Мастер развернул кусок холстины на зеленой плитке пола и принялся за работу.
Сначала он расчертил центральный медальон. Затем были нарисованы шестнадцать наружных розеток, а потом — задник. Для укладки маленьких вырезанных вручную кусочков мозаики на центральный медальон муалемпользовался пинцетом.
Мастер был настолько опытным, что выложил все пять тысяч кусочков вверх ногами, и у него не возникло никакой необходимости разгибаться и сверяться с чертежом. Его руки двигались со скоростью света, выбирая необходимые фрагменты из заранее разложенных кучек и вставляя их на место. Я спросил его, как он так ловко работает, не видя цветов.
Он ответил:
— Только слепой знает слабость зрения.
Пока работа над фонтаном продолжалась, в библиотеке из кедровых досок было приготовлено двести пятьдесят метров полок. От кедра шел упоительный аромат. Запах заполнил собой всю комнату. Рашид и четыре его помощника разделись до нижнего белья и надели повязки на рты. В помещении было столько опилок, что любой привлеченный ароматом кедра человек мог запросто ослепнуть в опилочной метели.
Сторожа беспокойно ходили снаружи взад и вперед. Они до сих пор волновались оттого, что я привез сюда проклятые кедровые доски, и возмущались, что на этот раз хозяин не пошел у них на поводу. Конечно, теоретически доски могли быть битком набиты джиннами, однако никаких признаков их присутствия там обнаружено не было. И дом наш все еще благополучно стоял на месте.
Единственным способом выдержать нараставшее напряжение было на время убегать из Дар Калифа. Я все больше и больше времени проводил в центре города: работал, сидя в кафе, наблюдал людскую суету. Камаль знал, где меня найти — в кафе «Риалто» напротив кинотеатра. Я полюбил густой, как смола, кофе с запахом миндаля, который там готовили.
Как-то раз Камаль припарковал джип рядом с кафе и подошел к моему столику. Ему только что стало известно о плане гангстеров отобрать у нас Дом Калифа. Он сел за столик и начал доставать из папки разные бумаги. Мы обсуждали размер опасности, когда к нам подошел полицейский в форме. Блюститель закона махнул рукой, показывая на джип.
— Почему это здесь? — спросил он.
Я всегда ругал Камаля за то, что он паркует автомобиль в запрещенных для стоянки местах.
— Мы сейчас уедем.
— Я не о машине, — с гневом отреагировал полицейский на мои слова. — Я говорю об эмблеме. Каким образом она оказалась у вас?
Он показал большим пальцем на наклейку на ветровом стекле возле места водителя. Наклейка выглядела официально: на ней была изображена зеленая пятиконечная марокканская звезда на красном фоне.
— Откуда у вас знак начальника полиции?
Камаль вскочил со стула и направился к машине.
— Если хочешь узнать, откуда у меня эта эмблема, — нагло заявил он, — выпиши мне штраф.
Полицейский грыз кончик шариковой ручки.
— Ну, давай, выпиши мне штраф! — прокричал Камаль.
— Немедленно уберите отсюда машину, или я отведу вас в участок, — сказал полицейский.
— Выпиши мне штраф, трус! Тебя мигом переведут в Сахару, ты и глазом моргнуть не успеешь!
Я наклонил голову, чтобы заплатить по счету. Когда я разогнулся, полицейского уже не было.
— Куда он делся?
— Он убежал.
— У тебя что, родственники в полиции?
— Нет, я купил эту эмблему на базаре за доллар.
Графиня де Лонвик позвонила мне сразу же по возвращении с Карибских островов. Она сказала, что особняк ее дочери на Мартинике очень симпатичный, но невыносимо сырой. Самым приятным моментом любого путешествия, по ее мнению, является тот, когда вы снова переступаете порог своего дома.
Я сообщил ей, что открыл действительную причину, по которой мой дед каждый месяц посещал Касабланку.
— Разве он приезжал не затем, чтобы купить кофе? — спросила графиня.
— Нет, — ответил я. — Он выполнял обещание, данное своему другу, франкмасону.
Мне показалось, что я услышал, как шуршит жемчуг на другом конце провода.
— Вы узнали о Хусейне Бенбрахиме?
— Да, узнал. А вы всё знали и не сказали мне. Почему?
— Хоть я сама и не состою в масонах, — ответила графиня, — но уж если обещаю кому-нибудь хранить секрет, то не открываю рта.
Утром, через несколько дней после этого разговора, я обнаружил Рашану, бессильно опустившую голову на кухонный стол. Тимур был рядом на полу, он орал во все горло.
— Я сошла с ума от твоих обещаний, — сказала Рашана чуть слышно, не поднимая головы. — Я заперта в этом сумасшедшем доме, в твоем сумасшедшем доме, в твоих безумных фантазиях!
Жена подняла голову и посмотрела сквозь меня.
— Ты сам убегаешь отсюда — ты проводишь все дни в своих прокуренных кафе, где восседают «настоящие» мужчины.
— Я исследую жизнь, — сказал я, защищаясь.
— Ну так я тоже хочу исследовать жизнь!
Я не нашел другого выхода, кроме как пообещать Рашане, что найду ей помощницу. Бедняжку уже тошнило от склок, которые постоянно устраивал многочисленный персонал, нанятый для того, чтобы облегчить нашу жизнь. Почти все ее время было занято разбирательством ссор и споров между кухаркой, няней, горничной, садовником и сторожами. Теперь моей жене нужен был кто-то, кто стал бы ее правой рукой, чтобы держать всех остальных в узде.
Я надеялся, что Рашана отвлечется на что-нибудь другое, как это обычно с ней случалось, и что мы продолжим жить, как жили раньше. Прошло много дней. Я старался отвлечь жену, но тщетно. Каждый раз, когда она выходила из себя, она требовала свободы, требовала снять с себя оковы Дома Калифа.
Ариана любила, уложив свою любимую куклу с оторванными конечностями в корзину из плетеных ивовых прутьев, сидеть со сторожами до конца их работы. Она могла часами играть рядом с ними, слушая весь репертуар историй — о чести, храбрости и мести, заимствованный ими из арабского эпоса. Через несколько недель пребывания в Марокко малышка научилась болтать по-французски и стала немного понимать по-арабски. Несмотря на совсем юный возраст, она превратилась в бесценного переводчика. Иногда Ариана тянула за собой в сад маленького Тимура, где они оба мешали сторожам заниматься чем бы то ни было.
Как-то днем я застал такую картину: Медведь качал Тимура на руках, одновременно рассказывая народную сказку Ариане.
Я извинился перед сторожем.
— Тебе приходится тратить на детей свое время.
Медведь заглянул Тимуру в глаза и глубоко вздохнул.
— Дети — это жизнь, — сказал он.
Освобождение Рашаны пришло в наш дом в облике полной хорошо сложенной женщины по имени Рабия. Она пристально смотрела на мир сквозь большие, похожие на мотоциклетные очки, державшиеся на ее голове с помощью эластичной ленты. Языком жестов она поведала о том, что до ее ушей дошел слух, что у нас есть работа. Но оказалось, что у Рабии нет нужной квалификации. Она не говорила ни по-английски, ни по-французски и прибыла в Касабланку только на предыдущей неделе из глухой деревни в пустыне. Однако у этой женщины имелось одно выдающееся качество — способность вселять ужас в любого, кто попадался ей на пути. Будь я порешительнее, я в первую же встречу должен был указать ей на дверь. Но ни у меня, ни у Рашаны не хватило на это смелости. За первые два дня своего правления в Дар Калифа Рабия подмяла под себя всех, включая Рашану, детей и меня. Мы ходили вокруг нее на цыпочках, стараясь не попасть в поле ее зрения, увеличенное толстыми стеклами очков. У кухарки, няни и горничной глаза не просыхали от слез, словно их постоянно пороли. Что же касается сторожей, они запирались в конюшне, отказываясь выходить оттуда.
Тем временем террористическое правление Рабии продолжалось. Она выбрала своей главной жертвой горничную Малику. Бедной женщине выпала нелегкая судьба, что и послужило основной причиной того, что мы взяли ее на работу. Малика была дважды замужем, что для Марокко равносильно скандалу, разведена, а после этого родила дочь вне брака. Девочка, трех лет от роду, жила вместе с матерью неподалеку. Малика была очень религиозна, но у нее имелось два недостатка. Во-первых, она питала пристрастие к выпивке. Малика предпочитала ром, но могла залить в себя все, что попадалось под руку, а после запить алкоголь водой из-под крана. Она относилась к Дар Калифа как к общественному клубу: забежит утром, «шлепнет» чуток и удалится неуверенной походкой в полуденную жару. Вторым недостатком Малики было вранье. Она ничего не могла с собой поделать и врала по любому поводу. Этим способом она скрывала свою зависимость от алкоголя. Мы с Рашаной симпатизировали Малике. Она нравилась нам так же, как и всем вокруг. Была настолько обаятельной, что мы мирились с ее недостатками.
