К вечеру мы почти все время ехали по золотистому песку, и ноги у меня вновь подкашивались от постоянного стояния на пегах. Чарли хотел переночевать в гостинице.
— Я хочу по-человечески помыться, — умолял он.
Однако нам так и не удалось доехать до Аральска, как намечалось, и мы заночевали в пустыне в развалинах каких-то глиняных лачуг. Чарли разогрел на ужин продукты в вакуумной упаковке: ланкаширское рагу для себя и чили кон карне для меня и Клаудио. Под щебет птиц и жужжание комаров мы жадно поглощали ужин, наблюдая, как заходит солнце самого трудного доселе дня езды.
Чарли: Следующий день выдался не лучше. Я проснулся и обнаружил, что рядом со мной спит некое человекоподобное создание. Место, куда Юэна укусил комар, распухло, и огромная шишка расползлась у него от лба до переносицы, из-за чего мой друг стал смахивать на неандертальца. Не лучше выглядели и его руки: все красные и распухшие, испещренные комариными укусами. Несколько часов спустя я посочувствовал ему еще больше, поскольку бедняге уже во второй раз попал в глаза бензин. К счастью, на этот раз моей вины тут не было. Когда Юэн закончил наполнять бак, насос не отключился. Бензин брызнул ему прямо в лицо, глаза и уши. А еще говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает.
Дорога в то утро была такой же отвратительной, как и прежде. По-моему, она уже не могла стать еще хуже, даже если бы подверглась бомбардировке. Что-то обещанные всего лишь тридцать километров ужасных дорог затянулись, подумалось мне. Вот уже более ста пятидесяти километров мы ехали по чудовищной поверхности, частенько дорога превращалась в пять-шесть параллельных троп, и всюду грязь да трясина. Мы целые дни проводили, стоя на пегах, маневрируя меж рытвинами, проталкиваясь через лужи. Я уж и забыл, когда нам в последнее время попадались участки, где можно было сесть на мотоцикл и просто поехать.
Сказывалось также и то, что предыдущей ночью я плохо спал. Мы встали слишком близко у дороги, и я был убежден, что наши мотоциклы украдут. Где-то в полшестого утра я услышал действительно громкий звук приближающейся машины. Она как будто неслась по степи и вот-вот должна была врезаться в нашу палатку. Я расстегнул входной клапан, выбрался наружу и огляделся. Ничего не было видно. Сбитый с толку, я забрался обратно и застегнулся. Но стоило мне улечься, как я снова услышал рев машины. Я вновь вскочил и выглянул наружу. Там по дороге действительно ехала машина. Но очень медленно, издавая оглушительный грохот, потому что у нее отвалилась выхлопная труба.
Утешали нас только два обстоятельства: во-первых, хорошо, что мы поехали на BMW — теперь-то я убедился, что КТМ наверняка столкнулись бы с трудностями, а во-вторых, что касается Монголии, там мы изначально установили норму сто тридцать — сто шестьдесят километров в день ежедневного пробега. И хотя мы недооценили трудности езды по территории Казахстана, однако вчера мы смогли покрыть четыреста с лишним километров. Это вселяло надежду на то, что мы сможем наверстать упущенное время в Монголии. Дороги там уж точно хуже не станут. Это просто физически невозможно.
И к тому же сквозь сумрак всех тревог пробивался один луч солнца: Клаудио. Его мастерство вождения мотоцикла оказалось просто поразительным, вопреки всем законам природы. Без какой бы то ни было подготовки, имея за плечами лишь опыт вождения мотороллера, на самых опасных участках он вгонял нас с Юэном в краску стыда. Снова и снова, когда мы осторожно преодолевали препятствие, Клаудио заснимал нас в падении. Затем он как ни в чем не бывало убирал камеру, садился на мотоцикл, давал газ и как бы между делом брал то же самое препятствие — быстрее и спокойнее, чем это удавалось мне и Юэну. Ох, и злились мы на него в такие моменты!
Где-то к обеду мы добрались до Аральска и теперь ехали там, где когда-то — двадцать пять лет назад — проходила береговая линия. Того, что некогда было четвертым в мире по величине внутренним морем, даже не было видно. Аральское море начало мелеть и высыхать еще в шестидесятые годы, когда коммунисты надумали забирать воды Сырдарьи и Амударьи для орошения хлопковых плантаций и овощных полей Узбекистана и других частей Казахстана. Без основного источника питания Уровень воды резко упал, и само море превратилось в два озера значительно меньших размеров, вода в которых в три раза солонее морской. Она непригодна для питья, а некогда обильные поголовья осетра, плотвы, карпа и другой рыбы вымерли. Когда-то Аральск был оживленным морским портом, городом, где процветала судостроительная и рыбная промышленность. Теперь же это весьма захудалый городишко, в промышленном отношении полностью зависящий от железнодорожной станции. Единственным признаком его морского прошлого был ряд ржавеющих рыболовецких траулеров, лежавших на песке словно выбросившиеся на берег киты, а моря тут даже не было видно — оно было где-то за горизонтом.
Мы продолжили путь, даже не остановившись на обед. Довольно скоро после Аральска грязь кончилась и впервые за три дня мы опять поехали по асфальту. Я так обрадовался, что слез с мотоцикла, лег на дорогу и поцеловал ее. Еще бы — такое облегчение! Мы по полной воспользовались улучшившимися условиями, мчали вовсю — при том, что температура резко упала и из-за прошедшего ливня поверхность пыльной дороги стала скользкой и опасной, словно ледяной каток. В пяти-десяти пяти километрах от Кзыл-Орды на моей приборной панели загорелась желтая лампочка. Это означало, что топливо подходит к концу, и я решил, что сегодня до города добраться нам не суждено. Мы мчались, молясь о том, чтобы бензин не кончился, ибо нам не улыбалась перспектива стоять в холоде ночью, под дождем, дожидаясь топлива. Через полтора часа мы с Юэном уже входили в фойе гостиницы. Мы все-таки сделали это!
— Я вымотался до предела, — признался Юэн. — Теперь я не смог бы проехать и километра, хоть режь меня.
Мы оставили за спиной почти шестьсот пятьдесят километров и были истощены как физически, так и морально. Меня просто трясло, пока я ожидал возможности пройти в свой номер, и я был вне себя от радости, что не надо будет снова ночевать в степи. После сорока восьми часов пыльных дорог я жаждал уединения. И больше всего на свете хотел принять душ. Я стоял под струями горячей воды целых полчаса и три раза мыл голову, а потом медленно отходил в сторону, наблюдая, как в сливном отверстии исчезает бурая вода, оставляя на стенках ванны пену из масла, грязи и пота.
Юэн: Меня разбудили лучи солнца, ворвавшиеся в мой номер. Я отдернул занавески. Утро было морозным, но день явно обещал быть погожим. Я немедленно почувствовал себя гораздо лучше, чем прошлым вечером. Сегодня нам предстояло одолеть шестьсот пятьдесят километров, и я не мог дождаться, когда же вновь сяду на мотоцикл. Погода сильно влияет на мое настроение. Мне не по себе в холод, но если сухо и тепло, то я готов ко всему.
Естественно, из города нас сопровождал непременный полицейский эскорт, однако это было весьма кстати — по крайней мере, уж точно не заблудимся. Мы вновь ехали по асфальту, со скоростью сто тридцать километров в час, и это была просто фантастика. За всю неделю я не чувствовал себя лучше — пел, болтал сам с собой, просто смеялся. Ландшафт изменился. Местность по-прежнему была совершенно плоской, однако пустыня сменялась более плодородными равнинами, то здесь, то там оживлявшимися кипарисовыми деревьями. Мы проехали мимо юрты — первой, которую увидели, поэтому не преминули ввалиться в нее. Она была весьма живописно украшена внутри яркими цветными тканями, однако там немного воняло.
— Наверное, у них там и верблюды спят, — заметил Чарли.
Мы попили чаю и вновь сели на мотоциклы, горя Желанием двигаться дальше.
Именно в такие моменты я просто радовался жизни. Хорошие дороги, прекрасная погода, замечательные мотоциклы — так вперед! шишка на лбу прошла, и я чувствовал, что выдержу все, что бы на нас ни свалилось. Мы проехали мимо знака: «До Алматы 1000 километров». Теперь это уже казалось сущим пустяком. Два дня непринужденной езды. Я включил на своем плеере «Beaties» и поехал под их музыку. Когда они заиграли «Длинную извилистую дорогу», я сразу вспомнил о жене и детях и стал подпевать. Под слова песни, звучавшие в шлемофоне, я чувствовал себя потрясающе.
