала.

— Изабель, — уже мягче сказал Бёртон, — когда король даровал мне рыцарство, я подумал, что мое… наше будущее обеспечено. Но Джон предал меня. Почему — неизвестно. Он был мне, как младший брат, но оказался слабаком и позволил негодяям манипулировать собой. Всю жизнь я всеми силами стремился сделать себе имя: в Индии я встретил вражду со стороны завистливых офицеров, в Мекке рисковал быть казненным, в Бербере чуть не погиб от рук туземцев, а в Центральной Африке едва не умер от болезней и истощения. Но все это утратило цену, когда Спик возненавидел меня и бросил черную тень на мою репутацию. Чего он только ни говорил! Боже мой! Да его надо было просто отхлестать кнутом! Но сентиментальность заставила меня сдержаться, а он за это время нанес мне непоправимый вред. Стреляя в себя, он как будто направил револьвер в голову мне; и сейчас, в дополнение к той злонамеренной лжи, которую он нагородил, меня еще и считают виновником его самоубийства. В понедельник, когда я узнал, что он совершил, тот Ричард Бёртон, которого ты встретила десять лет назад в Болони — человек, которого ты полюбила, — перестал существовать. Его нет больше!

— Ричард! Не говори так! — застонала Изабель.

— Но это правда. Ты бы вышла замуж за сломленного человека. Но есть и еще кое-что…

— Что? — еле слышно прошептала она.

— В тот же вечер я подвергся нападению.

Изабель широко раскрыла глаза.

— На тебя напали? Кто?

— Сказочный герой, сверхъестественное существо — Джек-Попрыгунчик. — Какое-то время она молча глядела на него. — Это правда, Изабель. Потом, во вторник утром, меня вызвал Пальмерстон и предложил мне должность от имени короля. Я стал… э… — хорошего названия у этой должности нет. Пальмерстон называет меня «королевским агентом», хотя с тем же успехом меня можно назвать «следователем» или «детективом». Одно из моих первых поручений — узнать побольше о существе, напавшем на меня.

Изабель вдруг поднялась и подошла к окну. Стоя к Бёртону спиной, она решительно произнесла:

— Это вздор, Дик. Неужели вернулась твоя малярия?

— Ты хочешь сказать, что я брежу? — Он подошел к бюро и налил себе портвейна. — Ты считаешь, что у меня галлюцинации?

В его голосе прозвучала глубокая обида. Она уловила ее и пояснила:

— Джек-Попрыгунчик — детская сказка!

— А если я скажу тебе, что своими глазами видел вервольфов?

— Вервольфы! В Лондоне! Ричард, послушай, что ты несешь?

— Я знаю, Изабель, в это трудно поверить. Но я их видел. Более того, из-за меня погиб человек. От этих тварей. И я получил горький урок: пост, который я занял, невероятно опасен, и не только для меня, но и для тех, кто рядом со мной.

— Вот ты к чему ведешь… — пролепетала она. — Ты хочешь бросить меня? — И она прижала руку к груди, как будто почувствовала боль.

— Ты меня хорошо знаешь, — ответил он. — Открытия — моя мания. В Африку мне больше дороги нет, да и мне самому надоели болезни в экспедициях. В последней я чуть не умер, а я предпочитаю смерть на ногах смерти в постели. Кроме того, открытия бывают не только географические, есть и другие; и король дал мне возможность удовлетворить свою страсть таким способом, который я даже не мог себе представить. Я теперь…

— Перестань! — прервала его Изабель. Ее подбородок задергался, в глазах вспыхнул опасный огонек. — А что будет со мной, Ричард? Ответь мне! Я тебе больше не нужна?

Не обращая внимания на боль, внезапно сжавшую сердце, сэр Ричард Фрэнсис Бёртон спокойно ответил на ее вопрос.

Бёртон любил Изабель, несмотря на ее недостатки, и она, несмотря на его собственные, отвечала ему взаимностью. Они должны были пожениться, он это понимал, но сейчас бросил вызов Судьбе и упрямо перевел стрелки своей жизни на другой путь.

Он чувствовал себя опустошенным и лишенным эмоций; тем не менее, в нем внезапно пробудилось обостренное самосознание, и он испытал лихорадочное чувство раздвоения собственной личности.

Полдень уступил место раннему вечеру, и Бёртон опять погрузился в глубокую медитацию, почти самогипноз, под воздействием которого исследовал присутствие невидимого доппельгенгера, который, похоже, сидел на том же самом кресле, что и он. Странно, но он связывал этого второго Ричарда Бёртона не с малярийным бредом, а с Джеком-Попрыгунчиком.

Бёртон понимал, что он и его двойник сейчас находятся в точке расхождения. Одного из них ожидала дорога в Фернандо-По, Бразилию, Дамаск, «в любую долбаную дыру, куда тебя засунут». Путь другого, королевского агента, терялся в тумане.

Бёртон был уверен, что Попрыгунчик на ходулях предвидел его выбор. Джек мог быть кем угодно, но только не шпионом, как первоначально подозревали они с Пальмерстоном. О нет, дело обстояло не столь прозаически! В этом Бёртона убеждало даже не то, что сказал этот странный человек, но в первую очередь то, как он это сказал. Именно это заставило Бёртона предположить, что Джек обладает сверхъестественным знанием о его — Бёртона — будущем; знанием, которое не может добыть ни один шпион, каким бы искусным он ни был.

В Индии он видел немало явлений, которые бросали вызов рационалистическому мышлению. Бёртон верил, что люди обладают «силой души», которая может расширить спектр их чувств и вывести их далеко за пределы зрения, слуха или осязания. Но может ли эта сила, — спрашивал он себя, — преодолеть границы времени? Что если Джек-Попрыгунчик — самый настоящий ясновидящий? Если это так, то он, скорее всего, слишком много времени проводит в будущем, поскольку его знания о настоящем довольно скудны. Например, он выразил удивление, когда Бёртон рассказал ему, что научные дебаты об истоках Нила и несчастный случай со Спиком уже произошли.

«Я историк! — заявил он. — Я точно знаю, когда что случилось. Это было в 1864 году, а не 1861-м!»

Случилось. Для него это прошедшее время, хотя он говорил о 1864-м, до которого еще три года.

Очень странно.

Как еще объяснить противоречия в восприятии времени Джеком? Тем, что он не от мира сего? Загадочное существо дважды исчезало прямо на глазах у Бёртона, а в далеком 1840 году проделало то же самое под пристальным наблюдением детектива Траунса. Очевидно, простой смертный на такие действия не способен.

А странный характер Джека, переменчивый внешний вид, способность находиться в двух местах одновременно, неподверженность возрастным изменениям? Все это говорит о том, что он — сверхъестественное существо, живущее за пределами нашего времени и пространства. Да, похоже, первое впечатление Бёртона было самым правильным: Джек — это вырвавшийся из бутылки джинни. Демон. Злобный дух. Моко, конголезский бог предсказаний.

Королевский агент вышел из состояния медитации, сделав два основных вывода. Во-первых, на данный момент следует считать Попрыгунчика одним существом, а не двумя или более. Во-вторых, именно Время является ключевым элементом к пониманию феномена Джека.

Он встал и растер онемевшую шею. Как всегда, сосредоточившись на решении одной проблемы, он забыл обо всех остальных, и, хотя после разговора с Изабель душа его еще болела, он не был обездвижен депрессией, как иногда случалось в прошлом. Напротив, он мыслил на удивление позитивно.

Восемь часов.

Бёртон подошел к окну и выглянул на Монтегю-плейс. Смог превратился в мокрый туман, пронизанный светлыми ореолами вокруг газовых ламп. Обычная суматоха и толкотня вернулись на улицы Лондона: грохочущие паросипеды, хрипящие паролошади, старомодные экипажи, запряженные обычными лошадями, фургоны для перевозки мебели и, конечно, бурлящая масса людей.

Раньше, глядя на все это, Бёртон тосковал по широким просторам арабских пустынь. В этот вечер, однако, Лондон показался ему необычайно уютным, почти по-домашнему близким. Он никогда не чувствовал такого прежде. Лондон всегда казался ему чужим, душным, давящим.