— Ты уверен, что мисс Пилгрим понравится наша музыка, Хуан? Ведь она так отличается от гитарного бренчания поп-групп у них в стране.

Дон Хуан взглянул на Ивейн, его тонкие пальцы поигрывали бокалом.

— Вы поклонница поп-музыки?

— Мне не довелось это выяснить, сеньор, — ответила девушка. — Время от времени в Санделл-Холл устраивали танцы, по этому случаю приглашался оркестр, но гости моих хозяев были не так уж молоды.

Он улыбнулся, и на какое-то странное, ошеломившее ее мгновение Ивейн показалось, что она словно вступила в глубину его темных-темных глаз и обнаружила в ней едва уловимый намек на зарождающееся сочувствие, почти симпатию.

— Думаю, мы можем быть уверены, Ракель, что моя воспитанница еще не растеряла достоинств невинности. Так что игра на гитаре Манрике Кортеса придется ей по душе.

Сердце Ивейн глухо стукнуло. Значит, сегодня вечером в обществе дона Хуана ей предстоит слушать игру молодого человека, который прозвал ее Ля Соледад, «Одинокая», — потрясающая новость!

Оранжерея была похожа на грот, наполненный полутьмой и запахами. Тоненькие лучики золотого солнечного света вырывали из темноты малиновые циннии, пальмы, маленький фонарик плода на лотосовом дереве. Здесь — убежище Ивейн, здесь она читала или просто блаженствовала, ничего не делая. В душе она с нетерпением ждала того момента, когда маркиз отведет ее к сеньору Фонеске. Ей так хотелось стать его ученицей, изучать искусство, литературу и все, что позволит ей начать собственную карьеру.

Если мысли о любви иногда и приходили Ивейн в голову, все они оставались какими-то неясными, смутными грезами. Было бы мило, думала она, чтобы кто-нибудь ее любил и страстно защищал, но тот, кому отводилась эта роль, был всего лишь неопределенной мечтой. Он мог так никогда и не появиться в ее реальной жизни, а даже если бы и появился — все равно карьера означала для нее хлеб насущный, главный интерес в жизни, возможность самостоятельно встать на ноги.

— Я как Галатея, — иногда говорила себе Ивейн. — Или Элиза Дулитл.

Последняя мысль заставила девушку улыбнуться: дон Хуан был совсем не похож на чопорного профессора. Это был испанский гранд, который стал ее опекуном просто для собственной забавы.

Ивейн совершала дальние прогулки вдоль прибрежных скал после отлива, собирала на пляже морских звезд и медуз. Крабы шуршали по песку, водоросли липли к босым ногам. Маленькая деревушка называлась Сан-Калис. Она любила смотреть, как рыбаки тянут свои сети, бродить по тенистым булыжным улицам, а потом как будто выныривать на слепящее солнце.

В воздухе висел дым от лесных пожаров, поля поливали особым способом с помощью ветряных мельниц, что тоже вносило свой вклад в знаменитый местный воздух. Остров лежал в море, скрытый от всего мира, на крутом обрыве виднелись руины старинного монастыря, и, когда много веков назад к острову близко подходили пираты, монахи защищали жителей пушечными выстрелами.

Во всем этом Ивейн видела особую прелесть. Она никогда не была городской жительницей и носилась по песку, наслаждаясь свободой, волосы ее развевались от ветра; она не сводила глаз с замка на скале, появившегося там, словно из сказки, любуясь его полукруглыми крепостными стенами, башенками, увенчанными зубцами, морской башней, узкие окна которой отражали солнечный свет.

Там сейчас работал дон Хуан, хозяин уединенного владения, утонченный, властный, надменный человек, который любит делать вид, что он вовсе лишен чувств и привязанностей. Ивейн хотелось узнать, где он повредил ногу, в Лиме? На днях зашел разговор о лошадях, и он сразу переменил тему. Значит, это было, когда он ездил верхом… может, поэтому в пустых и гулких замковых конюшнях жили только летучие мыши?

Ивейн вернулась в замок и обнаружила, что в ее отсутствие Маг привез ей подарки и уже уехал назад. На кровати лежали прямоугольные, квадратные, круглые коробки, они громоздились на стульях и креслах, и Ивейн принялась с нетерпением срывать ленты и оберточную бумагу, стремясь увидеть их содержимое.

Глаза девушки разбежались, руки утонули в невесомых белых, нежно-салатовых изысканных предметах туалета и белье, лежавших в серебряной коробке. Она гладила пальцами прохладный шелк, ласковую шерсть, мягкий плиссированный шифон платьев; разглядывала вечерние наряды из блестящего бархата, костюмы для пляжа, простые повседневные платья цвета солнца и всех оттенков зеленого и бронзового, которые так шли к ее медным волосам. Была здесь и обувь на все случаи жизни… и что-то еще в длинном ящике, который она даже не посмела открыть. Наконец она подняла его крышку и не поверила глазам.

Дрожащей рукой Ивейн коснулась медово-коричневого норкового манто… наверное, это какая-то ошибка? Дон Хуан ничего не говорил о мехах, однако ей прислали это манто, легкое как волшебный сон облачение для ее хрупких плеч.

Ивейн тут же накинула его и мгновенно оказалась перед зеркалом. Не в силах поверить, она смотрела на собственное отражение: Пилгрим в норковом манто, Пилгрим, служанка, наряженная как принцесса!

Румянец вспыхнул на светлой коже. Может быть, она не так поняла дона Хуана, может быть, он и не собирался делать ее своей воспитанницей? Манрике Кортес сказал, что о них ходят сплетни. Может быть, она невольно, из-за своей неопытности, позволила маркизу предположить, что в обмен на эти великолепные вещи она будет снисходительна к его требованиям, далеким от опекунства?

Ивейн сорвала манто, бросила его на кровать и выбежала из комнаты. Она так и мчалась всю дорогу, пока не оказалась перед дверью кабинета в морской башне, и сразу же постучала, чтобы не растерять присутствия духа и не передумать. Она должна сказать ему немедленно, что одежда слишком роскошна для нее, что на самом деле ей нужны простые, обычные платья. Она решила выяснить с ним отношения… она приличная девушка, она не из тех, расположение которых можно купить норковым манто!

Глубокий голос по-испански пригласил войти, Ивейн глубоко вздохнула, повернула ручку и вошла в круглую комнату. В первый момент она с трудом узнала стройную фигуру за огромным резным столом. На доне Хуане была шелковая рубашка с распахнутым воротом, волосы лежали в беспорядке, как будто он только что взъерошил их пальцами, дым темных сигар, которые он так любил курить, окружал его плотной завесой.

Ивейн всегда было не по себе в его присутствии, а теперь она нервничала еще больше, собираясь с духом, чтобы заговорить.

— Итак, вы наконец нашли дорогу в мою atalaya. — Дон Хуан поднялся и жестом показал, чтобы она садилась на ближайший стул черного бархата. — Это слово означает «сторожевая башня», потому что в былые времена сюда посылали наблюдателей, которые должны были сторожить остров от пиратских эскадр. — Дон Хуан сверкнул белозубой улыбкой. — История моей семьи всегда меня занимала, и сейчас я пытаюсь описать ее. — Он указал на груду рукописей на столе, на дневник в тисненой коже, на множество записных книжек, которые валялись раскрытыми по всему столу. — Это оказалось увлекательным занятием, потому что среди представителей рода де Леон были воины, ученые, пираты и поэты.

Ивейн смотрела на него, зачарованная смуглым прекрасным лицом; в белой шелковой рубахе, с взлохмаченными волосами, лорд был неотразим. Сердце ее колотилось… В жилах этого человека течет кровь предков-пиратов! Присмирев от его вида и этой мысли, девушка с трудом отвела взгляд и осмотрела кабинет. Он был довольно аскетичным помещением, если не считать стен, увешанных трофеями, ружьями и безделушками, свидетельствующими о весьма широких интересах владельца. Здесь были ацтекские маски, находки из разных мест и еще — кусочек серебра… видимо, первый серебряный слиток, который он нашел.

Она оглянулась и увидела, что дон Хуан, прищурившись, внимательно смотрит на нее сквозь клубы сигарного дыма.

— Мне привезли одежду… из Мадрида, — выпалила Ивейн.

— О, надеюсь, вам понравилось, — протянул он.