— Может, мы и промахнулись, — сказал я. — Может, вовсе и не нужно возвращать приз. Может, надо выкинуть его в мусор. И все остальные награды туда же.
— Вот как? — Линди опешила. — Вы собираетесь так сделать, дорогуша?
Я вздохнул:
— Нет, пожалуй, что нет. Но это принесло бы… удовлетворение, разве нет? Все награды скопом отправить в отбросы. Держу пари, что все эти призеры — сплошь шарлатаны. Держу пари, что среди этой толпы таланта едва хватит, чтобы начинить булочку для хот-дога.
Я ждал, что Линди на это скажет, но ответа долго не было. Когда же она заговорила, то в голосе у нее появилась новая, несколько суровая нотка:
— Откуда вам известно, что среди них нет талантов? Откуда вам известно, что никто из них не заслуживает награды?
— Откуда мне известно? — Внезапно на меня накатило раздражение. — Откуда мне известно? Ну что же, давайте разберемся. Комиссия экспертов сочла Джейка Марвелла выдающимся джазменом года. И кого еще в этом роде они собираются чествовать?
— Но что вам известно об этих призерах? Даже об этом самом Джейке. Почем знать, быть может, он действительно всерьез потрудился, чтобы достичь того, чего достиг?
— Что-что? Уж не заделались ли вы его фанаткой?
— Я просто высказываю свое мнение.
— Ваше мнение? Это и есть ваше мнение? Право, удивляться мне нечему. Оказавшись тут на минутку, я позабыл, кто вы такая.
— И что следует под этим подразумевать? И как вы смеете разговаривать со мной таким тоном?
Я понял, что хватил через край, и поспешил вставить:
— Ладно, извините. Меня немного занесло. Давайте же разыщем этот офис.
Линди молчала: я повернулся к ней, но угадать, что она сейчас думает, было непросто.
— Линди, где же этот офис? Нам нужно его найти.
Помедлив, она показала статуэткой на заднюю часть зала и стала пробираться туда между столиками, по-прежнему молча. Когда мы приблизились к двери, я на секунду-другую приложил к ней ухо и, ничего не услышав, осторожно ее открыл.
Мы очутились в длинном узком пространстве, расположенном, как показалось, параллельно танцевальному залу. Откуда-то сочился непогашенный свет, так что мы могли ориентироваться без помощи фонарика. Это явно был не тот офис, который мы искали, а что-то вроде подсобного, типа кухонного, помещения. По обеим сторонам тянулись рабочие столы, а проход посередине был достаточно широк для персонала, готовившего блюда для подачи гостям.
Но Линди это место было, очевидно, знакомо: она быстрыми шагами целеустремленно направилась вперед. Примерно на полпути она вдруг задержалась с тем, чтобы изучить один из подносов с выпечкой, оставленный на столе.
— Ого, да это булочки! — К ней полностью вернулось прежнее хладнокровие. — Какая жалость, что все они накрыты целлофаном. А умираю от голода. А ну-ка, посмотрим, что здесь.
Линди шагнула немного дальше и приподняла над латкой огромную, куполообразную крышку:
— Гляньте-ка сюда, дорогуша. Выглядит очень заманчиво.
Она склонилась над крупной жареной индейкой и, вместо того чтобы снова накрыть латку крышкой, отложила ее в сторону.
— Как вы думаете, они возмутятся, если я оторву для себя ножку?
— Думаю, возмутятся — и даже очень. Ну и черт с ними.
— Индейка прямо-таки здоровенная. Хотите, поделюсь ножкой с вами?
— Конечно, почему бы нет?
— Отлично. Ну-ка, ну-ка.
Линди потянулась к индейке, но вдруг выпрямилась и обернулась ко мне:
— Так что все-таки там следовало подразумевать?
— Где что и под чем следовало подразумевать?
— Под вашими словами. Когда вы сказали, что удивляться вам нечему. Насчет моего мнения. К чему все это было?
— Сожалею о сказанном. Я вовсе не хотел вас обидеть. Просто подумал вслух, вот и все.
— Подумали вслух? А почему бы не подумать вслух еще немного? Если я предположила, что некоторые из призеров получают свои награды заслуженно, то разве это такое уж нелепое утверждение?
— Послушайте, я всего лишь сказал, что награды в итоге достаются не самым достойным. Вот и все. Но вы, как видно, знаете лучше. По-вашему, на самом деле все не так…
— Иные из них, быть может, трудились до седьмого пота, чтобы достичь того, что имеют. И вероятно, заслуживают хоть какого-то признания. Беда с такими, как вы, в том, что раз уж Бог наделил вас особым даром, то вы считаете, будто получили право делать что угодно. Что вы лучше всех прочих, что всякий раз достойны выступать в первом ряду. Не понимаете, что множеству людей просто не так повезло, как вам, и им приходится из кожи лезть в борьбе за место под солнцем…
— Так, по-вашему, я баклуши бью? По-вашему, целыми днями прохлаждаюсь в тенечке? Да я работаю как вол, надрываюсь из последних сил, чтобы добиться чего-то стоящего, чего-то прекрасного, и кто получает признание? Джейк Марвелл! И всякие такие вроде вас!
— Да как, черт побери, вы смеете? Каким боком я к этому причастна? Меня, что ли, сегодня награждают? И кто когда хоть какую-то сучью премию мне присуждал? И хоть раз, даже в школе, разве мне хоть одну паршивую грамоту вручали за пение, танцы и прочую дрянь? Нет! Только фигу с маслом! Мне только и оставалось, что глазеть на всех вас — всяких ничтожеств, которые лезли вперед, хватали призы, а орава родителей им аплодировала…
— Никаких премий? Никаких премий? Поглядите на себя! У кого слава? У кого шикарное жилье?..
В этот момент кто-то повернул выключатель, и мы, моргая, уставились друг на друга в резком и ярком свете. Сюда тем же путем, что и мы, вошли двое мужчин, и теперь они направлялись к нам. Ширина прохода позволяла им идти бок о бок. Громадный чернокожий был одет в форму гостиничного охранника: в руке он держал рацию, которую я вначале принял за пистолет. Рядом с ним семенил невысокий человек с гладкой темной шевелюрой, одетый в светло-голубой костюм. Оба особого почтения к нам не выказывали. Они остановились в ярде-другом от нас, и низкорослый извлек из кармана пиджака удостоверение личности.
— Департамент полиции Лос-Анджелеса, — проговорил он. — Мое имя Морган.
— Добрый вечер, — произнес я.
Некоторое время охранник и полицейский разглядывали нас молча, потом коп спросил:
— Вы постояльцы отеля?
— Да, — ответил я, — постояльцы.
Спиной я ощутил прикосновение мягкого халата Линди. Она взяла меня за руку и встала рядом со мной.
— Добрый вечер, господин полицейский, — протянула она сонным, медоточивым голосом, совершенно ей несвойственным.
— Добрый вечер, мэм, — отозвался коп. — Вы по какой-то особой причине в такой час на ногах?
Мы оба враз начали отвечать, но расхохотались. Наши собеседники, однако, ни малейших признаков веселья не обнаружили.
— Не спится что-то, — заявила Линди. — Решили немного прогуляться.
— Прогуляться, — повторил коп и оглядел залитый слепящим светом зал. — Наверное, искали чего-нибудь перекусить.
— Именно так, господин полицейский. — Голос у Линди все еще разительно не походил на обычный. — Слегка проголодались: уверена, с вами по ночам тоже такое случается.
— Вероятно, что-то с доставкой в номера не заладилось, — заметил коп.
— Да-да, именно, — поддакнул я.
— Меню стандартное, — продолжал коп. — Стейки, пиццы, гамбургеры, трехслойные сэндвичи. Знаю: сам только что заказывал в круглосуточной службе питания. Но вам, наверное, такая еда не по вкусу.
— Да нет, вы же понимаете, в чем тут вся штука, — пояснила Линди. — Главное — подурачиться. Потихоньку пробраться на кухню и перехватить кусочек чего-нибудь запретного, помните, в детстве, я думаю, вас тоже подмывало?
По виду наших собеседников не заметно было, что это их хоть сколько-нибудь тронуло.
— Сожалею, что причиняю вам беспокойство, — проговорил полицейский. — Но, как вы понимаете, вход постояльцам сюда закрыт. Кроме того, только что обнаружена пропажа кое-каких вещей.
— Неужели?
— Да. Вы сегодня вечером ничего странного или подозрительного не заметили?
