Планировка и архитектура Санкт-Петербурга скорее не русские, а европейские, в большей степени итальянские.

Люди всё ещё обсуждали двухсотлетний юбилей города, отмечавшийся в мае 1903 года.

Все мы были заняты сбором информации. К примеру, я хорошо узнал русских кэбменов (извозчиков), многие из которых говорили по-французски и даже немного по-английски. У всех извозчиков было что-то вроде формы, которая состояла главным образом из длинного синего кафтана, подбитого ватой, и яркого кушака. Летняя форма одежды включала цилиндр оригинального вида, в котором извозчик, на мой взгляд, был похож на фантастическое создание, вышедшее из-под пера Льюиса Кэрролла. Как ни странно, в этом краю, где такие суровые зимы, кэбы были открытые, и только кожаный верх защищал пассажиров от дождя.

К счастью, я сносно говорил по-французски, а большинство русской знати предпочитало этот язык родному. К моему облегчению, моего французского хватало для общения. При встречах я изображал из себя путешественника, которого случайно занесло в Россию.

Холмс чуть ли не каждый день обменивался телеграммами с Майкрофтом, пытаясь узнать, достаточно ли оправились родители Ребекки, чтобы выдержать последние новости о младшей дочери. Телеграммы приходили в Лондон на имя посредника, поскольку по ряду причин было желательно держать Майкрофта в тени.

Если бы наше пребывание в Санкт-Петербурге не было связано со столь трагичным событием, как похищение девушки, Холмс, наверно, получал бы большое удовольствие от визита в этот город. Теперь он мог лично встретиться с людьми, с которыми прежде общался только посредством писем и телеграмм, и обменяться с петербургской полицией информацией по профессиональным вопросам.

С точки зрения англичанина, главные улицы Санкт-Петербурга поразительно широкие и прямые (на элегантной Большой Морской вывески в витринах магазинов — на французском и порой на английском языке), и у многих зданий необычайной красоты каменные фасады. Благодаря сырости и туману англичане чувствуют себя здесь как дома. В городе очень много соборов и церквей.

Бронзовый всадник — памятник Петру Великому, воспетый Пушкиным в его знаменитой поэме, — стоит к востоку от Английской набережной, вблизи Адмиралтейства. Конная статуя, выполненная по заказу Екатерины Великой в честь её славного предшественника, изображает Петра в римском венке и тоге. Его правая рука указывает на запад, и он поднял на дыбы бронзового коня, попирающего копытами мятежного змея.

Мы неустанно разыскивали нашего неприятеля и его пленницу и в городе, и в пригородах. И лишь через несколько дней бесплодных поисков и расследования, вконец истрепавших наши нервы, нам удалось установить, где находится дом Кулакова в Санкт-Петербурге. Примечательно то, что официальные документы были выписаны на другое имя.

Осторожно подобравшись к дому, мы начали вести наблюдение. Где бы в настоящее время ни находился хозяин, сейчас он определённо отсутствовал, точно так же, как не оказалось его в снятом им загородном доме в Англии, когда мы туда наведались. Вообще-то похоже было на то, что в петербургском доме с маленьким садиком давно никто не жил. Но вскоре появились несколько слуг и поспешно занялись проветриванием здания, очевидно готовясь к приезду хозяина. Холмс, используя официальные и неофициальные источники, выяснил, что по пути из Англии граф послал домоправительнице телеграмму из Копенгагена.

В ту ночь мы вчетвером незаметно вошли в дом, не потревожив слуг, и тщательно обыскали помещение. Не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что мисс Алтамонт здесь нет. Значит, Кулаков наверняка вкушает свой дневной сон в другом месте.

Нам в голову пришла ужасная мысль, что заложницу русского пирата уже увозят в какую-нибудь отдалённую сибирскую деревню в карете или по железной дороге. Граф Дракула и Сара Керкалди по-прежнему проводили свои ежедневные сеансы гипноза, и, по их сведениям, ни Ребекка, ни Кулаков не покидали города. Тем не менее нельзя было исключать возможность их отъезда.

И вот, когда перспективы были совсем мрачными, мы получили радостное известие. Я не стану уточнять, из какого именно источника, — даже теперь, четырнадцать лет спустя. Мы узнали, что мисс Алтамонт держат в доме одной персоны, которая либо находится в сговоре с Кулаковым, либо вынуждена под угрозой шантажа выполнять требования вампира.

Наскоро посовещавшись, мы решили рискнуть всем и проникнуть в особняк этого лица — если возможно, хитростью, если не получится, силой. Там мы сделаем всё, что потребуется, чтобы освободить Ребекку Алтамонт, живую или превратившуюся в носферату, из плена. Соединив наши руки, мы торжественно поклялись в этом.

Кружа по Санкт-Петербургу и встречаясь в отеле, чтобы обменяться информацией, члены нашего отряда продолжали искать Кулакова, его пленницу и таинственного Григория Ефимовича, который, по-видимому, оказывал сильное влияние на нашего врага.

По некоторым признакам мы понимали, что делаем успехи. Во всяком случае, мы спровоцировали графа на звонок, а это значит, что он чувствует себя загнанным в угол. И тем не менее мы столкнулись с большими трудностями, и некоторые из них возникли оттого, что мы были иностранцами.

Мы серьёзно рисковали, пытаясь спасти Ребекку. Дракула объяснил, что нам, живым людям, лучше не доводить дело до ареста и тюремного заключения, которые в России могут быть даже пострашнее быстрой смерти.

Однако все мы были согласны с тем, что долг и честь запрещают нам даже думать об отступлении. Ведь что бы ни сделал наш враг со своей заложницей в том случае, если мы будем упорствовать, не было никаких гарантий, что он пощадит её, если мы его послушаемся.

Наконец благодаря то ли местным контактам Дракулы, то ли сведениям, полученным через Сару Керкалди (я так до сих пор и не в курсе), мы узнали, где и когда можем застать Кулакова.

Ребекку Алтамонт держали в особняке, расположенном примерно в миле от собственного дома графа. Решено было использовать все шансы, чтобы вызволить молодую женщину.

К сожалению, мы так и не выяснили ничего о Григории Ефимовиче. Холмс подозревал, что это какой-то выдающийся ум, который замышляет серьёзный заговор в России.

Мы получили информацию, что Кулаков собирается встретиться с этой загадочной личностью в том самом доме, где прячут Ребекку Алтамонт. Было также указано, в какой именно вечер это произойдёт.

Об этом доме мы узнали через слугу, имевшего зуб на хозяина или хозяйку, вследствие чего его удалось подкупить. Он заявил, что может рассказать про Григория Ефимовича, и подтвердил, что этот человек будет в особняке завтра вечером. Однако когда наш агент спросил, кто же такой Григорий Ефимович, слуга потребовал ещё денег. На этом разговор прервался, так как осведомителя позвали.

Шерлок Холмс, расхаживая по нашим сообщающимся номерам, рвал и метал, оттого что данный вопрос так и остался открытым. Ни в мире полиции и криминала, куда был вхож Холмс, ни среди моих коллег-медиков, ни в оккультном царстве Дракулы, где пребывали как аристократы, так и представители низших классов, никто не слышал о Григории Ефимовиче, имевшем больше значение в жизни нашего недруга.

Холмс дал выход своему раздражению:

— По-видимому, это персона первостепенной важности, и однако, он словно бы не существует в природе!

— Надеюсь, отсутствие сведений об этом человеке не помешает нам добиться наших целей, — заметил я.

Холмс стукнул кулаком по столу:

— Мы этого не допустим. Но боюсь, что недостаток информации ещё даст о себе знать!

Дом или, точнее сказать, дворец, в котором мы выследили нашего неприятеля, располагался в районе, включавшем Большую Морскую и несколько других больших улиц в западной части города.

Даже теперь, когда я пишу эти воспоминания, мне, пожалуй, разумнее не уточнять адрес особняка и имя его владельца. Достаточно сказать, что он стоял возле Дворцовой набережной, неподалёку от дворцов великих князей Владимира Александровича и Михаила Николаевича. В нескольких шагах от него находился Юсуповский дворец на Мойке.