Клео столкнули со скалы? Ну это уже совсем бред…

— Жаннет, принеси мне еще выпить и исчезни, это лучшее, что ты можешь сейчас для меня сделать. — Даже собственный голос Леон слышал как из другой комнаты.

В его руках снова оказался стакан с какой-то жидкостью и стучащими кубиками льда. Вкуса он опять не почувствовал.

— Друг мой, — заботливо обратился к нему Вонахью, — позвольте мне проводить вас в ваш номер. Мисс Рюш просто погорячилась, однако я думаю, что искать вашу дочь с полицией, по меньшей мере, наивно. Как бы это ни задевало мои чувства, но я не исключаю, что ваша очаровательная дочь проводит сейчас время с каким-нибудь поклонником, и, если они вернутся к утру, то можно оказаться в глупом виде перед полицией.

Боже, о чем он? Какая полиция, какой поклонник? Леон словно во сне поднимался по лестнице, поддерживаемый Вонахью. Ведь только что мы ужинали с Катрин, потом появилась Клео… И почему я не заставил ее остаться с нами? Я же не знал, что так выйдет… А как выйдет? Что выйдет? Нет-нет, они все меня обманывают. Они нарочно…

— Мсье маркиз? Вам совсем нехорошо? Ну потерпите еще чуть-чуть, я уложу вас на диван. — Вонахью преданно суетился вокруг Леона, — Обопритесь на меня, ну-ну, будьте мужчиной! Хотите еще выпить? Воды?! Может быть, позвать врача? Священника? Отлично, вы уже шутите! Еще воды? Погасить свет? Хорошо, хорошо, я ухожу. Спокойно ночи, мсье маркиз!

Через раскрытое окно с улицы томно влетали кусочки какого-то местного танго, обрывки смеха, лоскутки фраз, но всех их поглощал своим войлоком шум моря — оно подходило и плескалось под самым окном, потом отступало куда-то за луну, и луна растерянно висела совершенно одна в пустой комнате, осторожно покачиваясь у Леона над головой. Но, наверное, луне Средиземноморья было постоянно жарко, и из нее, как из деревенского сыра, подвешенного в порыжевшей марле повыше, на лицо Леона, прямо на глаза, капали толстые соленые капли и текли вниз к виску, оставляя влажно-щекотную дорожку. Почему с ним обошлись так жестоко? Почему у него отняли сразу все: и Катрин, и дочку? В прошлый раз у него отняли жену, но дочку оставили… Потом отца, но дочка была рядом… А теперь? Это наказание! За что? За что? Я же ее любил!

А теперь уже не любишь, раз она тебя бросила?

Кто ты? Кто со мной разговаривает?

Не любишь?

Как же я могу любить ее, когда ее нет рядом…

Значит, она не нужна тебе, если ты ее не любишь!

Я не понимаю! — взмолился Леон.

Ее давно нет с тобой рядом, ты давно не нуждаешься в ней, о чем же ты сейчас переживаешь?

Сок из лунного сыра заструился сильнее, а во рту пересохло от жажды, отдававшейся в сердце горьковатыми уколами. Леон сел на диване, голова кружилась в звенящей пустоте, а губы горели. Он с трудом добрался до ванной и жадно пил из-под крана, дрожащими руками держась за край раковины.

«Королева, королева, в пруду!» — водяным голосом пропела луна.

Вот дрянь, нигде от нее не спрятаться! Катрин, моя королева, хоть ты не бросай меня! Ты же видишь, я без тебя не существую, я не могу прогнать даже луну… Леон услышал собственный стон:

— Катрин! Катрин!..

Море налетело лиловой темнотой, луна закружилась, напоследок ударив Леона в грудь копытом, она была совершенно гладкая, на мгновение Леон даже увидел в ней свое отражение и с негодованием отпихнул руками. Все вокруг закачалось, а луна почему-то рассыпалась, звенящими осколками разлетаясь по кафельному полу вокруг Леона…

Да нет же, луна не стеклянная, подумал он, я точно помню, она из сыра! Он протянул руку и сжал блестящий кусочек луны, ведь из луны все время тёк соленый сок! Но лунный осколок по-собачьи впился в его ладонь зубами. И вокруг вдруг стало совсем светло. Белый кафель с золотистыми прожилками, блестящие хромированные краны, ослепительно белая ванна. А из руки вместо лунного сока текло что-то ярко-алое. Ну да, цвета крамуази, цвета королевских одежд! Конечно, она королева, королева Катрин… Боже мой!

Леон огляделся, в голове по-прежнему звенело и немного кружилось, но ни луны, ни войлочной пелены моря не было. Просто ломило где-то между ребрами и позвоночником, из ладони бойко текла кровь, а на полу валялись осколки разбитого стакана. Леон встал на ноги, это было непросто, потому что перехватывало дыхание от боли в середине груди, но почему-то эта боль струилась в руку и вместе с кровью уходила затем из ладони. Старый дурак! — обругал себя Леон, разнюнился. Ф-фу, а с сердцем действительно что-то не то. Никогда такого не было. И голова шумит, как океан.

Он обмотал полотенцем ладонь и туго перетянул запястье. Кажется, у Катрин в сумочке был аспирин. Леон открыл ее сумочку, оттуда пахнуло духами. Не смей, сердце, не сдавайся, мы с тобой должны отыскать наших девочек. Он выпил две таблетки и прилег, чтобы подождать, когда они подействуют, прислушиваясь, как кровь пульсирует в порезанной руке. Хорошо, что левая, думал Леон, какой же я портной без правой.

— А вот дочери портного одеться не во что, — задумчиво сказала Клодин.

— Ты тоже живешь в этом отеле? — обрадовался Леон. Она стояла у его изголовья. — Ты отлично выглядишь. — На вид ей было не больше двадцати пяти.

— Ты все такой же простодушный, милый, — сказала покойная жена, — я живу совсем в другом мире.

Она ведь наверняка знает про Клео, подумал Леон, и про Катрин тоже, только спрашивать очень страшно.

— Ничего страшного, просто я не знаю, кто такая Катрин.

— Прости, но я, видишь ли, женился. — Только бы она не обиделась и рассказала про Клео!

— А… Поздравляю!

— Клодин, Клео?..

Клодин с улыбкой пожала плечами, прошлась по комнате, резко остановилась и спросила:

— Тебе нравятся мои стихи? — И, не дожидаясь ответа Леона, глядя куда-то поверх его головы, словно строки были написаны на стене, начала читать:

Сначала, словно сквозь густую пелену, я услышала глухие удары и чей-то голос, с ненавистью повторявший:

— Ты садист, Гарри, садист, садист, я убью тебя!

Потом поняла, что на меня никто больше не давит, но все вокруг пронзительно воняет джином и той же кислятиной, а плечи, грудь и голова налились тупой, невероятной тяжестью. Я попыталась пошевелиться и почувствовала, что у меня совершенно затекли руки, заломленные за спину, и нижняя часть тела. Глаза все-таки открылись, и я увидела на полу моего мучителя и спину какого-то парня, который называет его Гарри, лупит куда попало и, похоже, вот-вот исполнит свое обещание.

Но мне был совершенно безразличен результат его действий, больше всего на свете мне хотелось даже не сбежать, а скорее смыть с себя эту вонь. Я осторожно поползла к краю кровати, откуда до двери оставалось совсем чуть-чуть, я смогу, смогу убежать, они не заметят меня, ведь я совсем маленькая, такая маленькая, что вполне умещусь в карман. Если бы мой папа сейчас пришел, он легко унес бы меня отсюда в своем кармане…

— Куда ты, Клео? — неожиданно спросил меня парень, на мгновение прекратив избивать Гарри. — Не уходи, я не дам тебя в обиду!

Но в ту же секунду Гарри схватил его за ногу, он упал, и они сцепились по-новой.

Мысли в моей несчастной голове путались, но я узнала краснеющего парня из книжного магазина. Откуда ему известно мое имя? Как кружится голова… Почему же не идет мой папа? Он все еще на лестнице?

Цепляясь за стены, по лесенке, на которой я рассчитывала встретить папу, я поднялась на палубу и увидела воду, расходившуюся волнами за бортом, огни на далеком берегу… Конечно, мой папа ведет этот катер! Надо пойти к нему на мостик! Нет, ему не понравится, как от меня пахнет. Я должна сначала помыться… Не очень уверенно держась на ногах, я побрела на корму и спокойно шагнула в пенящиеся волны, предполагая поскорее избавиться от настойчивого запаха.