Шахта оказалась гораздо больше, чем я ожидал. Она включала в себя десяток зданий и несколько шахтных стволов, всю территорию покрывала сеть ленточных конвейеров. Нас уже поджидал Владимир, Властелин Водки, с сонным взором и распухшими руками. Он собирался провести экскурсию. Первой остановкой был грузовой двор, где загружали углем вагоны и грохот был просто оглушительный. Затем Владимир повел нас внутрь. Мы прошли в пустую приземистую контору, длинную и узкую, с пустым столом и огромным портретом какого-то политика на стене. Заявив, что никто из посторонних, кроме меня и Чарли, в эту комнату никогда не входил, Владимир запер дверь. Я гадал: что за фигня тут, интересно, у них творится? Владимир уселся за стол и с улыбкой откинулся в кресле. Мы даже не знали, что и делать. Затем до нас дошло. Он хотел, чтобы мы сфотографировали его за столом. Это был его офис, и Владимир всего лишь хотел, чтобы мы посмотрели, как он работает.

Чарли: Владимир отвел нас в облицованную кафелем раздевалку и вручил шахтерское снаряжение. Белые льняные длинные панталоны и нижняя рубашка, темные брюки и куртка из габардина, сапоги и каска.

— Это чтобы не заляпать нашу одежду кровью, когда они будут мочить нас внизу, — пошутил Юэн.

Я подумал, что мы выглядим, как официанты в индийском ресторане.

— Все-таки немного смущает, что все эти шахтеры на нас пялятся, — заметил Юэн. — Мы для них лишь бездельники-туристы, спускающиеся забавы ради, а они тут работают шесть дней в неделю. Из года в год, и так двадцать лет, чтобы потом получать пенсию, которой едва ли хватит для оплаты телефонного счета.

— Да уж, иной раз просто в голове не укладывается, когда видишь, каким образом некоторые люди вынуждены зарабатывать на жизнь, — отозвался я.

— Как мне эти кальсоны? — с улыбкой осведомился Юэн.

— Этот новый шлем идет к моим глазам? — подхватил я.

Наши шуточки были прерваны бригадиром. Он что-то сказал по-русски, изобразив, будто пишет на ладони.

— Спрашивает ваши имена, — перевел Сергей. — Чтобы знать, что написать на крестах, когда будут вас хоронить, — добавил он с притворно бесстрастным видом.

— Очень мило, — нервно ответил Юэн.

— Прекрасное чувство юмора, — добавил я.

Мы протопали к клети подъемника, громко стуча по каменному полу сапогами, на подошвах которых имелись железные вставки, звук отражался от кафельных стен. Для Юэна, который играл йоркширского шахтера в фильме «Дело — труба», процедура была вполне знакомой.

— Когда заходишь в лифт, дверь закрывается, и ты просто начинаешь падать — ощущение очень странное, — объяснял он. — В этот момент наваливается клаустрофобия. Надеюсь, я не опозорюсь и не начну громко орать: «Помогите! Выпустите меня!»

Но в этой шахте был не лифт, а клеть на рельсах, которая спускалась в забой по очень крутому скату почти в полтора километра длиной.

— Не высовывайте руки из вагончика! Главное, не высовывайте руки! — громко воскликнул Сергей, когда двери с лязгом закрылись.

— Представляю, какой вид был бы сейчас у моего агента, прокричал Юэн, когда бригадир отпустил тормоз, — если бы она видела…

Клеть понеслась в глубь земли с таким ревом, словно это был реактивный истребитель. Скорость возросла, и, сидя впереди хлипкого вагончика, вперясь взглядом в тьму, с заложенными ушами, мы цеплялись из всех сил. Клеть наклонилась вперед, когда уклон стал круче, и через шесть минут мы с толчком остановились.

Шахта эта, как нам сказали, когда-то славилась на весь Советский Союз — такой замечательный уголь там добывали. Советские чиновники даже переименовали город в Антрацит, дабы увековечить заслуги шахтеров. Однако под землей шахта оказалась просто невероятно примитивной. Несколько десятков человек толкали по рельсам десятитонные вагонетки с углем. Освещение совершенно отсутствовало, если не считать фонарей на касках шахтеров. Стены и крыша тоннеля повсюду осыпались. В Западной Европе такую шахту давно бы уже закрыли, на Украине это было в порядке вещей. Чумазые шахтеры были одеты так же, как и мы, разве что у толкавших вагонетки имелись кожаные наплечники и налокотники. Вентиляции не было, и из-за нехватки кислорода мы совершенно выдохлись уже через сорок минут, в то время как шахтеры в тех же самых условиях выдерживают шестичасовую смену. Поднявшись на поверхность, мы прошли в душевую с грязным, черным каменным полом, протекающими трубами и треснутым кафелем. Повсюду царила разруха. Я вспомнил сельскую местность на Западной Украине — и тут мы тоже словно бы попали в девятнадцатый век. Невероятный, потрясающий упадок царил здесь, в совершенно ином мире, находящемся столь близко от нашего дома.

Юэн: Мы вернулись в дом Игоря, где Галя приготовила обед. Снова пир горой. Снова толпа ошивающихся качков. И снова продолжительные серии водочных тостов.

— Мы всегда будем вспоминать Украину с огромной любовью, — провозгласил я, высоко подняв стопку с водой. — Мы пьем за вас, и спасибо вам за все.

Поднялся Игорь и произнес длинную речь, закончив ее тостом.

— Они очень рады, что им выпала возможность познакомиться с вами, — кратко перевел Сергей.

Я узнал молодого парня в черном костюме в тонкую полоску с очень выразительным лицом, которого мы встретили вчера, когда познакомились с Владимиром-милиционером. Тогда на нем был рабочий комбинезон и он сидел за рулем старого проржавевшего фургона. Теперь же этот парень в безукоризненной одежде присутствовал на обеде у Игоря. Он произнес речь, объяснив, что накануне спешил в больницу. Этой ночью, когда наша оргия с водкой и стрельбой была в самом разгаре, у него родился сын.

— Я всегда буду помнить вас, потому что встретил в тот же самый день, когда впервые увидел своего сына, — сказал он. Это немедленно отметили еще одним залпом водки.

Позже, когда мы в гараже загружали мотоциклы и раздавали автографы, он подошел и рассказал мне, что пять лет воевал в Афганистане. А потом задрал пиджак и показал пистолет, который прятал под своим элегантным костюмом.

— Да уж, — только и сказал я, — здорово.

Тут объявился один из вчерашних амбалов. Как выяснилось, этот спокойный и самоуверенный парень был фанатиком дзюдо и карате. Он достал из недр своей одежды два красивых амулета и подарил их нам с Чарли. Вложив одну из цепочек с кулоном мне в руку, он сжал ее. На ощупь цепочка была теплой, похоже, ее носили на шее довольно долгое время.

— Это тебе, — сказал он на ломаном английском. — Это тебе на удачу, потому что ваше путешествие такое долгое и такое длинное.

Церемония прощания заняла у нас около получаса. Пришлось обниматься и целоваться со всеми родными, друзьями и компаньонами Игоря. Дети упрашивали разрешить им посидеть на наших мотоциклах, а дочь Игоря и три ее подруги захотели взять автографы. Наконец Игорь вручил нам свои фотографии: этакий безупречный джентльмен в черном костюме, черной рубашке и черном же шелковом галстуке в тонкую белую диагональную полоску.

— Вы в каком месте границу пересекаете? — спросил он. — Сейчас позвоню, и никаких проблем у вас не будет.

Мы взобрались на мотоциклы и рванули. Когда мы выехали из владений Игоря, я вздохнул с облегчением.

Все обошлось.

Мы неслись по дороге, вопя во все горло, дабы высвободить сдерживаемое целые сутки напряжение.

— Елки-палки, Чарли, — кричал я по рации, — я так толком и не врубился, у кого же в гостях мы все-таки побывали, и отчасти мне это даже понравилось. Но скажи, все-таки клёво наконец убраться оттуда?

Однако я рано радовался. Когда мы достигли окраины Антрацита, я заметил, что за нами следует один из амбалов Игоря. Тот самый невозмутимый тип со сломанным носом, сидевший за рулем машины с тонированными стеклами.

— Вот блин! — воскликнул я. — Чарли, что ему надо?

Мой мозг лихорадочно работал. Все было как в кино. Сперва они поили и кормили нас, а теперь преследуют на окраине города. Кто знает, что будет дальше?