Выли сирены, кричали люди, с накренившегося борта обреченного увеселительного парохода в темную воду одна за другой падали спасательные шлюпки. Одна шлюпка перевернулась при спуске, и Ивейн Пилгрим задохнулась от резкого порыва ночного ветра, ворвавшегося в ее легкие. Стремительное падение — и морская вода сомкнулась над ее головой, девушка чуть не захлебнулась. Только благодаря спасательному жилету она вынырнула и закачалась на волнах.

Казалось, это мучительный ночной кошмар, от которого она никак не могла избавиться. Со всех сторон раздавались крики ужаса и отчаяния, и в то же время в ушах Ивейн все еще стояла музыка, под которую танцевали пассажиры в салоне на палубе. Приятная, сентиментальная мелодия, в такт которой она невольно притопывала ногой, а сердце ее замирало в ожидании партнера.

Но никто так и не подошел к Ивейн, которая, сняв очки, тихо сидела возле своей патронессы. Ее волосы были забраны в пучок, что так не шло ей, но очень нравилось миссис Санделл, которой врач посоветовал поехать в круиз по теплым солнечным морям. После придирчивого перебора ею всех домашних, честь быть сопровождающим лицом выпала Ивейн. Ивейн работала в доме Санделлов с пятнадцати лет, сначала няней ребенка, потом горничной раздражительной, состоятельной и поглощенной целиком только самой собой Иды Санделл. Желания беззаботной девятнадцатилетней девушки были ей совершенно незнакомы.

С самого начала путешествия предполагалось, что Ивейн будет всюду неотлучно сопровождать Иду Санделл.

— Ты благоразумная девушка, — заявила она скрипучим самодовольным голосом, — и знаешь свое место. Ты понимаешь, что тебе надлежит не участвовать в развлечениях и шалостях молодых людей твоего возраста, плывущих вместе с нами на корабле. Эти бездельники только и делают, что купаются в бассейне, флиртуют и танцуют.

Ивейн и мечтать не смела о романтической встрече во время круиза, однако охотнее предпочла бы поиграть во что-нибудь со своими сверстниками на палубе, чем читать миссис Санделл романы Джейн Остин. Насколько приятней было бы прогуляться по палубе с красивым молодым человеком!

Однако девушка с такой ничем не примечательной внешностью, в строгом платье и очках не привлекала внимания ни одного представителя мужского пола на всем пароходе. Вероятно, они считали, что она чересчур застенчива или слишком запугана своей массивной сварливой компаньонкой, чтобы составить им интересную компанию. Они и представить себе не могли, что под ее простым, непривлекательным платьем бьется молодое, горячее сердце, полное жажды приключений.

Приключения! Ивейн чувствовала, что сильное морское течение уносит ее все дальше и дальше от обреченного корабля. Что-то взорвалось в машинном отделении, в считанные минуты вода затопила корабль, бешеным потоком врываясь во все помещения и обгоняя жуткий вой сирен. «Все наверх! Всем занять места согласно билетам!» Вначале Ивейн была рядом с миссис Санделл, которая разом потеряла всю свою самоуверенность и впала в отчаянную панику. Вцепившись в свою шкатулку с драгоценностями и сумочку, она с силой отпихнула Ивейн, чтобы самой первой залезть в спасательную шлюпку. В сумятице Ивейн потеряла свою хозяйку из виду, а когда лодка перевернулась, она услышала чей-то крик, и ей показалось, что это голос миссис Иды Санделл, которую всю жизнь так нежили, и которую катастрофа на корабле теперь бросила в жестокую пучину.

Ивейн беспомощно качалась на волнах, вспоминая все случившееся и с ужасом осознавая, что, кроме нее, никто больше не всплыл на поверхность. Крики с корабля доносились до нее все слабее, а вскоре только мертвая черная тишина обволакивала ее. Днем вода казалась синей, теплой, но сейчас она была холодной, и девушке казалось, что все тело коченеет, и жизнь вот-вот покинет ее.

«Надо кричать, — подумала она. — Что-нибудь крикнуть».

— Люди! — Каким жалким был этот возглас в гулкой тишине ночи! — Лю-у-ди!

Никто не откликается, никто ее не слышит! Ее, такую легкую, течение все дальше относит от корабля, и пассажиры уже не услышат ее! Скоро она окажется совсем одна посреди океана, где-то между скалистым побережьем Испании и северным берегом Африки.

Эта мысль ужаснула Ивейн. Одиночество всех последних лет словно навалилось на нее в безлюдной пустоте, в которой она плыла, несомая течением чужих морей. На нее нахлынули воспоминания прошлого… мельчайшие подробности… Правду говорят, что, когда тонешь, перед тобой в минуту проходит вся жизнь.

Ивейн Пилгрим была родом из местечка под названием Комб-Сент-Блейз в Сомерсете. Там на болоте стоял большой валун, который называли Черным Ангелом, и ребенком она любила играть возле него, собирая полевые цветы, чтобы принести их домой отцу, леснику. Мать Ивейн умерла при ее родах, и девочка любила рослого, сильного мужчину с темно-огненной гривой волос, который называл ее бельчонком и никогда не отказывался поиграть с ней на вершине холма в большом парке, принадлежавшем семье Санделлов.

Она знала, что приходится Санделлам дальней родственницей со стороны матери. Порой, ранним утром, когда дамы и господа выезжали поохотиться на болота на рыжих лисиц, девочка слышала звуки охотничьего рожка. Из-за этих-то лисиц Ивейн и ненавидела Санделлов. Все они казались ей чужими и бессердечными, и она надеялась, что ей не придется работать на них, как приходилось делать ее отцу.

Ах, чудесный Сомерсет, летние земли, как называл их отец Ивейн. Не было ни одного цветка в болотистых полях, названия которого он бы не знал и не передал дочери, он мог подражать голосам всех птиц, обитавших там.

Ивейн уже дрожала в ледяной воде. Так дрожала она в темной часовне во время похорон отца. Полный жизни, веселый, энергичный — и вот он погиб от удара копыта лошади одного из охотников, гостивших в господском доме. Теплый звук его родного голоса смолк навсегда.

Кто-то из соседей вплел девочке черный бант в волосы — волосы цвета осенних листьев, как говорил отец, — прямые и тонкие, как дождь в лесу.

После похорон никому не пришло в голову утешить сироту лесника, никто не приласкал ее, не обнял. Девочку, онемевшую, оцепеневшую, с застывшими в груди слезами, отвели в дом на холме и поселили в маленькой комнате под крышей, а на следующий день она начала работать — в детской, которую тогда занимали двое малышей, дети сына Иды Санделл.

Как быстро, как разительно все изменилось! Ивейн, которая еще вчера свободно резвилась на вересковой пустоши, сегодня должна была слушаться приказаний Санделлов. Через несколько месяцев Ида Санделл постепенно начала пользоваться услугами девочки в качестве своей личной горничной. Потом Ивейн вспомнила Охотничий бал, который Санделлы устроили через год после смерти отца. Приезд гостей, бесконечные часы, проведенные в хлопотах вокруг хозяйки, когда она причесывала Иду Санделл или помогала ей одеваться, а потом, сидя на ступеньках лестницы, ведущей на ее чердак, слушала музыку, доносившуюся снизу, и лелеяла свои юные, несбыточные мечты.

Подросшая Ивейн могла бы, конечно, уехать в город и найти там работу, но что она умела, кроме того, как подавать подносы, штопать белье, прогуливать собак Иды, читать ей вслух романы и чесать пятки, когда та лежала на шезлонге?

Она могла бы уехать… и вот теперь так и вышло… мерно качаясь на волнах в спасательном жилете, замерзшая, напуганная, она со страхом вглядывалась в темноту, обступавшую ее со всех сторон. Она потеряла очки, которые носила по настоянию Иды Санделл, волосы разметались за ней на поверхности моря, простенькое бежевое платьице прилипло к худому телу. Она чувствовала, что начинает задремывать, балансируя, как ребенок, на границе яви и сна.

Скоро ли он придет, тот сон, от которого Ивейн уже не пробудится? Скоро ли она снова сначала зыбко, а потом отчетливее увидит высокую фигуру человека, который когда-то брал ее на руки, укачивал и говорил на ухо, что когда-нибудь у нее будет свой замок, и она станет в нем принцессой, как Рапунцель с длинными волосами цвета опаленной осенней листвы? Интересно, подумала Ивейн, будет ли ей больно… Волны убаюкивающе плескались вокруг, и в ночи она слышала только тихий пульсирующий звук, который был, конечно, биением ее собственного сердца… Оно громко стучало в ушах, становясь все громче и громче, до тех пор, пока, наконец, все вдруг не оказалось залито ослепительным, как молния, белым светом, и яркий луч выхватил ее из тьмы.