Мы остановились в Туркестане, в городе на краю пустыни Кызылкум, чтобы посетить самое значительное сооружение Казахстана — увенчанный бирюзовым куполом мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави, первого великого мусульманского святого тюркского происхождения. Это на редкость красивое и величественное здание, как внутри, так и снаружи. У главного купола — возможно, самого большого в Центральной Азии — пятьдесят два ребра, символизирующие недели года, а фриз выложен плиткой четырнадцатого века. Болтая с девушкой-экскурсоводом, я вдруг понял, что больше не думаю о поездке как о путешествии из Лондона в Нью-Йорк. Я даже не воспринимал ее как поездку по Казахстану. Я просто жил сегодняшним днем: мчался себе по дороге, смотрел на пролетающий мимо мир и встречался с новыми людьми. Забыть о путешествии в целом и жить здесь и сейчас — это было огромным облегчением.
После посещения мавзолея нас пригласил на обед местный начальник по делам туризма.
— Помнишь, что сказал нам тот парень Грэхем, которого мы встретили в гостинице в Атырау? — прошептал я Чарли, когда мы уселись перед тарелками с каким-то трубчатым куском мяса, нарезанным на мелкие ломтики. — Он посоветовал следить за тем, что мы едим, потому что запросто может попасться конский член.
— Что?..
— Да ты сам посмотри: что-то толстое нарезали кружочками. Очень смахивает на конский член, о котором предупреждал Грэхем.
Чарли неторопливо откусил кусочек.
— Это называется взять в рот член… — Мы оба захихикали, и как раз в этот момент в комнату зашли местные чиновники. — Вот дерьмо, — ругнулся Чарли, — они видели, что мы тут вовсю дурачимся…
— Лучше положи его назад, — сказал я. — Черт, я уронил член. Надо положить его назад, пока… И не бери его в…
— Да ладно тебе. Это всего лишь конина, из которой сделали колбасу, так что казахи не обидятся. Хотя я все-таки заметил тонкую вену прямо посередине кусочка.
— Ага, и в твоих руках это стало немного больше, чем на тарелке, — ты не заметил? Он разбух чуток, когда ты его взял.
Мы так и не узнали, что это за странное мясо было, однако обедом в целом остались довольны — он прошел быстро и все было вкусно. Затем нам предоставили полицейский эскорт, превзошедший все предыдущие. Мы уже привыкли обгонять машину сопровождения, если она не съезжала на обочину на окраине города, однако с этой полицейской «Ладой» подобное оказалось невозможным. Заставляя встречные машины уступать нам дорогу, ее водитель несся вперед на скорости сто десять километров в час. Одного ряда ему было мало. Он вихлял с одной полосы на другую, буквально выдавливая машины с пути. Грузовик, мотоцикл, «Лада» или «Mercedes-Benz» — неважно, кто это был — уступать полицейскому Должны были все. Это было полнейшим безумием, в особенности если учесть размеры мотоциклов — мы вполне могли бы добраться до Чимкента, не сгоняя с дороги подряд весь транспорт. И еще это страшно действовало на нервы. Едва ли не каждые пять минут возникала угроза лобового столкновения. Позже мы узнали, что водитель беспокоился о нас — хотел, чтобы мы оказались в Чимкенте засветло.
В Чимкенте нам показали козлиное поло — национальную игру, в которую играли на специально оборудованной площадке и которая привлекала команды из таких далеких от Казахстана стран, как Швейцария и Швеция. В игре принимают участие две команды, в каждой по четыре всадника, одетых весьма колоритно: большие шляпы и кожаные сапоги. Они дерутся за обезглавленную тушу козла. Под звуки народной музыки, ревевшей из репродукторов, игроки хватали тридцатипятикилограммовую тушу, закидывали ее себе на лошадь, скакали через поле и пытались забросить этот труп в ворота противника. Судя по всему, правилами разрешалось все — большую часть матча игроки пытались скинуть друг друга с лошадей. Зрелище было просто феноменальным, главным образом благодаря потрясающему мастерству верховой езды, которое демонстрировали казахи. После матча они показали нам другую игру, казахскую версию «Поцелуя навылет», в которой мужчина скакал за женщиной, и каждый раз, когда ему удавалось ее поцеловать, поднимал свою шляпу. Потом они развернулись и поскакали к нам, по длинной дорожке стадиона, и на этот раз шляпу поднимала женщина — каждый раз, когда ей удавалось хлестнуть мужчину. Потом казахи спросили, не хотим ли мы покататься верхом. Наша страховка этого не предусматривала, однако я рассудил, что езда на лошади на небольшой дистанции всяко безопаснее мотогонок по бездорожью. Да и разве можно было упустить такую возможность! В мгновение ока я оказался на лошади, Чарли тут же последовал моему примеру. Мы поскакали по дорожке — длинному прямому участку, засеянному травой и обсаженному деревьями, — привыкая к высокому седлу. В конце дистанции я остановился и развернулся, поджидая Чарли.
— Давай обратно наперегонки! — прокричал я, подобрав поводья и пришпорив пятками своего коня.
Лошади у казахов оказались потрясающими, гораздо здоровее и быстрее всех, на которых я прежде ездил. Я вырвался вперед и надеялся, что обгоню Чарли. Но через некоторое время рядом показалась лошадиная голова: Чарли меня догонял. Мы мчались бок о бок, пихаясь локтями и плечами. Чарли и не думал сдаваться. Он жаждал быть впереди, даже ценой сердечного приступа. Мы скакали так близко, как мне еще никогда не доводилось, и достигли финиша грива в гриву. Ничья. Я посмотрел на Чарли — его лицо озаряла улыбка Чеширского Кота. Было так здорово. Незабываемый момент.
Мы покинули ипподром и въехали в Чимкент. Как обычно, нас встречала делегация: несколько местных сановников и девушки в национальных платьях, держащие подносы с кумысом (на этот раз из молока кобылиц) и лепешками. Мы только закончили обмениваться рукопожатиями и уже залезали на мотоциклы, когда подкатил какой-то парень на «Урале». В кожаной куртке, джинсах, солнцезащитных очках и звездно-полосатой бандане — одна из звезд располагалась точно посреди лба, — он выглядел заправским байкером. Его мотоцикл, извергавший черный дым, был оснащен высоким рулем, как у чоппера. Остановившись, он поднял правую руку, показал нам средний палец, спрыгнул с «Урала», доверив его подержать прохожему, а не воспользовавшись подножкой, и выхватил фотоаппарат. Это была профессиональная камера папарацци, которую мне доводилось видеть весьма часто, с длиннофокусным скоростным объективом. Он несколько раз щелкнул нас, посмеиваясь при этом. Мы с Чарли вскочили на мотоциклы и понеслись. Папарацци пустился в погоню, мчась за нами по улице. Поравнявшись с Чарли, он отпустил руль и выудил из сумки сбоку мотоцикла свой фотоаппарат. Нащелкав еще пару десятков кадров, он прокричал: «Неплохо, неплохо, неплохо», — и смотался. Нам только и оставалось, что восхититься его техникой.
Чарли: Назавтра мы выехали из Чимкента рано утром, намереваясь добраться до Алматы (до нее оставалось семьсот двадцать километров) как раз к первому дню рождения дочери Эрика. Славный выдался денек. Ландшафт совершенно изменился. После нескольких дней езды по открытым равнинам мы теперь мчались по долинам, холмам и сочным полям с произраставшими кое-где деревьями, под безоблачным голубым небом, навстречу Тянь-Шаню — горной цепи с заснеженными вершинами, простиравшейся через весь горизонт, отделяя Казахстан и Киргизстан от Китая и образуя одну из самых протяженных границ в мире, — воздух пахнул потрясающе, и я чувствовал себя великолепно. Нет, не зря мы все-таки затеяли это путешествие.
Поездка была долгой, и на последнем отрезке пути пришлось бороться с усталостью — веки наливались тяжестью, мозг цепенел. Мы целый день ехали за или перед полицейской машиной с включенной мигалкой, которая достала нас обоих. Мы проделали весь этот путь вовсе не для того, чтобы с нами тут носились как со звездами.
Каждый раз, когда мы останавливались отдохнуть, полицейский вылезал из машины и не давал прохожим подходить к нам и задавать вопросы. И я видел, что Юэна это просто бесило.
— Блин, да для чего же мы вообще сюда приехали, — кипятился он. — Я так надеялся пообщаться с простыми людьми, ответить на их вопросы, а они бы пусть отвечали на наши. Черт! Черт! Черт!
