Но вскоре в голове прояснилось. Я снова взглянул на часы, неумолимо тикавшие на камине. С момента исчезновения Холмса прошло примерно девятнадцать часов, и о нём ничего не было слышно. Дракула не отозвался на мой вызов. Уж не допустил ли я какую-нибудь ошибку в ритуале?

Над Лондоном прогрохотал гром, и я только что закрыл окно, в которое уже начали стучать первые капли дождя, когда раздался стук в запертую дверь. Я не наделён богатым воображением, но мне всё же пришлось собрать всё своё мужество, чтобы подойти к двери и отпереть её.

Меня ждало разочарование, и я попытался его скрыть. На пороге стояли Мартин Армстронг и Ребекка Алтамонт.

— Уотсон, рад вас снова видеть. Полагаю, здесь нет мистера Холмса? — Армстронг в волнении огляделся. Судя по внешнему виду молодого человека — он был измучен, растрёпан и небрит, — ему так и не удалось отдохнуть с тех пор, как я расстался с ним в Эмберли.

— Конечно нет, — ответил я. — Я не получал от него никаких известий. Вы прямо из Норбертон-Хаус? Что там нового?

Американец и мисс Алтамонт заговорили разом.

Самым важным, что они сообщили, была печальная, но вполне ожидаемая новость, что Абрахам Керкалди скончался от своего ранения.

— Теперь это уже дело об убийстве, — мрачно резюмировал Армстронг.

Взбешённый тем, что так и не организованы поиски Луизы — он считал, что власти упорно отказываются смотреть фактам в лицо, — Армстронг сел на поезд и отправился в Лондон. Он хотел посоветоваться со мной лично, предпочитая не обсуждать это дело по телефону. Ребекка Алтамонт, обеспокоенная отчаянием человека, который должен был стать мужем её сестры, настояла на том, чтобы отправиться вместе с ним. Она молча молила меня о помощи, и я попытался успокоить её взглядом.

Армстронг, буквально падавший от усталости и обезумевший от страха за Луизу, так ещё и не спал. Каким-то образом он удержался и не вздремнул в поезде, вместо этого он то беседовал с Ребеккой, то пытался сочинять статью о событиях прошлой ночи для своей американской газеты.

— Даже мои друзья на Флит-стрит, Уотсон, — к примеру, один мой знакомый редактор — даже они не могут понять. Он теперь жалуется, что я передал ему по телефону якобы ничем не подтверждённые сведения. Он не верит, что Лу жива. Все твердят, что мне нужно отдохнуть. Но как я могу отдохнуть, Уотсон? Как?..

— По крайней мере, вы можете сесть, — посоветовал я. — Вам нужно беречь силы, ведь они ещё понадобятся.

— Да, это верно, совершенно верно. Позвольте мне в таком случае отдохнуть — всего несколько минут. — Передвигаясь неуверенно, как старик, он опустился на диван. — Что-нибудь слышно от мистера Холмса?

Я терпеливо повторил, что нет никаких известий. Между тем Армстронг, позволив себе сесть, тотчас же растянулся на диване во весь рост, словно его заставила принять горизонтальное положение неодолимая сила притяжения. Через несколько минут он уже крепко спал.

Склонившись к своему гостю, теперь ставшему моим пациентом, я расстегнул ему воротник, измерил пульс и провёл беглый осмотр. Мои действия не разбудили молодого человека. Очевидно, у него было полное истощение и моральных, и физических сил.

— Пусть он поспит, — шёпотом попросила его белокурая спутница.

Я выпрямился и кивнул:

— Конечно. Но нет необходимости говорить шёпотом. Его нелегко разбудить, даже если бы мы очень постарались. — Затем, взглянув на молодую леди профессиональным взглядом, я добавил, что у неё тоже измученный вид.

Мисс Алтамонт устало опустилась в кресло, отреагировав на моё замечание взмахом руки.

— Доктор Уотсон, что на самом деле случилось с моей сестрой? Вы знаете?

Я увильнул от прямого ответа:

— А я надеялся, что вы просветите меня на этот предмет.

— Я не могу это сделать, — печально ответила Ребекка. Потом посмотрела на спящего Армстронга, и в этом взгляде к жалости примешивалось какое-то более сильное чувство. Она покачала головой. — Мартин уверен, что именно Луиза пришла к нам в библиотеку вчера ночью, но я сомневаюсь даже в этом. Пока мы ехали в поезде, он… на него было так жалко смотреть, что я притворилась, будто разделяю его мысли.

Откашлявшись, я сделал попытку, возможно, довольно неловкую, сменить тему.

— Скажите, мисс Алтамонт, а ваши родители не возражали против того, чтобы вы ехали в Лондон подобным образом?

Словно вернувшись откуда-то издалека, она удивлённо взглянула на меня:

— С какой стати они бы стали возражать, доктор Уотсон?

— Я имею в виду, что вам предстояло совершить такую дальнюю поездку в сопровождении молодого человека, который не является вашим близким родственником.

Она не сразу поняла, о чём идёт речь, затем отмахнулась от моих викторианских предрассудков, — у меня сложилось впечатление, что этот жест стал привычным для Ребекки Алтамонт. Что касается моральных соображений, по которым я или её родители могли счесть нежелательной поездку без компаньонки, она дала мне понять, что мы живём в двадцатом веке и больше нет необходимости беспокоиться о таких вещах.

Думаю, именно в ту минуту я впервые действительно почувствовал себя старым.

Тем временем моя юная гостья вновь вернулась к теме, от которой я старался её отвлечь:

— Я не знаю, доктор Уотсон, кто приходил в наш дом прошлой ночью — была ли то моя сестра или нет. Несомненно, это не привидение, хотя так считают мои родители. Но если это в самом деле была Луиза, то с ней что-то случилось. Она самым кошмарным образом изменилась.

Девушка ждала от меня ответа.

— Изменилась? Как именно?

— Я не знаю! В том-то и ужас. — И Ребекка разразилась слезами. Я забеспокоился, что она и сама может свалиться от усталости и переживаний.

Затем, уняв рыдания и как будто пересилив что-то внутри себя, она твёрдо заявила:

— Всё было бессмысленно с того самого дня, как утонула Луиза. — Девушка с вызовом заглянула мне в глаза, словно предвидя мою реакцию на то, что собирается сказать. Потом сделала глубокий вдох и добавила: — С того дня, когда я увидела, как из воды показались бледные руки, которые опрокинули лодку.

Стены нашей гостиной на Бейкер-стрит, 221-b слышали много странных историй, но все они не шли ни в какое сравнение с тем, что поведала мне мисс Ребекка Алтамонт о том дне, когда её сестра была так трагически вырвана из лона семьи.

— До сей минуты, доктор Уотсон, я скрывала одну вещь, которую, как мне кажется, видела в тот день. Потому что сомневалась, в здравом ли я уме, и боялась, что остальные тоже в этом усомнятся. Но теперь, когда одни всерьёз верят, что спиритические сеансы откроют нам истину, а другие убеждены, что Луиза, которую мы считали мёртвой, всего лишь загипнотизирована — о, я не могу больше этого вынести, — я должна кому-нибудь рассказать!

Я погладил руку своей гостьи, пытаясь успокоить.

— Если вы хотите мне что-то открыть, надеюсь, вы это сделаете. Быть может, вопреки ожиданиям, вы найдёте во мне не такого уж предубеждённого слушателя. Более того, вы можете помочь нам в расследовании.

Девушка вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Вы слышали заявления, которые я и Мартин сделали на дознании. Они не совсем верны. Вы видели Шейд, доктор. Эта речка всегда спокойная, а ширина её не более двадцати-тридцати ярдов. Мы взяли с собой корзину для пикника, и она почти опустела, поскольку мы всё время угощались. А ещё мы пели: Луиза захватила своё банджо. Конечно, грёб в основном Мартин, а мы иногда ненадолго садились на вёсла. Было так хорошо и спокойно… а потом случилось это. — Тут мисс Алтамонт умолкла, её голубые глаза подёрнулись пеленой слёз.

— Продолжайте, — подбодрил я её.

— Вы не вызовете санитаров и не отправите меня в сумасшедший дом?

— Ни в коем случае.

— Вы произнесли это очень убедительно. Ну что же, вызывайте их в случае необходимости, и всё же мне нужно выговориться.

Мы с Лу сидели на корме и смотрели вперёд, на нос. И тут, как мне кажется, я увидела… это промелькнуло передо мной, и много дней я убеждала себя, что ошиблась…