Страж окинул палубу взглядом; все спали. Боспорец прислонил копье к мачте и подошел к девушке:

— Скучаешь, красавица? Не спится?

Кауна ответила молчанием, она даже не повернула голову в его сторону. Это несколько оскорбило и обескуражило его. «Притворяется недотрогой», — подумал боспорец и решил действовать более напористо:

— Я знаю, что тебе надо. Поцелуй телохранителя боспорских царей развлечет любую красавицу. — Рука стражника обняла стан девушки. Кауна резко повернулась к нему лицом, в тот же миг ее колено врезалось в пах боспорца. Стражник согнулся, взвыл от боли. В следующее мгновение ноги стражника оторвались от палубы, и он оказался за бортом.

Моряки и воины со смехом втащили на палубу боспорца, охлаждавшего чрезмерный любовный пыл в соленой воде Эгейского моря. Разбуженный шумом Котис отчитал нерадивого стражника и предупредил всех остальных воздержаться от притязаний на телохранительницу Умабия. Он пообещал, что нарушитель приказа будет иметь дело с ним.

Кауна безучастно стояла в стороне, будто все, что происходило, совершенно ее не касалось. Лицо, освещенное светом факелов, зажженных встревоженными воинами, казалось высеченным из камня. Умабий подошел к девушке. Все время путешествия его непреодолимо тянуло к ней, но он сдерживал себя, считая неудобным общение с личным телохранителем на глазах Котиса и остальных воинов. Но сейчас это было к месту. Взяв Кауну за запястье, он спросил:

— Боспорец обидел тебя?

— Нет. — Кауна вырвалась, пошла на нос корабля. В ее голосе, жесте Умабий почувствовал обиду. Но она не огорчила его, в ней он уловил что-то необъяснимо особенное. Именно теперь он понял, что небезразличен этой гордой и своенравной девушке.

Сзади подошел Котис, тихо изрек:

— Я вижу, табун твоих мыслей стремится к источнику любви, но смотри, чтобы тропа разочарований не привела тебя в долину душевных мук…

Утро наступившего дня было пасмурным. Принесенные греческим богом Бореем тучи низко стелились над землей, задевая вершины близлежащих гор. Казалось, опустись еще ниже, эти клубящиеся темно-серые гиганты переломают все мачты кораблей, стоящих в водах пирейского порта. Буря стремительно надвигалась. Умабий наблюдал, как рыбацкие суденышки возвращаются с моря и спешат спрятаться от непогоды. Среди них он различил знакомый силуэт. Тот самый корабль, который он видел входящим в бухту Византия. Котис на вопрос о принадлежности судна ответил, что оно принадлежит купцу Фотию, давнему сопернику Ахиллеса Непоседы. Фотий много лет, как и Ахиллес, поставлял ко двору пантикапейских царей иноземные драгоценности, оружие и различные диковины. Котис добавил, что каждый год в это время Фотий отправляется в римский город Бурундзий, где уже много лет с разрешения тамошнего префекта торгует с италийскими купцами. Его удивило, почему проворный в торговых делах купец не присоединился к посольству, плывущему к берегам Италики. Плавание в составе кораблей Котиса было бы для Фотия более безопасным.

Надвигающийся ли шторм загнал в гавань корабль или посещение Афин было задумано купцом, этого ни Котис, ни Умабий не знали. Это знал Харитон, именно по его настойчивой просьбе Фотий привел корабль к Пирею.

Погода портилась, свинцовые тучи разродились проливным дождем. С погодой портилось и настроение Умабия, отчаявшегося попасть в этот день в Афины, но боги сжалились над ним. Ближе к полудню небо посветлело, ветер стих, Котис, Умабий и Горд, охраняемые двумя боспорскими воинами, Кауной, Квинтом и в сопровождении проводника, предоставленного властями города царственной особе, отправились осматривать Афины. Части моряков и воинов позволили сойти на берег.

Харитон издали, лишь взглядом, проводил Котиса и его друзей. За ними он не последовал, его интересовали те, кто сошел с корабля после них. Ему нужен был свой человек на судне, который мог бы рассказать обо всем, что там происходит. Такой человек нашелся.

Толпа боспорцев оказалась на пристани. Их появление сопровождалось то и дело вспыхивающим хохотом. Причиной смеха оказался один из них. Молодой воин, багровея от стыда и гнева, с трудом сдерживал себя, выслушивая насмешки:

— Бардус, найди себе афинянку, они не такие строптивые!

— Афинянка ему теперь не нужна, Кауна отбила у него охоту к женщинам!

— Поэтому он и нырнул в море, не иначе решил обольстить одну из дочерей старца Нерея! Ха, ха, ха!

Услышав имя Кауны, Харитон насторожился.

Оскорбленный издевательствами Бардус отделился от товарищей, пожелав им лопнуть от смеха. Досадливо отмахнувшись от колкостей, летевших вслед, он в одиночестве побрел по одной из улочек Пирея. Харитон неспешно пошел за ним. Он нуждался в этом боспорце, обиженного человека гораздо легче склонить на свою сторону.

Как оказалось, путь Бардуса лежал к ближайшей таверне. Боспорец спешил утопить обиду в вине. События прошедшей ночи огнем жгли его поруганное самолюбие, и потушить его мог только бог Вакх.

Харитон вошел в питейное заведение. Это была портовая таверна, причем не лучшая в Пирее. Бардус сидел за грубо сколоченным и плохо очищенным столом на четверых посетителей. Он уже успел осушить чашу кипрского вина. Харитон подождал, пока будет выпита вторая, подошел к боспорцу. Хмель растравлял обиду, а значит, играл ему на руку, но третья чаша могла помешать делу. Не спрашивая приглашения, он сел напротив. Бардус угрюмо склонился над пустой чашей. Харитон кашлянул. Боспорец медленно поднял голову и неприязненно посмотрел на обезображенное лицо незнакомца.

— Мне надо поговорить с тобой, Бардус.

— Кто ты и откуда тебе известно мое имя?

— Я слышал, товарищи насмехались над тобой, но если ты поможешь мне, то не пройдет и года, как они окажутся в твоем подчинении и пожалеют о том, что без уважения относились к тебе.

— Уж не ты ли назначишь меня на столь высокую должность? Может, ты царь Боспора или римский император? — произнес Бардус с сарказмом.

— Нет. Но могу похлопотать за тебя перед Митридатом, он поручил мне выполнить важное задание, и я нуждаюсь в твоей помощи. Она не будет безвозмездной. — Харитон вынул из складок одежды кошель и положил его перед боспорцем.

В глазах Бардуса загорелись огоньки алчности, трясущаяся рука сграбастала кошель со стола.

— Я согласен, — ответил он, не раздумывая. — Что я должен сделать?

— Для начала поясни, что за обиду тебе нанесла сарматка по имени Кауна? Затем расскажешь, что происходило на корабле после того, как он вышел из Пантикапея, ну а потом я послушаю о тех, кто плывет с тобой. Особенно меня интересуют Котис и аорсы.

Бардус торопливо, желая поскорее отработать полученные деньги, рассказал Харитону обо всем, что знал и видел, в том числе и о своем ночном позоре.

— Ты утверждаешь, что на корабле есть римлянин? — заинтересованно спросил Харитон, когда Бардус закончил свое повествование. — И он дружен с Кауной?

— Да.

— Подружись с ним, выведай о нем все, что сможешь. Я должен знать, откуда он родом, как попал к аорсам. С его помощью постарайся вымолить прощение у Кауны…

Лицо Бардуса побагровело от гнева:

— Я! Прощение у этой…

— Молчи и слушай, — в голосе Харитона появился металл, заставивший Бардуса подчиниться. — Да, прощение. Денег я тебе дал, купи ей подарок, но не женские принадлежности. По характеру она больше мужчина, чем женщина, поэтому и отринула твои ухаживания. Оружие ей дороже всякой девичьей безделушки. Но подарок должен быть недорогим, иначе многих заинтересует, откуда у тебя столько денег. Запомни, ты должен завоевать их доверие и стать им другом…. Это будет полезно для дела. В общем, вызнавай, смотри, слушай. Я должен знать обо всем, что происходит на корабле Котиса.

— Но когда и где я расскажу тебе о том, что узнаю?

— В Риме. Я сам отыщу тебя. А теперь прощай.

— Ты не назвал мне своего имени.

— Пока тебе необязательно его знать. Называй меня — господин. И советую не увлекаться вином. Оно развяжет твой язык, и ты можешь потерять не только деньги, полученные от меня, но и саму жизнь…