На стене за кассой висел портрет короля, а на полке стояло несколько рядов отполированных медных сосудов. На них были этикетки с названиями прекрасных бразильских зерен: «Желтый бурбон», «Фазенда Жакаранда» и «Кариока». Я спросил, какой сорт самый темный.

Женщина постучала ногтем по последнему сосуду с наклейкой «Болеро».

— Возьмите вот этот.

Я поинтересовался, жив ли еще ее дед.

— Конечно, — ответила она, — он уже стар, очень стар, но приходит сюда каждый день.

Продавщица показала рукой на кресло у окна. Набивка у него вылезала во все стороны, а подушка сидения была продавлена так, что можно было сразу сказать — на этом кресле любили сидеть. Я заплатил за кофе и взял коричневый бумажный пакет. Но вдруг задумался.

Продавщица насторожилась.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

— Ну., э…

— Да?

— Возможно, это покажется вам странным, — сказал я. — Но мой собственный дедушка каждый месяц приезжал в Касабланку из Танжера. Он приезжал покупать кофе. Это очень и очень маловероятно, но, возможно, он приходил именно в этот магазин.

Женщина выпрямила спину и запустила руку в гриву своих темных волос.

— Ему нравился бразильский кофе?

Рашана была права. Единственным способом завершить работы в доме было бросить в битву все силы. Я не понимал, почему и сам не додумался до этого ранее. У меня будто шоры с глаз сняли. Я взбежал на верхнюю террасу и осмотрел Дом Калифа. Обычно когда я смотрел оттуда вниз, то ругался на мастеров. А сейчас я быстренько составил список всех работ, которые мы могли бы начать немедленно.

Прежде всего я хотел бы переделать старую каменную мастерскую, стоявшую сбоку от дома, в хаммам,следом за этим восстановить разваливающийся гостевой домик за огородом. Затем неплохо бы соорудить еще один фонтан и сделать косметический ремонт в комнате с замечательным мозаичным полом, расположенной напротив моей библиотеки. До сих пор я не решался на это из соображений умеренности. Я записал восемь новых проектов и передал список Камалю.

— С какого из них вы хотите начать? — спросил он.

Глазами, красными от гнева, я посмотрел на него в упор.

— Мы начнем все сразу! — сказал я.

Дорога на Мекнес проходила мимо полей равнины Саис и заканчивалась у стен самого имперского города. Вспаханные поля цвета горького шоколада настолько плодородны, что люди, живущие здесь, ходят с гордо поднятыми головами. Мекнес, вместе с равным ему по статусу городом Фесом, являют собой культурный центр Марокко. Предсказательница у мавзолея Сиди Абдура Рахмана выдала нам информацию очень скупо. Она назвала лишь город Мекнес.

Камаль отмел все вопросы, когда я попросил его подумать, что делать дальше, после того, как мы туда прибудем. Он сказал, что знает, чье имя открывает там двери. Нужно было только отыскать этого человека. Я стал расспрашивать Камаля о подробностях, но, как всегда, его рот был на замке.

По пути в Мекнес мы остановились в городишке Кемисет, где в придорожном кафе подкрепились острыми бараньими колбасками мергез.Когда раздался призыв к полуденной молитве, хозяин заведения расстелил коврик и склонился в молитве. Пока он молился, сын охранял коробку с деньгами. Все время, пока его отец совершал молитву, повернувшись в сторону Мекки, сын медленно хлопал в ладоши. Когда хозяин закончил молитву, он подошел к прилавку, а его сын снова убрал руки в карманы. Камаль заметил, что меня удивило, зачем ребенок хлопал в ладоши, пока его отец молился. Я счел это актом почтительности к родителю.

— Разве вы не поняли? — спросил он.

— Не понял что?

— Отцу нужно, чтобы сын сторожил деньги, — сказал он, — но он не верит мальчишке. Он подозревает, что сын стащит что-нибудь из коробки, пока он молится, повернувшись к нему спиной.

— И что?

— Именно поэтому он приказал сыну хлопать в ладоши. Если он не услышит хлопков, значит, мальчик запустил руку в коробку с деньгами.

Добравшись до Мекнеса, мы поставили джип рядом с великолепными воротами Баб-аль-Мансур. Камаль открыл багажник и порылся в картонной коробке, которую хранил в машине. В коробке лежал ворох грязной заплесневелой одежды, провонявшей сигаретным дымом и потом. Я часто просил его выбросить эту коробку. Но для Камаля ее содержимое было больше, чем старое рванье. Это было великолепное средство маскировки. Он швырнул мне мятую куртку и пару широких брюк.

— Наденьте это.

Через десять минут мы сидели в кафе у входа в медину. Он нас воняло как от пьяниц, прошлявшихся где-то всю ночь. Мы ждали какого-то бродягу. Камаль не объяснил мне причину переодевания. Как известно, он вообще неохотно расставался с информацией. Но когда я спросил своего помощника об экзорцистах, он непривычно разговорился.

— Они объединены в братство, называемое Иссава. Сами они отсюда, из Мекнеса. Эти люди могут высасывать джиннов даже из стен.

— А они согласятся поехать в Касабланку?

— Если вы заплатите им как следует, они поедут куда угодно.

Спустя час пришел знакомый Камаля. Я сразу подумал, что это тот, кого мы ждали, когда заметил, как этот человек переходил площадь. Он говорил одновременно по двум мобильным телефонам, как бы демонстрируя свое возбужденное состояние. Я всеми фибрами души надеялся, что незнакомец пройдет мимо. Но он завернул к нам и расцеловал Камаля в щеки. Он был похож на сутенера. Лицо небритое, с плоским носом и маленькими бегающими глазками. Едва пожав его влажную и мягкую ладонь, я почувствовал антипатию к этому типу.

— Это Абдулла, — представил его Камаль. — Он знает всех экзорцистов в городе.

— Мне он не нравится, — прошептал я.

— Вешний вид — не главное, — резко ответил Камаль.

Похожий на сутенера Абдулла перевернул стул спинкой вперед и уселся на него верхом. Я не уверен, но, на мой взгляд, этим он старался показать свое превосходство, продемонстрировать, что он нисколько не смущается. Он взял шарик кифа,местной марихуаны, и ловко свернул самокрутку. Камаль, стараясь соблюсти все формальности приветствия, заговорил с ним о прошлых временах, об общих знакомых. Затем он откашлялся, и я услышал слово джнун.

Маленькие глазки Абдуллы сузились еще сильнее, став похожими на шарики для детской игры. Он закусил конец самокрутки и стал медленно и глубоко затягиваться.

Камаль рассказал ему о Доме Калифа и поселившихся в нем джиннах. «Сутенер» прикрыл своей липкой рукой рот и сказал что-то по-арабски. Я не понимал слов, но угадал, о чем речь.

— Он говорит о деньгах, верно? — спросил я.

Камаль не ответил.

Абдулла сделал еще одну затяжку и выпалил целую серию числительных.

— Что он говорит? Сколько?

Так мы и сидели в этой грязной одежде в тяжелом дыму марихуаны.

Я спросил об экзорцистах. Камаль и Абдулла были слишком заняты, чтобы ответить. Они пристально смотрели друг на друга в ожидании, кто первый не выдержит. Глядя на них со стороны, можно было сказать, что два человека сидят себе и спокойно медитируют. Но никакого спокойствия и в помине не было. Между ними шла настоящая борьба.

Я извинился и перешел площадь, чтобы купить себе нугу в самодельном киоске. Когда я вернулся, Абдуллы уже не было.

— Что случилось?

— Он ушел собирать экзорцистов.

— Сколько их будет?

— Вы оплатите работу группы из пятнадцати человек, а еще десятерых он добавит бесплатно.

При переезде в Марокко невозможно не впасть в иллюзию. Как бы я ни пытался обуздать себя, но теперь делал все с размахом. В Лондоне мы жили в небольшой квартирке, и в результате масштаб моего мышления был узким. Но жизнь в Доме Калифа изменила мое восприятие мира. Я начал планировать грандиозные экспедиции, выдумывать вещи, о которых можно прочесть разве что в какой-нибудь малоизвестной энциклопедии, и еще я стал одержим идеей каким-то образом использовать все свободное пространство в доме.