– Чёрт побери. Мы уже подъехали к твоему дому – и если говорить о сумасшедших, к двери ведёт дорожка чёрных перьев.

Зоя знала, что в книгах существуют девушки, отклоняющие финансово выгодные предложения, руководствуясь благородными принципами. Она знала, что есть выдуманные девушки, жертвующие всем во имя любви. Она знала с уверенностью, что совсем недавно решила, что из Марчмонта не получится хорошего мужа. Она всё ещё верила в это.

Герцог был человеком, который быстро терял интерес. Ему скоро станет скучно с женой. Он начнёт ей изменять, и каким бы осторожным он ни был, она всё равно узнает и ей будет больно.

В то же время Зоя знала, что наделала, и знала, что такие вещи приводят к появлению младенцев, и знала, что расставшись с девственностью, самым правильным будет выйти замуж за мужчину, которому она отдалась. Если она откажется, то не только опозорит своих родителей и – если родится ребёнок – будет подвергнута остракизму мира, в который она так стремилась попасть, но и упустит возможность стать одной из первых леди высшего света.

Зоя примерила ситуацию на себя. У неё, как и у многих других женщин, будет неверный муж, и ей просто придётся жить с этим, как живут другие женщины.

Хотя были и приятные компенсации. Марчмонт необыкновенно красив и невероятно богат, и она сполна насладилась, отдавая ему свою девственность – кроме момента, когда это собственно произошло.

Только ненормальная женщина отказала бы ему. Зоя была нецивилизованной, и к ней ещё не вернулись ограничения, но умалишённой она не была.

Она оставляла безумие за леди Софронией, пока получала удовольствие, осознавая, что скоро станет герцогиней, и они с Марчмонтом смогут больше заниматься тем, что делали в карете. И никто не сможет тогда возразить, совсем никто.

Зоя и Марчмонт нашли всех собравшимися в большой гостиной. Всех, включая леди Софронию, леди Эмму, родителей Зои, сестёр и братьев, и их супругов и супруг.

Должно быть, мама рассказала им об успехе Зои, поскольку зазвучал хор «отлично сделано» и «я знала, что ты сможешь» и всего прочего, когда она и Марчмонт вошли в комнату.

Леди Софрония скоро завладела вниманием аудитории и пустилась в подробное описание нарядов посетителей Малой приёмной. То был обыкновенный семейный гам, пока взгляд её лордства не наткнулся случайно на Марчмонта.

– Вы, сэр, – произнесла она. У неё был тот же повелительный голос, что и у Марчмонта. Шум в комнате затих.

Он оторвался от разговора с Самуэлем:

– Я, тётушка?

Она поманила его унизанной бриллиантами рукой. Марчмонт покинул Самуэля и приблизился к углу, где она восседала, рядом с ней была Эмма, выглядевшая утомлённой.

– Ты, – проговорила леди Софрония.

– Да, это я, – сказал он. – Ваш племянник Марчмонт.

– Я знаю, кто ты, – сказала она. – Ты тот, кто подстроил шутку со мной.

– Подстроил шутку, тётя?

– Не строй из себя невинную овечку. Ты намеренно подбил меня сесть в не ту карету. За всю мою жизнь я никогда так не удивлялась, как тогда, когда оказалась в Лексхэм-Хаус вместо дороги на Кенсингтон.

– Какой ужас, – сказал герцог.

– Ты разыграл меня.

Он сделал вид, будто глубоко задумался.

– Хм, – сказал он. – Ах, да, теперь вспоминаю. Я хотел кое-что сказать мисс Лексхэм. Наедине.

Он быстро глянул на Зою, и дьявольский огонёк загорелся в его зелёных глазах. Что немедленно вызвало в её мозгу живые картины того, что они делали в карете. Её бросило в жар.

– Поверить не могу, – заговорила Августа. – Это в высшей степени непристойно. Действительно, Зоя, тебе следует покраснеть. Поехать без сопровождения с джентльменом сразу после того, как мама представила тебя Королеве. Клянусь, ты как нарочно…

– Её Величество лично отметила Зою Октавию, – заявила леди Софрония командным голосом. – Это все заметили. Принцесса София – или то была принцесса Элизабет? Неважно. Одна из них отвела её в сторону на несколько слов. С ней говорил Принц-Регент. Не помню, чтобы что-то в этом роде случалось во время твоего представления ко двору, Августа Джейн.

Августа умолкла в замешательстве.

– Мы не будем спрашивать, что ты хотел сказать Зое Октавии, Люсьен, – продолжила леди Софрония. – Это частные дела, в которых лучше разбираются молодые люди, в них вовлечённые. Я сама была молодой до пятницы на прошлой неделе. – Она отвернулась от Марчмонта, чтобы обратиться к матери Зои: – Мы были не такими уж строгими в прошлом, не так ли, дорогая? Нудный король и двор, сводивший нас с ума скукой. Но мы занудами не были. Я всегда говорю, что нет ничего лучше мужчины в бриджах. Конечно, если у этого мужчины красивые ноги. Как видите, у Люсьена ноги его отца, моего покойного брата. Мои ноги, тоже, в своё время, были весьма примечательны. Мои лодыжки, как вам известно, вдохновляли на написание од.

Пожалуй, это будет интересно – быть герцогиней Марчмонт, подумала Зоя. Помимо всего прочего, она приобретёт несколько колоритных родственников.

Пока его тётя удерживала аудиторию зачарованной, или потерявшей дар речи, или страдающей головокружением, что могло быть правдой – Марчмонт по подходящему случаю медленно прошёл в сторону лорда Лексхэма и вполголоса сказал:

– Я хотел бы переговорить с Вами, сэр.

Брови Лексхэма поднялись.

Совесть Марчмонта подала свой назойливый голос, рисуя развратные картины того, что он проделывал с младшей дочерью этого джентльмена.

– Насчёт Зои, – добавил он.

Лексхэм посмотрел в сторону Зои. Она наблюдала за его тётей, на её лице играла слабая улыбка, вместо обычного для тётиного окружения выражения смущения, и\или замешательства, и\или ужаса.

Люсьену захотелось поцеловать уголки её губ там, где они слегка изгибались кверху.

– В мой кабинет, – проговорил Лексхэм и сам пошёл вперёд.

Марчмонт, войдя, закрыл за собой дверь.

– Я хочу жениться на Зое, – сказал он.

– В самом деле, хочешь? – удивился Лексхэм. Он зашёл за стол, на котором, как обычно, громоздились груды бумаг. – Что послужило причиной? Юбки кринолина? Перья?

Он подобрал лист бумаги, просмотрел его и вернул на место.

– Я не шучу, – сказал Марчмонт.

– Я и не думал, что ты шутишь. Но, знаешь ли, Зоя сделала тебе весьма привлекательное предложение несколько недель назад, как я помню, и ты его отклонил.

– По моим воспоминаниям, я тогда сказал, что испытываю сильное искушение принять его, но согласиться означало воспользоваться несправедливым преимуществом, – заметил Марчмонт. – Она тогда верила, что у неё нет другой альтернативы.

Сейчас у неё тоже нет ни одной.

– Я думал, моя дочь хочет встретиться с другими мужчинами, – сказал Лексхэм. – Я думал, это означает больше, чем двое молодых людей, которых она до этого в глаза не видела.

– Я обнаружил, что предпочитаю, чтобы она встретилась с другими мужчинами после того, как мы поженимся, – ответил Марчмонт.

– Обнаружил, в самом деле?

– Зоя мне это пояснила, – сказал Марчмонт.

– В карете, – уточнил Лексхэм. – Когда вы были вдвоём.

Чувство вины разъедало Марчмонта, подобно серной кислоте.

– Где я сделал Зое предложение, – ответил Марчмонт. – Вопреки утверждениям моей тёти…

Лексхэм поднял руку:

– Жена рассказала мне о том, что произошло. Леди Софрония видит мир по-своему. Остальные из нас должны влачить тяжёлое бремя сомнений и неуверенности, в то время как она всегда знает наверняка. Все мы знаем, как тяжело переубедить леди в случившемся недоразумении. Ты вряд ли мог заставлять общество ждать, пока ты совершаешь этот геркулесов труд. Ты бы скорее управился с чисткой Авгиевых конюшен.

– Я перед ней в долгу за эту особую галлюцинацию, – сказал Марчмонт. – Когда я оказался с Зоей наедине… Думаю, достаточно будет сказать следующее – я понял, что не хочу, чтобы она выходила замуж за кого-либо, кроме меня. Она согласилась. Всё, чего мы хотим – Вашего согласия.

Пауза затянулась. Лексхэм оставил место за столом и прошёл к камину. Он встал там, глядя на каминную решётку, как он часто делал во время размышлений.