Котис замолчал. Молчал и Умабий, стараясь разобраться в словах царевича и отыскать в них правду.

— Ты веришь мне? — прервал паузу Котис.

— Да, — ответил Умабий, в глубине души неуверенный в том, что говорит. Сомнения в искренности царевича все еще не давали покоя.

— Спасибо, друг, — Котис положил ладонь на плечо Умабия. — Надеюсь на твою помощь и обещаю свою, если ты пожелаешь стать царем аорсов, и не только.

Умабий встал.

— Благодарю тебя за обещание, но сейчас мне нужна иная помощь… Император желает видеть Кауну на арене цирка.

Умабий пересказал Котису свой разговор с Клавдием.

Котис ответил не сразу. Подумав, сказал:

— Отказывать императору нежелательно. Только боги знают, чем это может кончиться. Устроить ей побег мы можем, но сумеет ли она выбраться за пределы владений Рима? Вряд ли. Остается одно — согласиться.

— Как?! Ее могут убить!

— Не беспокойся, я поговорю с Сервием, он поставит против нее самых слабых преступников, схваченных стражей на улице Субура. Она прекрасный боец, и ей не составит труда расправиться с ними. А теперь тебе надлежит получить согласие прекрасной амазонки. — Котис, желая ободрить сармата, дружески похлопал его по спине. — Не стоит беспокоиться. Ты бывал в театре и знаешь, что те, кто готовит представление, заранее знают, чем оно закончится. Уверен, что в отличие от настоящих гладиаторских боев этот бой будет подобен представлению с заранее известным концом. С твоей амазонкой ничего не случится. Верь мне.

Умабию не пришлось искать Кауну. Выйдя из атриума, он столкнулся с ней лицом к лицу.

— Не говори ничего. Квинт мне все рассказал. Не навлекай на себя немилость римского царя. Скажи ему — я согласна. Но биться буду только своим оружием.

— Но почему ты согласилась?

— Я не привыкла убивать людей ради забавы и в угоду другим, но Квинт сказал, что со мной будут сражаться те, кто хотел убить тебя… — Девушка осеклась.

— Ты это из-за меня?

— Не льсти себе, — вспылила Кауна, устыдившись чувств, которые не смогла скрыть.

Умабий схватил девушку за плечи:

— Я знаю, это так! — Голос Умабия задрожал от волнения. — Я не позволю тебе рисковать жизнью, потому что я… Я люблю тебя.

Умабий попытался притянуть девушку к себе. Кауна, поднырнув под его руку, выскользнула из объятий.

Радость клокотала в душе Квинта, силясь вырваться наружу. Наконец наступил день, когда Умабий, как и обещал, отпустил его, позволив после приема императором тайно навестить близких родственников, проживающих в городе Арреций, что в провинции Этрурия. Оставалось только собрать вещи и, соблюдая осторожность и избегая быть узнанным, отправиться в путь. Далее все зависело от Фортуны. Попадись он в руки безжалостной римской богини правосудия Юстиции, то за сон на посту и дезертирство его в лучшем случае ждало рабство, в худшем смерть.

Будто из воздуха перед ним вырос слуга Сервия, египтянин Амернап:

— Хозяин хочет поговорить с тобой.

«Что ему нужно?» — Недоброе предчувствие омрачило радость Квинта. Оно усилилось, когда он вошел в комнату Сервия.

— Приветствую тебя, Квинт Меллиний! — торжественно произнес Цецилий, вставая из-за стола.

По спине Квинта пробежала холодная струйка страха. Кроме Умабия, Кауны, Котиса и Бардуса, никто не знал родового имени римлянина-переводчика. Даже в полумраке комнаты было видно, как побелело его лицо.

— Я не понимаю тебя, сенатор, — ответил он, прилагая усилия, чтобы сохранить спокойствие.

— Не надейся, что сможешь меня обмануть. Мне известно о тебе все, нарушитель воинских законов, трус, дезертир и предатель.

— Я не предатель! — вырвалось из уст Квинта. Римлянин осознал, что выдал себя, но поздно. Впрочем, и без того стало ясно, что он попал в крепкие сети Цецилия. Судя по уверенности сенатора, он не сомневался в виновности Квинта.

— Ты живой и невредимый оказался в стане врагов, получается, что ты предатель.

— Аорсы не враги Риму.

— Были врагами. И не пытайся спрятаться за спины сарматских послов. Это тебе не поможет. Готовься к смерти, недостойный сын Рима, обесчестивший себя и свою семью. Скрываясь от позора, твои отец, мать и две сестры покинули Арреций и перебрались в Помпеи. Но и там упреки сограждан не оставили их в покое. Твой отец Крисп Меллиний, ветеран, воевавший против херусков Арминия в легионах Германика, трижды награжденный за доблесть фалерами, дважды дубовым венком за спасение римских граждан и один раз венцом с зубчатой стеной за то, что первым взобрался на стену вражеской крепости, не вынес позора и умер.

— Как?! Отец умер?!

Ноги Квинта ослабли. Он присел на корточки, закрыл лицо ладонями, заплакал.

Сервий подошел, погладил его по волосам:

— Сочувствую твоему горю и могу помочь тебе повидаться с семьей и даже вновь обрести права гражданина Рима.

Квинт поднял голову, посмотрел на Цецилия. В его полных слез глазах блеснула искра надежды. Сервий не дал ей погаснуть:

— Я обещаю, так и произойдет, но для этого ты должен выполнить мое поручение.

Квинт поднялся:

— Я согласен выполнить любое твое поручение. Приказывай, сенатор. Я… — торопливо заговорил он, боясь, что Цецилий передумает.

— Твоя готовность служить мне радует, — остановил его Сервий. — Знаю, ты выполнишь все, что я тебе прикажу. Другого пути у тебя нет. А теперь слушай. От тебя потребуется немногое. Как мне стало известно, Умабий дал согласие на участие амазонки Кауны в гладиаторских боях, но потребовал, чтобы на арену ее сопровождал один из его людей. Этим человеком должен быть ты. Умабий согласится. Ты дружен с ней и говоришь на латыни, чем не могут похвастаться остальные воины сарматов.

— Позволь спросить, сенатор, для чего это нужно?

— Ты еще смеешь задавать мне вопросы?

И без того узкие, заплывшие жиром глазки Сервия сузились еще больше. Квинт поспешил извиниться:

— Прости, сенатор.

— Прощаю. Впредь будь осторожен, я могу передумать… Слушай. Тебе надлежит сопровождать Кауну на арену и в случае, если она не погибнет во время боя, привести ее в одну из комнат, находящихся под цирком. В какую, тебе позже покажет мой ланиста Валлар.

— Ей не будет угрожать опасность?

— Опять вопросы?!!

— Прошу простить меня, я…

— Ты беспокоишься об этой девчонке? Уж не влюбился ли ты в эту дикую сарматку, Квинт Меллиний?

Квинт опустил голову.

— Римлянин и амазонка. Прекрасно. Ха, ха, ха. — Тучное тело Цецилия заколыхалось от смеха.

Квинт молчал. Сервий утер глаза, насмешливо посмотрев на Квинта, сказал:

— Не бойся, с ней ничего не случится.

— Я готов, сенатор…

Цецилий самодовольно улыбнулся; теперь в любом случае меч амазонки окажется у него, а значит, Харитон отдаст злополучный свиток.

«Сенатор Сервий Цецилий устраивает в день июльских ид игры в честь выздоровления императора Тиберия Клавдия Цезаря Августа Германика. Двести гладиаторов покажут свое умение. Перед началом боев впервые на арену Большого цирка выйдет женщина. Настоящая амазонка из далекой Сарматии против преступника, разбойника и убийцы — Римского Минотавра!» — объявления такого содержания, написанные краской на стенах домов и даже на надгробьях, взбудоражили Рим. Жаждущие хлеба и зрелищ римляне ночевали у Большого цирка, чтобы утром войти внутрь и занять подобающие каждому сословию места, получив при входе желанные тассеры — металлические пластины и деревянные шары, по которым можно приобрести в подарок хлеб, мясо, одежду, деньги, раба и даже дом или землю. Они посмеивались: