Хью рассмеялся.

— И ты умеешь делать так, чтобы я всегда чувствовал себя счастливым. Я знаю, что ты излечишь моенедовольство, любимая, но как мы можем помочь парню?

Майя выглянула из окна и мельком увидела Еву, которая выходила из гостевой спальни, одетая в красный с золотом саронг. Майя нахмурилась: девушка сутулилась и как будто не знала, что с собой делать. Хотя саронг — непривычная для нее одежда, она должна высоко держать голову. Она должна нести себя, как принцесса. Как женщина, которую любят.

И если Ник не любит Еву Апшелл, Майя не оставит его в покое, пока он не начнет пользоваться здравым смыслом, который даровал ему Господь.

— Мы не можем ему помочь, но я знаю того, кто сможет. — Майя поднялась с подушек. — Я сейчас вернусь, мой хороший. Не отвлекайся от счастливых мыслей.

Солнце ласкало руки Евы, а ветерок неприлично проскальзывал в запах свободного одеяния, которое держалось на одном плече. Молодой женщине казалось, что она стоит голая посреди дворика. Нежный шелк щекотал соски, а груди свободно раскачивались под тонкой тканью. Обычно кринолин мешал широким муслиновым юбкам прикасаться к ногам. Это же греховное одеяние скользило по бедрам и дразнило волоски в паху, когда ветер дул в нужном направлении.

Туфли глупо смотрелись с саронгом, поэтому, впервые со времен детства, Ева вышла из дома босиком. Она почти забыла, какое это удовольствие — ступать по прохладной траве, когда зеленые стебельки проскальзывают между пальцами.

Теперь Ева поняла, почему английских женщин приучили к китовому усу и проволокам, ярдам колючей шерсти и жестким кружевам. Если женское тело будет по-настоящему чувствоватьодежду кожей… да женщина станет способной на что угодно!

— Какая ты хорошенькая, подруга моя!

Ева повернулась на голос Майи. Женщина шла к ней, скрипя босыми подошвами по гладким камешкам тропинки.

— Пойдем, посидим в моем саду.

Ева уселась рядом с Майей на скамейку в тени мимозы. Куст ронял на них свои маленькие цветки. Они падали вокруг женщин, словно розоватый снег. Майя посадила множество цветов, которые Ева видела впервые, а на небольшой грядке росли знакомые ей пряные и лекарственные травы: розмарин, чабрец, лаванда, «овечьи ушки».

— У вас прекрасный дом, — сказала Ева. Она никогда не видела и не представляла ничего подобного, но «Тихоход» идеально вписывался в ландшафт острова.

— Он укрывает наши головы от дождя, — сказала Майя, поворачиваясь лицом к Еве. — Здесь, на острове, мы знаем, что скоро опять увидимся, поэтому говорим друг другу правду. Так легче. Поэтому, хотя мы с тобой только-только познакомились, я буду говорить тебе правду, Ева Апшелл.

Ева скрыла удивление. В Англии прямоту Майи сочли бы до неприличия навязчивой и неуместной, но здесь ее поведение казалось совершенно естественным.

— Хорошо. Какую правду вы хотите мне сказать?

— Кто-то причинил тебе боль.

— О чем вы говорите?

— Твои шрамы, — сказала Майя. — Я увидела края рубцов, когда ты повернулась, чтобы посмотреть на мои травы. Причудливые английские одежды их скрывают, но в платье островитянки ты такая, какая есть. Кто-то порезал тебя, да?

Ева опустила глаза.

— Меня пороли.

Майя обхватила ладонью подбородок Евы и заставила ее посмотреть на себя.

— Меня тоже. — Она повернулась, чтобы показать Еве длинные полосы на коричневом плече. — Но не опускай глаз, девочка. Нам стыдиться нечего. Пусть будет стыдно мужчине, который держал кнут.

Ева не заметила на ее лице и тени смущения. Но и горечи в ее черных глазах не было.

— Как вы это пережили?

— Любовь, — просто ответила Майя. — Хью забрал меня от человека с кнутом и любил так, что больше ни для чего не осталось места. Думаю, Николас может сделать для тебя то же самое.

Ева сложила руки на коленях и машинально погладила большим пальцем костяшки другой кисти. «Если он способен любить».

— Ты любишь нашего Ника?

Ева резко выдохнула.

— Это настолько очевидно?

Если об этом знает Майя, то, конечно, знает и Ник. Майя кивнула.

— Как маргаритка за солнцем, твои глаза следуют за ним повсюду. А как же? — продолжала Майя, как будто Ева подтвердила ее догадку. — Он красивый, молодой, богатый и трудолюбивый. И я подозреваю, что у него чудесный конец…

— Майя!

— Не волнуйся, дитя мое. Я не знаю наверняка. Я просто говорю, что у него он должен быть хороший, судя по другим частям его тела, которые можно видеть в любой день недели, — сказала Майя, лениво обмахиваясь веером. — Здравый смысл подсказывает, что и конец у него особенный.

«О да, у него замечательнейший конец!»— могла бы сказать Ева, будь она бесхитростной островитянкой. Но в Кенте мать старалась воспитать из нее леди. А леди ни под каким предлогом не разрешалось предаваться мыслям о концах, и уж тем более обсуждать их преимущества с людьми, которых она, в сущности, не знает. Ева почувствовала, что у нее горят щеки. Если она закроет глаза, то увидит Ника, гордо шагающего в блистательной наготе с великолепным концом, торчащим вперед.

— Могу поспорить, что пользоваться им мальчик тоже умеет.

Пришло время сменить тему.

— Я знаю, что купаться в море нужно с осторожностью, но нет ли поблизости места, где я могу спокойно поплавать? — спросила Ева, удивляясь тому, что ветер как будто стих. Ее тело изнемогало от жары, она обливалась потом.

— Да, конечно, — ответила Майя и указала на посыпанную галькой дорожку, которая протянулась между двумя известняковыми строениями, из которых складывался ее дом. — Просто спустись по этой дорожке к маленькому пляжу. Вода будет прохладной и чистой. Там большой риф, так что тебя не снесет течением, да и зубастые хищники туда не доберутся.

— Похоже на рай. Спасибо, Майя.

Ева поднялась и поспешила вниз по дорожке. Майя сидела в тени, пока к ней не вышел Хью.

— Ну?

— Она пошла купаться.

— Туда, где купается Ник?

— Уу-гуу. — Майя кивнула и лукаво улыбнулась мужу. — И главное, что у девочки на уме конец.

— Надеюсь, не только у нее, — сказал Хью, обмахиваясь треуголкой.

— Не волнуйся, милый. — Майя склонилась к Хью и поцеловала его в солоноватую от пота щеку. Потом она встала и пошла к каменному строению, в котором размещалась их спальня. Она обернулась и поманила мужа пальцем. — Не только у нее на уме конец.

Мускулы Ника словно окаменели. Он стоял по пояс в воде с гарпуном наготове. Слабые волны, набегающие на берег, щекотали ему ребра. Крупный морской окунь плыл ему навстречу. Подгребая боковыми плавниками, рыба стала тыкаться носом в обнаженный пласт кораллов слева от Ника. Она не обращала внимания на человека, как и морские коньки, цепляющиеся за красные роговые кораллы, или маленькая стайка рыб-клоунов, снующих туда-сюда между актиниями.

Морской окунь искал убежище, где он мог бы спрятаться. Там он притаится, готовый рвануться вперед и схватить добычу, если мимо проплывет что-нибудь, что он хотел бы съесть.

Ник усмехнулся. Он делал то же самое. Только, стоя неподвижно, он спрятался прямо на глазах у жертвы.

Он опустил конец гарпуна в воду, и стержень как будто разломился. Ник прикусил кончик языка и сосредоточился. Ловить на гарпун, не погрузившись полностью в воду, не так-то просто из-за преломления света. Но если бы он плавал под водой, то уже вспугнул бы морского окуня, и тот бы скрылся в синей глубине за барьерным рифом.

Возможно, на свою проблему с Евой он тоже смотрит под неправильным углом. Вместо того чтобы при каждом удобном случае пытаться запрыгнуть к ней в постель, он дал ей предостаточно времени на то, чтобы она побыла наедине с собой. Но она ни на шаг не приблизилась к нему, пока он не поманил ее возможностью побывать на суше.

Майя считает, что ему следует позвать Еву замуж, но какой человек в здравом уме захочет второй раз откусить от ядовитого плода?

Она не приняла его карт-бланш, такой близкий к предложению выйти замуж. Что же остается? Признание в любви?