Остап снял фуражку и вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

– И вправду он у вас диверсант, – согласился он. – Хуже Мерлина. Вот уж действительно – не везет так не везет. Обидно, а я-то настроился задержаться здесь подольше… Ладно, юноша, пока мои талоны еще не аннулировали, приглашаю вас отобедать в кремлевской столовой. Но имейте в виду, уважаемый Шура, даром я вас питать не намерен. Синтезатор, который у вас в мешке, он что, настоящее золото делает из опилок? Прогресс, молодцы. Тогда вы мне после обеда наштампуете побольше золотых бранзулеток – и я через румынскую границу рвану в Египет. Чувствую, мумию Тутанхамона без моей помощи не откопают…

– А я, пожалуй, поеду в Питер, – задумчиво сказал Балаганов. – Там через месячишко инженер Лось, Мстислав Сергеич, вывесит на улице Красных Зорь объявление о полете экспедиции на Марс. Приду первым, назовусь Гусевым и запишусь в команду. На этой планете уже ловить нечего, а Марс пока еще ничейный. Значит, будет мой.

– Думаете, там есть разумная жизнь? – полюбопытствовал Остап.

Как раз в это мгновение из дверей Совнаркома медленно, с чувством выполненного долга вышел Паниковский. Теперь на нем были новенький френч и фуражка с зеленым околышем. Под мышкой он нес гуся. Балаганов потерянным взглядом проследил за вредителем.

– Разумная жизнь? Там? – горько переспросил он у Остапа. – А здесь, вы думаете, ее очень много?

Рассказ

– Слушай, Никола, ты когда-нибудь задумывался о смысле жизни? Ох, сомневаюсь… Все твои мысли можно пересчитать по пальцам, и ни одна не блещет оригинальностью. Первая – раздобыть какой-никакой жратвы. Вторая – влить в себя пузырек любого пойла с градусами, пусть даже от него кишки завязываются узлом, а в голове пляшет стадо взбесившихся слонов. Третья – разжиться прикидом, где дыр хотя бы вдвое меньше, чем в нынешней обдергайке. Верно? Оно, конечно, нужно, никто не спорит. Но неужели не подмывает иногда спросить себя: а на хрена это все, какую я преследую цель? Ну-ну, не хлопай глазами. Ты же, Никола, все-таки существо разумное. Вот и изложи, дорогой мой хомо сапиенс, свое мнение насчет этого самого смысла. Если сумеешь одним словом – признаю гениальным.

– Брехня.

– Ты так считаешь? А вот меня несколько часов назад один странный тип уверял в обратном. Или, думаешь, это была обыкновенная…

– …Брехня!

– Ну брехня – не брехня, а выслушать меня тебе придется. Кому еще расскажешь? Не тем же сытым, довольным субъектам, которым страшно хочется, чтобы мы и нам подобные побыстрее сдохли и не портили пейзаж. Будь их воля, они бы нас в два счета перетравили, как тараканов… Короче, внимай.

Сегодня я встал с твердым убеждением, что дальше так жить нельзя. Надо или совершить что-то великое, или честно откинуть копыта, чтобы не осквернять планету своим присутствием. Ты лежал пластом после вчерашнего, а я вылез наверх – погреться на солнце и как следует обдумать свою мысль. Высмотрел бычок подлиннее, закурил, тут и нарисовался этот тип с портфельчиком. Чистенький, отутюженный – обычно такие обходят нашего брата за полкилометра. А этот будто специально дожидался, когда моя светлость соизволит покинуть опочивальню.

«Можно с вами побеседовать?» – спрашивает. Вежливо так, но я вдруг спинным мозгом чувствую, что по нему плачет психушка. Как определил? Да черт его знает! Вел-то он себя вполне адекватно. Просто вижу, что у чистюли нехорошо блестят глаза. Настолько нехорошо, что обладателя таких зенок уже должны усиленно разыскивать санитары. Но страха не было. Пусть все эти обыватели боятся – им есть что терять. А с меня ни шиша не возьмешь. Жизнь? Да я сам только что подумывал, не пора ли в лучший мир!

«Пожалуйста, – отвечаю. – Вы, надо думать, проводите опрос населения на исключительно важную тему: какая машина престижнее – «Порше» или «Лексус»? Для меня, конечно, она крайне актуальна, так что с удовольствием отвечу. Особенно если поставите бутылку приличной выпивки. Видите ли, Никола, сосед по бомжежитию, хлещет любую гадость, способную гореть, а моя тонкая натура ее не принимает. Никак не могу забыть, что в прошлой жизни был интеллигентом и даже как-то защитил кандидатскую диссертацию. Не верите? Ваше право. Ну, так как насчет сбрызнуть знакомство?»

У него аж челюсть отвисает – видно, не ожидал попасть на образованного человека. А что, у меня и сейчас мозги в порядке – при хорошем раскладе мог бы уже доктором стать. Наконец отутюженный возвращает челюсть на место, присаживается на корточки и расстегивает портфель. Только вместо бутылки почему-то вытаскивает термос.

«Того, что просите, – говорит, – у меня нет. Но могу предложить куда более интересный напиток. Правда, безалкогольный». При этих словах я морщусь, тип понимает, что не угодил, и поспешно добавляет: «Уверяю – не пожалеете. Но сначала я должен прочитать вам нечто вроде лекции». Никола, ты что-то невнимательно слушаешь. Неужели не интересно?

– Брехня…

– Никогда не суди поспешно. Итак, отутюженный изложил мне свою теорию, после чего я еще больше уверился: ему уже давно пора переселиться в палату номер шесть. Короче, он считает, что мир катится в пропасть. Человечество, видишь ли, вырождается: людишки расслабились, изнежились, перестали сопротивляться среде. Жизнестойкость вида, когда-то высочайшая, скатывается к нулю: случись что глобальное – и всем миллиардам хомо сапиенсов настанет кирдык. Одним – сразу, другие еще помучаются. А хуже всего то, что спасать это беспомощное стадо некому. На лидеров надежды никакой: у них только язык лучше подвешен, а в сущности – такие же слабаки. Просто потому, что выбраны самим стадом и полностью ему подотчетны. Избранный правитель – личность жалкая. Пока соответствует чаяниям масс – все рукоплещут. Но едва попробует навязать им свою волю, как тут же получит пинок под зад. Массы не любят отрезвляющего кнута, они обожают лопать пряники иллюзий…

«И вот, – говорит тип, – колдовал я много лет с разными любопытными бактериями, одни гены удалял, другие вставлял. В конце концов получил таких, что их культура позволяет людям становиться “правильными” лидерами. Которые тупого стада не боятся, советов от него не принимают, а делают то, что нужно. И предлагаю вам сейчас же это средство испробовать».

Я, понятное дело, не верю: «А что ж вы сами-то? Хлебните своей настойки из микробов, заделайтесь правителем, да и учите нас, безмозглых, уму-разуму!»

Он давай объяснять. Мол, лидеру, если ситуация заставит, придется действовать предельно жестко, принимать порой бесчеловечные решения. И «домашнему», так сказать, гражданину сделать это будет невероятно тяжело – слишком уж он привязан к своему стаду тысячами разных ниточек. А вот бомжу пойти на такие меры – раз плюнуть. У него ни семьи, ни работы, ни даже соседей, кроме таких же изгоев. Он себя в стаде не числит, поэтому может с легкостью пустить под нож его больную половину, чтобы выжила здоровая. Ну, как, Никола, впечатляет?

– Брехня…

– А вот я, хоть и не поверил сразу, все-таки задумался. И, признаться, жутковато стало.

«Странно, – говорю. – Ну ладно, пусть я изгнан из общества, и над головой у меня вместо крыши – крышка люка. И что из того? Как ваше зелье меня переделает, если я до этого мухи обидеть не мог?»

«Сможете! – продолжает гнуть свое чистюля. – Главное то, что вы бесповоротно выпали из социума, и ниточки, о которых я говорил, оборваны все до одной. А об остальном позаботится мое чудо-средство. Решайтесь! Сейчас у вас нет цели в жизни, вы деградируете, сползаете к животному состоянию. А когда осознаете свою миссию, взглянете на мир совсем другими глазами. Правда, сделать вас лично диктатором планеты не обещаю. Согласно моей теории, одиночка ничего не сможет, нужно определенное количество принявших препарат. Выпейте сейчас граммов двести, добавьте воды, сыпаните чего-нибудь сладкого и подождите, пока бактерии не восстановят нужную концентрацию. Для этого достаточно нескольких часов. Потом угостите другого бом… бездомного. И так далее. Чем больше будет приобщившихся, тем быстрее они смогут переделать мир. А потом уже в вашей среде определятся собственные лидеры. Но даже если вы не станете самым главным, место в новой элите вам обеспечено».