Кухулин устремил свой взор на тело Фердиада.
— Ну что ж, господин мой Лойг, — сказал он, — раздень Фердиада, сними с него боевой наряд и одежду, чтобы поглядеть нам на пряжку, ради которой он пошел на бой-поединок.
Подошел Лойг к телу Фердиада и раздел его. Он снял с него боевой наряд и одежду, и Кухулин увидел пряжку. Снова начал он стонать и оплакивать Фердиада, говоря такие слова:
— Горем стала золотая пряжка,
О Фердиад, повелитель рати,
Ты, наносивший удары тяжкие
Благородной, победоносной дланью!
Венец волос твоих светлых, курчавых
Был так огромен и дивен красой!
Словно лиственный гибкий пояс
Облекал твой стан до самой смерти.
О, наше милое побратимство!
О, зоркий взгляд благородного ока!
Помню щит твой с бортами золотыми, —
Драгоценную доску для шахматных ударов!
Помню запястье из светлого серебра
Вокруг руки благородной твоей,
Помню меч твой, столь превосходный,
И твой пурпурный лик прекрасный!
Что ты повержен рукою моею —
Это было неладным делом.
Не был прекрасен наш поединок,
Горем стала золотая пряжка!
— А теперь, господин мой Лойг, — сказал Кухулин, — разрежь тело Фердиада и извлеки из него рогатое копье — ибо я не могу остаться без моего оружия.
Подошел Лойг к телу Фердиада, разрезал его и извлек из него рогатое копье. Увидел Кухулин свое окровавленное, красное оружие рядом с телом Фердиада и сказал такие слова:
— О Фердиад, скорбно наше свиданье!
Вот вижу тебя кровавым и бледным.
Не смыть крови с моего оружья,
Ты ж распростерт на смертном ложе!
Если б были мы там, в стране восточной,
Как прежде, у Скатах, Уатах и Айфе, —
Не были б белы теперь твои губы
Предо мною, среди оружья.
Наша наставница нас связала
Славною связью союза дружбы,
Дабы не вставали чрез нас раздоры
Меж племенами светлой Ирландии.
Печально утро, это утро марта,
Принесшее смерть сыну Дамана!
Увы, вот пал мой любимый друг,
Алою кровью напоил я его!
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитанными.
Я изранен весь, залит кровью алой,
Ты ж не сядешь на колесницу вновь!
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитанными.
Я изранен весь, и кровь запеклась,
Ты же мертв совсем, без возврата, навек.
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитанными.
Тебя смерть сразила, я же бодр и жив.
Биться в яром бою — вот удел мужей.
— Ну что ж, Кухук, — сказал Лойг, — уйдем теперь от брода. Слишком долго мы здесь пробыли.
— Да, пойдем, — отвечал Кухулин. — Знай, что игрою, легкой забавой были для меня все бои и поединки, которые я выдержал здесь, по сравнению с боем-поединком с Фердиадом.
И еще сказал он — таковы его слова:
— Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
У нас были с ним ученье общее,
Общая мощь и общая щедрость,
И он был ее избранником.
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Мы равный ужас вселяли в врагов.
Было равным искусство наше в бою.
Дала нам Скатах два равных щита:
Один — Фердиаду, другой же — мне.
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
О милый друг, о столп золотой,
Поверженный мной в бою у брода!
О вепрь народов, неистовый вепрь,
Ты был смелее, чем все другие!
Все было игрою, пустой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Этот пламенный и свирепый лев,
Буйная волна, грозная, как Страшный суд.
Все было игрою, пустой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Думалось мне, что милый Фердиад
Будет другом мне на веки веков.
Вчера он был, как гора, велик,
Сегодня лишь тень осталась его.
Трижды врагов несметные полчища
Я сокрушил рукою своею.
Сколько быков, коней и воинов
Я разметал здесь во все стороны!
Хоть и бесчисленно было воинство,
Что наслал на нас хищный Круахан,
Больше третьей части, с половину их
Умертвил я здесь в игре жестокой.
Не бывал в боях тот сын королевский,
Ирландия грудью не вскормила того,
Не являлся еще ни с суши, ни с моря,
Кто бы славою мог превзойти меня!
Здесь кончается повесть о смерти Фердиада.
Болезнь Кухулина
Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайн, самый день Самайн и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в году на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры да угощение. Потому-то и славилось празднование Самайн во всей Ирландии.
Любимым же делом собравшихся воинов было похваляться своими победами и подвигами. Чтобы подтвердить свои рассказы, они приносили с собой в карманах отрезанные концы языков всех убитых ими врагов; многие же, чтобы увеличить число, еще прибавляли к ним языки четвероногих. И начиналась похвальба, причем каждый говорил по очереди. Но при этом бывало вот что. У каждого воина сбоку висел меч, и, если воин лгал, острие его меча обращалось против него. Так меч был порукою правдивости воина.
Раз собрались на такой праздник, на равнине Муртемне, на все улады; недоставало только двоих: Конала Победоносного и Фергуса, сына Ройга.
— Начнем празднество, — сказали улады
— Нельзя начинать его, — возразил Kyхулин, — пока не пришли Конал и Фергус.
Ибо Фергус был его приемным отцом, а Конал — молочным братом. Тогда сказал Сенха:
— Будем пока играть в шахматы, слушать песни и смотреть на состязания в ловкости.
В то время как они развлекались всем этим, на озеро, бывшее неподалеку от них, слетелась стая птиц. Более прекрасных птиц никто не видывал в Ирландии. Женщин охватило желание получить их, и они заспорили между собой, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц.
— Я хотела бы получить по птице на каждое плечо, сказала Этне Айтенкайтрех, жена Конхобара.
