— Был в Эмиратах, — сказал он. — Ну и придурки же там! Фанатики, как их еще назвать? Даже выпить там нельзя. Ты можешь поверить, целая страна без алкоголя?
Я ожидал, что следом Франсуа проклянет Марокко, как это он обычно делал. Но этого не произошло. Вместо этого француз принялся восхвалять королевство без всякой меры.
— Ты даже представить себе не можешь, как мы хорошо здесь живем. Люди здесь — святые. Святые, я тебе говорю!
— Но они никогда ничего не доводят до конца, — уныло сказал я. — А мои рабочие еще и ноги об меня вытирают.
Франсуа громко рассмеялся.
— Марокканцы — замечательные люди, — сказал он тепло.
— Мне казалось, что ты ненавидишь их.
— Ты с ума сошел, я их люблю.
К концу недели все рабочие вернулись в Дар Калифа. У меня поднялось настроение. Я спросил у Камаля, не он ли уговорил их вернуться. Мой помощник объяснил, что дело совсем не в нем, просто у рабочих появился повод вернуться.
— На следующей неделе Ид аль-Адха.
— И что?
— Им нужен бакшиш.
Для работодателя в Марокко нет времени хуже, чем праздник Ид. Нравится вам это или нет, но вам придется заплатить всем премии в размере недельного жалованья. Затем каждый возьмет себе дополнительную неделю отпуска и потребует оплатить ее опять же полностью. Мало того, от меня ожидалось еще и обильное угощение. Мастера намекали на то, что если мне не удастся поставить на стол достаточное количество кускуса с бараниной, то возникнут проблемы с завершением работы.
— Они все равно не собираются заканчивать эту работу, — сказал я, — так зачем же идти у них на поводу?
— Вы ничего не понимаете, — ответил Камаль.
Мы ходили в порт через день. Камаль проникал за ворота и вел переговоры с таможенниками, оставляя меня с одноглазым продавцом улиток. Через несколько недель я знал об улитках больше, чем профессор биологии. На все просьбы позволить мне сходить в порт вместе с ним Камаль отвечал отказом. Он сказал, что как только чиновники увидят меня, нам можно сразу забыть о контейнере. Ситуация усугублялась тем, что, как мы прослышали, из Англии вот-вот должен был прийти второй контейнер, набитый книгами.
— Вот теперь у нас появится настоящая проблема, — сказал Камаль.
— В нем просто старые книги.
— Теперь на нашей шее будет сидеть еще и цензура, — застонал мой помощник.
— Поверь, там нет ничего интересного для цензоров. Никаких картинок с голыми женщинами, ничего связанного с государственными тайнами.
— Попробуйте объяснить это цензорам.
Камаль исчез за главными воротами порта, вновь нарядившись официантом. А я часа два беседовал с марокканцем об улитках. Когда Камаль вернулся, лицо у него вытянулось и стало бледным, как слоновая кость, словно он только что повстречался с призраком смерти.
— Всё плохо.
— Насколько плохо?
— Очень плохо.
Я стиснул зубы.
— Они сказали, необходимо, чтобы все книги были переведены на арабский язык официальным переводчиком.
— Но там более десяти тысяч книг. И в каждой более двухсот страниц. — Я посчитал. — Это по меньшей мере два миллиона страниц.
— Официальный переводчик берет по десять долларов за страницу, — сказал Камаль. — Он может перевести четыре страницы в день. — Он достал калькулятор и стал считать. — Если этот парень будет переводить по четыре страницы в день, это займет у него пятьсот тысяч дней. Это больше чем тысяча триста лет.
— Мы можем нанять не одного, а больше переводчиков, чтобы ускорить дело.
Камаль снова защелкал калькулятором.
— В любом случае это обойдется вам в двадцать миллионов баксов.
Глава 17
Если у тебя много, расплачивайся богатством, если мало — сердцем.
Не слишком расстроившись из-за требований излишне рьяной цензуры, я принял решение все-таки заказать шкафы для библиотеки, независимо от того, будут ли в них стоять книги или нет. Я надеялся, что хлопоты по оборудованию библиотеки отвлекут нас от проблем с таможней. Мое внимание переключилось на доски. За время ожидания в местном порту я узнал, что Марокко импортирует большое количество древесины с Дальнего Востока и из Бразилии. Девственные леса гор Атласа и Рифа давным-давно вырублены. В наше время марокканцы стараются сажать только эвкалипты, которые растут быстро и дают им ценное топливо. Но есть дерево, которым королевство славилось с древнейших времен, — это кедр.
В Европе или в Соединенных Штатах я просто пригласил бы столяра и объяснил ему, что хочу, а все остальное было бы его заботой. В Марокко все намного сложнее. Как это прежде обстояло и со строительными работами, мне следовало самому найти и купить материалы и доставить их в Дом Калифа. После этого нужно было отыскать столяра, который снял бы мерки, сделал чертежи и превратил доски в книжные полки.
— Дело несложное, — сказал я.
— Вы удивитесь, — заметил при этом Камаль, — но в Марокко самые легкие работы выполнить тяжелее всего.
Теперь я понимаю, что он был прав. Сколько я ни пытался найти кого-нибудь, чтобы поменять дверные петли, вырезать стекло по размеру или покрасить оконную раму, моя просьба неизменно вызывала неприкрытый ужас. Неделями я патетически повторял одно и то же. Но если бы я поискал мастера, чтобы вырубить пятьдесят тысяч кусочков мозаики с десятками сложных конфигураций или вырезать узор длиной сто восемьдесят метров по штукатурке, работа была бы выполнена безо всяких слов.
— Нам потребуется много кедра, — сказал я.
— Я поищу на черном рынке, — ответил Камаль.
— А нельзя просто поехать на лесопилку и купить там доски?
— Вы не в Мичигане, а потом кедр — очень дорог. Вы не можете взять и просто заплатить сегодняшнюю цену. Это было бы смешно.
— Разве?
— Вне всякого сомнения, — сказал Камаль.
Ид аль-Адха — это особый праздник, во время которого все арабы объединены единым неудержимым порывом резать баранов и проводить время в кругу семьи. Авторы путеводителей любят сравнивать это событие с христианскими рождественскими праздниками. Красивое сравнение, но эти два праздника абсолютно разные. Рождество — это день рождения Иисуса Христа, а Ид посвящен закланию Авраамом барана в жертву Аллаху вместо своего сына Исаака. Авраам — один из пророков ислама, о нем написано не только в Библии, но также и в Коране.
На семь дней Касабланка погружается в атмосферу праздника. Мрачные реалии повседневной жизни отметаются в сторону, всех охватывает ну просто детский восторг. Я был раздражен тем, что рабочих не будет в доме целую неделю, и меня совсем не радовала идея расстаться с кучей денег в виде бакшиша.Но даже я проникся атмосферой предстоящего праздника.
Бараны стали появляться в городе приблизительно за пять дней. Их привозили на грузовиках, подводах, запряженных буйволами, привязанными спереди мотороллеров, в вагонах поездов или просто гнали по дороге отовсюду. Они были везде — сбившись в кучу на разрозненных клочках земли, в подъездах домов и на островках безопасности на дорогах, на железнодорожных платформах и в автомобильных салонах, в парикмахерских и у киосков с мороженым. Местная газета подсчитала, что для праздничного заклания на Ид аль-Адха в Касабланку привозят более миллиона баранов.
Камаль убеждал меня купить несколько десятков баранов и придержать их для продажи в последний момент.
— Спрос всегда выше предложения, — говорил мне он. — Получите хорошую прибыль.
— Мне трудно в это поверить. В городе негде ступить из-за баранов.
— Подождите немного, — сказал он.
За три дня до наступления Ида по городу прокатилась ужасная весть — бараны кончаются. По слухам, поток грузовиков из деревень высох, превратившись в тонкий ручеек. Легкая паника постепенно переросла в ураган массовой истерии. Отцы семейств вместе с сыновьями, организовавшись в группы, бродили по улицам в поисках животных. Все это походило на панику в утро Дня благодарения, когда исчезали все индейки. Взрослые мужчины прочесывали улицы, стараясь отбить в свою пользу последних жалких баранов, оставшихся на продажу.