– Кого же они боятся, если Киев для них уже не страшен?

– Меня с Мономахом. Против нас двоих никто не устоит.

Было князю за пятьдесят, у него было сморщенное лицо, опущенные краешки рта, бегающие бесцветные глазки. Ничего значимого, истинно великокняжеского не увидел в нем Мстислав, украдкой рассматривая его вблизи. Поразили, может быть, только его пальцы, корявые, точно грабли. И невольно вспомнил он рассказы о жадности Святополка, как пригласил он на Русь ростовщиков-иноземцев, внеся разлад в и без того раздраенное русское общество.

– Русь ждет от съезда объединения сил для борьбы с половцами, – продолжал между тем Святополк, явно желавший разговорами скоротать время в дороге. – А я вижу, что князья помышляют не столько о единстве действий, сколько пекутся о своих интересах. Достаточно явиться мне в Любеч, как каждый из них будет приставать ко мне со своими жалобами, станет выкладывать неудовольствия и упреки, прикидывать, как сокрушить соперников в борьбе за владения, поживиться за счет соседа, а то и просто отомстить обидчикам.

Такая трезвая оценка предстоящего съезда в Любече крайне огорчила Мстислава, охладила его горячие надежды на скорый мир на Руси. Он продолжал внимательно слушать князя.

– Но кое-что мы сделаем. Прижмем Олега. Сколько горя, слез и крови принес он на Русь! Трижды приводил половцев на наши земли. Что творили они в чужой для них стране!..

– Он будет осужден на съезде князей?

– Попробуй! За ним стоят все Святославичи. А это несколько княжеств с военной силой. Тронь Олега – получишь новую кровавую бойню.

– Как можно родиться таким человеком, чтобы собственной рукой наводить беды на свою родину? – удивленно проговорил Мстислав.

– Вот живет такой человек. И неглупый, сказать откровенно. Неплохой полководец, мы с Мономахом на себе испытали его удары. И – ловок, черт! Попал в плен, в рабство, но – вывернулся! Отвоевал престол в Тмутаракани. Жена у него – греческая княжна. Это надо же быть такому находчивому!.. Надеется, что в Любече ему вернут Чернигов.

– Неужели добьется своего?

– Кто его знает. Как князья повернут, так и будет.

Долго молчали. Потом Святополк поерзал на сиденье, видно, затекли ноги, продолжил:

– Есть еще один неугомонный правитель – Василько Ростиславич, князь Теребовльский. Создал сильное войско, привлек торков и берендеев, напал с ними на Польшу, отнял у ляхов многие их города. Потом с половецким ханом Тугорканом несколько раз ходил за Дунай, разорял византийские земли, совершил набег на Венгрию. В хмельном угаре хвалился, что заберет Владимир, вотчину Давыда Игоревича. Всех соседей восстановил против себя! И надеется, что это сойдет ему с рук... Докладывали мне соглядатаи, что приезжали из Константинополя послы к Давыду Игоревичу, привезли много золота за укорот Василька. Так это или нет, точно не скажу, но всего можно ждать от изворотливой, пронырливой и коварной византийской дипломатии!

Святополк помолчал, поежился, будто от холода. Промолвил:

– Ладно бы дальних соседей тревожил – Византию, Венгрию, Польшу... Недавно мне докладывали, что вступил он в тайный союз с некоторыми князьями. Собираются они отнять у меня киевский престол. Самому Васильку якобы полюбился Владимир Волынский, вытолкнуть хотят они оттуда Давыда Игоревича...

– Наговоры это, – уверенно сказал Мстислав. – Столкнуть хотят тебя, великий князь, с другими князьями, а себе получить кусок пожирнее.

– Может быть. Люди на глазах меняются, и портит их в первую очередь власть. Жажда власти. Так хочется каждому побольше власти и землицы отхватить! Вот и Василько зарится на Владимир и еще кое-какие волости. Властелином всего Западного края хочет стать, чтобы на равных говорить с Польшей и Венгрией! И со мной тоже, великим князем!

– Я бы все-таки не стал верить разным слухам, – упрямо повторил Мстислав. – Есть просто сплетники. Им в радость натравливать людей друг на друга.

– Не знаю, не знаю...

Любечская крепость, детище Владимира Мономаха, внезапно вынырнула из-за холма. Она красиво смотрелась на высоком берегу Днепра. Чем ближе подъезжали к замку, тем большее восхищение вызывал он у путников. Могучие стены с башнями, устремленными ввысь, стояли над величественной рекой, стояли твердо и непоколебимо. К крепости вел крутой подъем, обрывавшийся глубоким рвом. По деревянному мосту возок въехал в окованные железом дубовые ворота. Далее дорога проходила между близко стоявшими стенами, упиралась в новую башню, за которой располагался дворик с различными постройками, среди которых выделялась вежа – самое высокое здание детинца, которое в случае осады могло служить последним прибежищем защитникам, под ним находились ямы-хранилища для зерна и воды. Вежа господствовала над всей крепостью.

– Мономах умно распорядился внутренностью крепости, – говорил между тем Святополк. – Он мне сам рассказывал, что в ней двести–триста защитников снабжены всем необходимым для обороны и могут в течение года выдержать осаду большого войска. В наше неспокойное время для него такое укрытие – надежная опора в борьбе с любым противником...

Съезд начался в княжеской парадной палате. Открыл его на правах великого князя Святополк. Вот как описал его в своей «Повести временных лет» летописец Нестор:

«В год 6605(1097). Пришли Святополк и Владимир, и Давид Игоревич, и Василько Ростиславович, и Давыд Святославич, и брат его Олег, и собрались на совет в Любече для установления мира, говорили друг другу: «Зачем губим Русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут войны. Да отныне объединимся единым сердцем, и будем блюсти Русскую землю, и пусть каждый владеет отчиной своей...» И на том целовали и крест: «Если отныне кто на кого пойдет, против того будем мы все и крест честной». Сказали все: «Да будет против того крест честной и вся земля Русская». И попрощавшись, пошли восвояси».

После съезда Ярий выехал из замка и внезапно встретился с Нилом. Немало удивился:

– А ты здесь какими судьбами?

Нил, невысокий, кругленький, с женским задом и узкими плечами, улыбнулся круглым лицом и отвечал радостно:

– В свите Давыда Игоревича состою. Взял он меня для особых поручений.

– Наверно, за содействие по денежной части? – хитровато сощурившись, спросил Ярий.

– Вроде того, вроде того, – смеялся Нил.

– Куда теперь? – спросил его Ярий.

– В Киев. У великого князя именины. Собирается в гости к нему Давыд Игоревич, ну и я с ним. А ты?

– В свое имение. Мысли о Любечском съезде в порядок привести.

– Дай Бог удачи!

– Для потомства стараюсь...

4 ноября 1097 года в великокняжеском дворце собрались Святополк, Давыд Игоревич, Василько и многие гости, начали чествовать именинника. Среди гостей вертелся и Нил. Выпить он был не дурак, тем более на дармовщину. Рядом с ним сидели слуги Давыда – толстый, обрюзгший от пьянок Василий, сильный и изворотливый Лазарь и Берендий, родом из племени торок. Все они были с какими-то вкрадчивыми движениями, говорили полунамеками, губы кривили в насмешливых и презрительных ухмылках. Поневоле старался держаться подальше от них доверчивый и наивный Нил. Кое-как удалось ему отвязаться от приставаний, вышел на вольный воздух, прижался к углу, соображая, то ли возвратиться и продолжить застолье, то ли сбежать подобру-поздорову и завалиться в постельку. И тут вышли на крыльцо два человека, в которых он тотчас признал великого князя Святополка и владимирского князя Давыда Игоревича. Оба были заметно пьяны, это Нил определил безошибочно.

Они, видно, продолжали начатый ранее разговор.

– Ты подумай хорошенько, кто убил твоего брата Ярополка? – густым басом гудел Давыд Игоревич. – Только один человек на это способен, Василько Теребовльский. А теперь он зло умышляет против меня и тебя. Представляешь, сколько бед натворит, если соединится с Владимиром Мономахом?

– Большую силу набрал Мономах, ох, большую силу! – сокрушался Святополк.