— Кевин, я не хочу говорить ни о Майкле Макдермотте...

— Он был жирдяем.

— ...ни об Эрике Харрисе и Дилане Клиболде...

— Слабоумные. Создают плохую репутацию массовым убийцам.

Франклин, я говорила тебе, что он одержим теми колумбинскими парнями, перещеголявшими его на шесть жертв всего лишь через двенадцать дней после четверга;я уверена, что упомянула их только для того, чтобы взбесить его.

— По крайней мере, Харрис и Клиболд любезно облегчили бремя налогоплательщиков быстрым уходом из жизни.

— Нытики просто пытались раздуть число жертв.

— Почему ты этого не сделал?

Он, похоже, не оскорбился.

— Зачем облегчать всем жизнь.

— Всем вроде меня.

— Включая тебя, — спокойно сказал он.

— Конечно. Но почему Дана Рокко, а не другая учительница? Почему именно те дети? Что сделало их такими особенными?

— Ну, они мне не нравились.

— Тебе никто не нравится, — уточнила я. — Они выиграли у тебя в кикбол? Или тебе просто не нравятся четверги?

В контексте новой специализации Кевина мой намек на Бренду Спенсер можно считать классической аллюзией. Бренда убила двух взрослых и ранила девять учащихся своей средней школы в Сан-Карлосе, Калифорния, только потому, что, как впоследствии прозвучало в сингле «Бумтаун рэтс», «я не люблю понедельники». Поскольку это оригинальное зверство датируется 1979 годом, шестнадцатилетняя девица опередила время. Знанием детского пантеона Кевина я заработала то, что у других детей называлось бы улыбкой.

— Наверное, составление того списка было нелегким проектом, — сказала я.

— Трудоемким, — любезно согласился он. — Начиналось с пятидесяти, шестидесяти серьезных претендентов. Честолюбиво. — Он покачал головой. — Но не практично.

— Ладно, у нас есть еще сорок пять минут. Почему Денни Корбитт?

— Бездарность!

— Ты помнишь имя гавайского мастера по копировальным машинам, но сомневаешься в именах убитых тобой людей.

— Йосуги хоть что-то совершил. Корбитт, насколько я помню, просто таращил глаза, будто ждал, когда закроется занавес.

— Значит, Денни был бездарностью. Ну и что?

— Видела, как этот тупица играл Стэнли в «Трамвае «Желание»? Я бы лучше имитировал южный акцент под водой.

— Какую роль ты играешь? Грубияна? Хвастуна? Откуда это? Брэд Питт? Знаешь, ты сам подхватил легкий южный акцент. И не очень хорошо получается.

Его товарищи по заключению в основном чернокожие, и его речь начала искажаться соответственно. Он всегда говорил со специфической медлительностью, как будто прилагал усилия, как будто ему приходилось выгребать слова изо рта лопатой. Расслабленная экономия согласных и глаголов, присущая выходцам из городских гетто, заразительна. И все же я была довольна, что сумела раздразнить его.

— Я не играю роль. Я и есть роль, — пылко сказал он. — Брэду Питту придется играть меня.

(Значит, он слышал: «Мирамакс» уже начинает снимать кино).

— Вздор! Брэд Питт староват для роли жалкого старшеклассника. Даже если бы он подходил по возрасту, ни один зритель не поверит, что такой ловкий красавчик способен на идиотские поступки. И знаешь, я слышала, что у них трудности с кастингом. Ни один голливудский актер не желает даже багром касаться твоей жалкой рольки.

— Пусть ищут сколько угодно, лишь бы не Ди Каприо, — проворчал Кевин. — Он кретин.

— Ближе к делу. Чем тебе не угодил Зигги Рандолф? Вряд ли ты мог обвинить его в том, что он не соответствует твоим высоким художественным критериям, как Денни. Поговаривали, что у него большое будущее в профессиональном балете.

— Профессиональное будущеебыло в его заднице.

— Его речь, в которой он объяснил, что он гей и гордится этим, имела большой успех. Ты этого не смог вынести, не так ли? Все учащиеся говорили о его смелости.

— Подумать только, — изумился Кевин. — Получать овации за то, что делаешь это через задницу.

— Но я никак не могу понять, почему Грир Уланова. Кудрявая коротышка с выступающими вперед зубами.

— С лошадиными зубами, — поправил меня Кевин.

— Обычно ты злился на красоток.

— Что угодно, лишь бы она заткнулась. Надоела ее болтовня о заговорах реакционеров.

— А, вот в чем дело, — догадалась я. — Петиция.

(Не знаю, помнишь ли ты, но, когда речь зашла об импичменте Клинтона, по Гладстонской школе циркулировало возмущенное обращение к конгрессменам от Нью - Йорка).

— Мамси, признай, что сильное увлечение президентом — дикая глупость.

— Ядумаю, что тебе не нравятся люди с любыми увлечениями.

— Новые теории? Думаю, тебе нужна своя жизнь.

— У меня была жизнь. Ты забрал ее. — Мы с вызовом уставились друг на друга. — Теперь ты моя жизнь. Все, что от нее осталось.

— Как трогательно, — сказал он.

— Но разве не в этом состоял твой план? Только ты и я, чтобы наконец узнать друг друга.

— Опять теории!Как интересно.

— Совито Вашингтон. — До конца списка было еще далеко, а время истекало. — Я читала, что он сможет ходить. Ты разочарован?

— А мне-то что?

— Но раньше ты им интересовался? Настолько, чтобы попытаться его убить.

— Не пытался его убивать, — твердо сказал Кевин.

— О, понимаю. Ты оставил его с ранами в бедрах нарочно. Боже упаси, мистер Идеальный Психопат не мог промахнуться .

Кевин вскинул руки.

— Ладно, ладно! Я ошибся! Я вовсе не собирался отпускать тупого киномана.

— Джошуа Лукронски, — вспомнила я. — Ты слышал, что «Мирамакс» пригласил твоего друга Джошуа консультантом по сценарию? Они хотят исторической достоверности. Сбываются мечты «тупого киномана».

Кевин прищурился. Ему не нравится, когда посторонние примазываются к его славе. Он также негодовал, когда Леонард Пуг завел свою веб-страничку KK’_best_friend.com, на которой раскрывал грязные секреты нашего сына за цену двойного клика. «Лучший друг, черт побери!— рычал Кевин, когда появилась та страничка. — Ленни был ручным хомяком».

— Если тебя это порадует, — мрачно добавила я, — о баскетбольной карьере Совито речь больше не идет.

— Ну, если честно, меня это действительно радует. Последнее, что нужно этому миру, еще один черномазый, жаждущий побросать мяч в Эн-би-эй. Вернемся к нашей теме!

— К нашей теме! Еще об одном школьном убийстве?

Кевин начал чистить ногти.

— Я предпочитаю называть это традицией.

— Средства массовой информации утверждают, что ты выбрал Совито, потому что он черный.

— Имеет смысл, — фыркнул Кевин. — Девять учеников заперты в спортзале. Только один из них негритос, и, пожалуйста, «преступление на почве расовой ненависти».

— О, это было преступление на почве ненависти, — тихо сказала я.

Кевин криво улыбнулся:

— Абсолютно.

— То же самое говорят и о Мигеле Эспинозе. Ты убил его, потому что он латиноамериканец.

— Если бы я обошел вниманием цветные общины,меня обвинили бы в дискриминации.

— Однако настоящая причина в том, что он прекрасно учился, не так ли? Перескочил через класс. И все те головокружительные результаты в тестах штата и на предварительных экзаменах в университеты.

— Стоит ему заговорить, и выясняется, что он просто пытается воткнуть в предложение слово «инстанция».

— Но ты знаешь, что означает «инстанция». Ты знаешь все трудные слова. Вот почему ты считал прикольными целые сочинения из трехбуквенных слов.

— Отлично. Но я не ревновал.Если ты на это намекаешь, насколько я понял из твоего скучнейшего допроса с пристрастием.

Я притормозила. Знаешь, Кевин действительно выглядел скучающим. Репортеры вроде Джека Марлина, криминологи, строчащие бестселлеры, школьные директора и учителя и священники, дающие интервью в новостях; твои родители, Телма Корбитт, Лоретта Гринлиф — все эти люди одержимы вопросом, почему КК это сделал.Одержимы все, за примечательным исключением нашего сына. Вот еще одна тема, просто безразличная Кевину: он сам.