Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Простояв на одном месте минут пятнадцать и внимательно рассмотрев дом Эвелин, он медленно побрел вниз по улице и свернул в небольшое уютное кафе на перекрестке. Приветливая официантка с вытатуированной на плече бабочкой тут же подала ему меню. Взглянув в ее улыбающиеся глаза, он подумал, что она догадалась о том, что в его душе поет весна. И улыбнулся.

— Чего-нибудь выпьете? — спросила официантка, немного наклоняясь.

— Нет, спасибо, — ответил Ричард, и без вина чувствующий себя охмелевшим. — Разве что чашечку кофе.

Он просидел в кафе около часа, купаясь в светлых мечтах. Опомнился, когда до встречи с Эвелин оставалось всего двадцать пять минут.

Цветы! — прозвучало в его голове. Надо непременно купить ей букет цветов! Пусть сразу поймет, что я смотрел на нее не просто как на развлечение, а как на достойную восхищения женщину, как на любимую.

Когда официантка принесла счет, он спросил, где расположен ближайший цветочный магазин.

— Справа от кафе, через два здания, — с готовностью сообщила та, и Ричарду опять показалось, что она разгадала его секрет.

Цветочный оказался небольшим магазинчиком, буквально потрясающим воображение красками и ароматами.

Как только Ричард появился на пороге, к нему подскочил невысокий круглолицый продавец.

— Чего желаете? — спросил он, широко улыбаясь.

Ричард обвел растерянным взглядом многообразие расставленных тут и там ваз с цветами. Он понятия не имел, что любит Эвелин: розы, лилии или, например, герберы.

Продавец быстро смекнул, в чем дело.

— Собираетесь преподнести букет женщине? — спросил он с видом знатока.

— Да, — ответил Ричард, задумываясь, сможет ли кто-нибудь ему помочь в столь щекотливом деле, пусть даже человек, всю жизнь продающий цветы.

— Жене, невесте? — продолжал расспрашивать продавец. — Или, может, матери, тете?

— Гм… — Ричард не знал, как назвать Эвелин. Женой она ему, естественно, не доводилась, но и невестой пока не была.

— Я понял, — без тени смущения произнес его собеседник. — Вы влюблены в нее до беспамятства, но еще не успели объясниться. Так?

— Так. — Ричард смутился, но вздохнул с большим облегчением. Этот продавец и впрямь знал толк в связанных с цветами делах.

— Тогда рекомендую розы, желательно красного оттенка! — провозгласил он, указывая на вазы с багровыми, алыми, темно-розовыми, пурпурными и коралловыми цветами. — Если, конечно, вы уже готовы сказать ей самые главные слова, — добавил он, многозначительно понижая голос.

Ричард моргнул. Прошедшие две недели он постоянно думал о том, что должен выразить Эви свою бесконечную благодарность, непременно восхититься ее непосредственностью, необычной красотой, предложить стать его девушкой, может даже женой. Но ни разу не представил себе, как объяснится ей в любви.

А ведь именно любовью называлось то многоликое, сложное чувство, которое привело его на этот раз и в Лос-Анджелес, и на эту улицу, и в цветочный магазин.

— Да, полностью готов, — с поразившей его самого решимостью ответил Ричард. — Именно сегодня я во всем ей признаюсь, иначе просто нельзя.

На губах продавца заиграла улыбка человека, которому постоянно приходится общаться с потерявшими от любви голову мужчинами. Он довольно потер руки.

— Тогда прошу! Выбирайте для своей принцессы самые красивые розы. Наверняка она их достойна, а? — В его глазах заплясали смешинки — по-видимому, примерно такие же слова он говорил влюбленным всех возрастов и калибров.

Ричард не заметил смешинок.

— Разумеется, — ответил он, сосредотачивая внимание на огненно-красных розах.

Ричард шел к двухэтажному особняку, сам не свой от волнения. Огромный букет роз говорил всем, кто попадался ему навстречу, о том, что в его сердце пылает любовь, но он не замечал ни любопытных взглядов, ни понимающих улыбочек.

Эвелин открыла дверь, едва только он позвонил.

Ричард боялся, что, беспрестанно думая о ней все эти дни, приукрасил ее в своем воображении, превратил в героиню классического романа и разочаруется, увидев, что в действительности она обычнее и проще, чем в его фантазиях. Не произошло ничего подобного.

Настоящая Эви была гораздо прекраснее запечатлевшегося в его памяти образа.

От нее веяло молодостью, жизнелюбием и теплом, а глаза, хоть и блестели не так ярко, как прежде, поражали прозрачной голубизной. В его мечтах у нее были прекрасные выразительные глаза, но не настолько волшебного цвета.

Ричард молча смотрел на нее несколько бесконечно долгих мгновений, не зная, что сказать. Эвелин тоже молчала. Но в ее взгляде отражалось многообразие сложных, глубоких чувств.

— Это тебе, — пробормотал Ричард, спохватываясь. — Держи.

Эвелин перевела взгляд на букет, словно замечая его только что, и ее глаза повлажнели. Она медленно протянула руки, очень бережно, как новорожденного ребенка, взяла цветы и уткнулась в них носом.

— Какая красота! Спасибо… Чего же ты стоишь? Проходи.

Прихожая в ее доме была небольшая, обставленная стульями викторианской эпохи и столиком на трех ножках. Стены украшали портреты людей, явно живших в начале прошлого века.

— Как у тебя интересно, — заметил Ричард, осматриваясь по сторонам.

Эвелин грустно улыбнулась.

— Это дом моего деда. Он тоже был профессором, как папа. Умер три года назад.

Ее взгляд устремился на портрет бравого юноши с загнутыми кверху усами.

— Это он? — спросил Ричард.

— Да, — ответила Эвелин. — Гостиная там.

Ричард прошел в комнату, в которой первозданная обстановка была так же бережно сохранена — два кресла вроде библиотечных, диван, обтянутый черной кожей, и ломберный столик перед ним. Наверное, весь этот антиквариат смотрелся бы мрачновато, если бы не нежно-розовые стены и не пена кружевных занавесок на широком окне.

Эвелин вошла в гостиную с вазой в руках, в которой уже красовались розы.

— Чай будешь? — спросила она, ставя вазу на пол в углу.

— Чай? — переспросил Ричард удивленно. Сейчас ему было совсем не до чая. — Подожди, Эви… Давай поговорим.

— Это очень важно, — улыбаясь глазами, повторила она ту фразу, которую он произнес днем, умоляя ее о встрече.

— В самом деле важно, — произнес Ричард с чувством. — Ты даже не представляешь как!

Эвелин пожала плечами.

— Хорошо. Только не стой посреди комнаты. Присаживайся. — И она указала на одно из кресел.

Ричард лишь сейчас осознал, что и впрямь стоит столбом в самом центре гостиной. Кивнув, он подошел к креслу и сел. Эвелин опустилась на диван.

— Знаешь, Эвелин… То есть Эви… Малыш… — Ричарду вдруг показалось, что ему никогда не набраться смелости начать этот разговор, и, обозлившись на себя, он кашлянул и заговорил увереннее: — Мне ужасно стыдно, Малыш, за то, что я исчез тогда столь странным образом. Я мог бы придумать сейчас какое-то оправдание своему поступку, но не хочу. В наших отношениях не должно быть лжи. Признаюсь честно: я подумал в тот момент, что не стоит обременять тебя своими нерешенными проблемами. Пусть уж лучше ты будешь жить, не ведая этого мрака…

Он замолчал, переводя дыхание.

— Считаешь меня слабачкой? — произнесла Эвелин холодно. — Думаешь, я безмозглая бабочка? Порхаю по жизни, не ведая и не видя страданий и лишений? Да, я могу произвести впечатление создания ветреного и несерьезного… Возможно, до недавнего времени именно такой я и была. Но это не означает, что…

— Умоляю, выслушай меня до конца, Малыш! — попросил Ричард, перебивая ее.

— Ладно. — Эвелин откинулась на спинку дивана и скрестила руки на груди.

Голубой камушек в пупке, удивительным образом подчеркивающий лазурь ее глаз, блеснул, как будто подмигнув.

Ричард не знал, свидетельствуют ли эти камни в пупке о несерьезности или ветрености, но был уверен, что обожал их как неотъемлемую часть этого, необыкновенного создания, его чудесной Эви.

— Слабачкой я тебя не считаю, милая моя, — сказал он мягко. — Я ведь говорю, что сильно сожалею о том, что уехал тогда, не поговорив с тобой. Я совершил ошибку, и еще раз прошу меня простить.

27
{"b":"147961","o":1}