Могучий, грозный ликом муж и прекрасная хрупкая женщина. Кумир Лера был древнее и являл собой плиту темного гранита, испещренную кельтскими руническими письменами. Грациллонию объяснили, что этот бог не имеет человеческого обличья. Правда, в народе он считается существом о трех ногах и с единственным глазом, но верить этому не стоит, ибо народ всегда придает сказочные черты всему загадочному и пугающему.

Ликующая толпа окружила колесницы. Грациллоний видел, что радость исанцев неподдельна. Колконора ненавидели все: первые лица города, с которыми тот сталкивался ежедневно, и простой люд. Однако мысли о ниспровержении, перевороте или убийстве тирана ни у кого не возникало. Ис смиренно покорялся тому, кого послали боги.

Пока не появился он. Вихрь воспоминаний на миг захватил Грациллония – беседа с командующим, изматывающий переход по Галлии, жуткие глаза совы, поединок, залитое кабаньей кровью хладное тело короля… Чьи же боги привели Грациллония на трон Иса? Думать об этом было страшно.

Шумная нарядная толпа заполнила равнину у амфитеатра и, бурля у ворот, медленно втекала внутрь. Римской постройки здание формой напоминало овальную мраморную чашу с ярусами скамей до самого верха, украшенную снаружи легкими колоннами. И все-таки в нем было что-то чужое, не римское. Непривычные пропорции, ярко раскрашенные порталы, узорные морские водоросли, стелющиеся по каннелюрам и обвивающие капители колонн. На фризах не встречалось привычных подданному Римской империи грифонов или кентавров – там застыли в мраморе игривые морские котики, горбились туши китов, раскрывали зубастые пасти безглазые чудища холодных глубин. Вдоль портика шли кельтские огамические письмена. Какой же след оставил римский протекторат в Исе?

Священный кортеж рассек толпу и вкатился через южный портал и сводчатую галерею на арену, разделенную поперек не доходящей с обеих сторон до бортика перегородкой со столбами на концах. Столбы были в зарубках. Тут проводились бега на колесницах. К середине перегородка утолщалась и нависала широким карнизом, образовывая платформу, к которой вела лестница. По отдельным лестницам поднимались в свои ложи старейшины, жрецы и лучшие семьи города. Арена не была посыпана песком, но вымощена ровной брусчаткой, стало быть, хищников на потеху толпе здесь не стравливали. Людей – Грациллоний был в этом уверен – тоже.

Амфитеатр заполнился празднично разодетыми горожанами. Боги сделали медленный круг по арене и остановились с южной стороны от карниза. В центре стояла колесница Белисамы. Грациллоний с Оратором Сореном, поклонившись богам, вступили на лестницу серого мрамора и поднялись на огороженную балюстрадой платформу. Мальчики-прислужники несли чаши, кадильницы и лавровые ветви. За ними с ларцом в руках следовал сухощавый седобородый старец в серебристо-голубых одеждах.

– Один из высших сановников города, – прошептал Сорен. – Ханнон Балтизи, Капитан Лера.

Шум стих. Солнце садилось, и тень уже накрыла западный овал амфитеатра. Высокими голосами пропели трубы, разбудив равнодушное эхо. У выхода с северной галереи появились девушки в ярких накидках поверх белых мантий. Каждая держала высокую свечу в серебряном канделябре.

– Девственные весталки, дочери и внучки королев, – прошептал Сорен. – Те, что свободны сегодня от храмовых бдений.

Потом появились Девятеро. В сумерках они показались Грациллонию неотличимыми одна от другой: в голубых шелковых мантиях, окаймленных причудливым орнаментом; волосы у всех были подобраны и замотаны в льняные куколи, заколотые медными серповидными фибулами. С торжественными лицами королевы приблизились к лестнице и неспешно взошли наверх. Первой выступала статная немолодая женщина. Теперь Грациллоний смог разглядеть всех своих жен – к мысли о том, что они его жены, пока трудно было привыкнуть – по старшинству. Одна за другой королевы проходили мимо Грациллония, замедляли шаг, на мгновение пряча лицо в чаше ладоней в знак покорности, и по-солдатски застывали по левую руку от него; воительницы-богини – недвижные, бесстрастные.

– Квинипилис, Фенналис, Ланарвилис, – вполголоса перечислял Глашатай, – Бодилис, Виндилис, Иннилис, Малдунилис, Форсквилис,… Дахилис.

Дахилис. Он сначала не расслышал имени, впившись в нее глазами. О боги, до чего она похожа на Уну, соседскую девочку. Его Уну, о которой он мечтал долгие армейские годы. Уна… Ее выдали замуж куда-то в Аквы Сулиевы, потому что семья бедствовала, а жених, наверное, был богатый.

Дахилис прошла мимо него, и… сердце его замерло и перестало биться.

Шелк стекал с высокой груди на тонкий, перехваченный узорным поясом девичий стан. Нежный овал лица, ямочки на щеках по сторонам широкого рта и веселая семейка веснушек на чуть вздернутом носике. И глаза… Глубокие, бездонные, манящие, они были то голубыми, то карими, то зелеными. В движениях ее сквозила пугливая жеребячья грация. И смотрела она не так, как смотрели на него другие жены: надменно или восторженно, победно, настороженно. Нет, подойдя к нему последней, Дахилис вся залилась краской смущения; по-детски припухшие губы ее полуоткрылись, как для мольбы, но мольбы не последовало, и, подобно остальным, она спрятала лицо в ладонях.

Его приветствовали старейшины. Сначала на пуническом языке, затем на исанском. Грациллоний слушал рассеянно – его захватили воспоминания. Когда высокопарные речи закончились, Капитан Лера открыл ларец и вручил его Оратору; тот извлек из ларца ключ на золотой цепи. Действительность вновь подступила к Грациллонию, под ложечкой у него заныло, но никуда от действительности было не деться. Он узнал этот ключ.

– Преклони колени, – торжественно произнес Оратор, – и прими Ключ от Врат Власти, Власти Короля.

Грациллоний повиновался. Золото скользнуло по волосам и дальше, на шею. В памяти мелькнул Колконор, его безжизненное тело, липкая густая кровь. Тяжел был ключ, холодна цепь; Грациллонию показалось, что они могильной стужей сковали его сердце и душу. Но это прошло. Сорен достал из ларца корону.

– Прими знак обладания и благословения, – произнес Оратор.

– Я не могу, – прошептал Грациллоний. Руки, держащие корону, дрогнули.

– Мой король?

– Я поклоняюсь Митре, – Грациллоний быстро заговорил на латыни. – Когда меня посвящали в Воины, мне трижды предлагали корону и трижды я отвергал ее, ибо Господь един наш Повелитель и…

– Таков обычай, – перебил его Сорен. Их взгляды встретились. Лицо Оратора исказила гримаса. – Это вызовет недовольство. Корона – лишь символ. Ключ – это Власть. Подожди, Ханнон. Грациллоний, позвольте подержать корону над головой. Прошу вас! Народ ждет.

«Нельзя позволить Ису навязывать римлянам свои законы», – подумал Грациллоний, а вслух сказал:

– Поднесите корону, но не больше, или я сорву ее и брошу наземь. А мои легионеры придут мне на помощь.

Сорен побагровел.

– Что ж. Как знаете. Но помните о Колконоре.

Глухой ропот прошел по рядам и стих. Вскоре церемония подошла к концу. Девственные весталки увели королев; суффеты покинули ложи и устремились на арену, спеша представиться новому королю; простой люд отправился по домам, и амфитеатр опустел. Последними разъезжались боги, каждый в свой храм – созерцать миропорядок, принимать поклонения, творить будущее.

Солнце село, задул холодный ветер, небо затянуло серыми тучами. Упали первые крупные капли дождя. Отцы города заторопились, церемонно раскланялись, пожелав новому хозяину спокойной ночи, и в сопровождении слуг с зажженными фонарями отправились по домам. Грациллоний проводил гостей, постоял немного на крыльце, потом затворил дверь и в раздумьях принялся мерить шагами полутемный зал пиршеств.

Прием был недолгим; разговор шел вежливый, ничего не значащий. Старейшины присматривались к Грациллонию, пытаясь понять, чего можно ждать от нового короля; держались настороженно. Грациллоний не был ни авантюристом, искателем приключений, ни беглым рабом: за ним стояла могущественная империя. Он был подданным империи, ее посланцем, ее слугой. Поддержка политики империи принесет неисчислимые выгоды Ису – вот в чем он пытался убедить старейшин. Старейшины кивали, говорили гладкие слова: мир, дружба, вековые традиции; со всем соглашались. Однако ничего обещано не было – заминка с короной не прошла незамеченной и была воспринята как дурной знак. Грациллоний должен завоевать их доверие. Как? Какие силы представляют отцы города, и сколько у него самого действительной, осязаемой власти?