Андрина повертела в руках ожерелье и печально улыбнулась.
— Это так похоже на нашего папу — привезти из дальних стран нечто, из чего нельзя извлечь никакой пользы. Мама говорила мне, что она примеряла его к самым разным своим платьям, но оно ни к чему не подходило. Только она никогда не осмеливалась сказать об этом папе, чтобы не обидеть его.
— Папе нравилось все экзотическое, и он никогда не думал о том, чтобы вложить деньги во что-нибудь действительно ценное, — осуждающе произнесла Шарон.
— Да, он был таким человеком. Он любил все, что необычно, и все, что бросается в глаза. Но таковым его сотворил Господь, и мы не вправе осуждать его. У него был такой характер, что деньги не задерживались надолго у него в кармане. А в остальном наш отец был неплохим человеком. Мама любила его и надеялась, что когда-нибудь в один прекрасный день счастье улыбнется ему.
Напрасно Андрина убеждала себя, что это так. Ни сестры, ни она сама не верили в достоинства своего родителя.
И все же она настаивала:
— Лондонские соблазны испортили его характер и лишили состояния.
— И вот поэтому мы оказались здесь, в Чешире? — спросила наивная Черил.
Андрина снисходительно улыбнулась.
— Я уже не раз отвечала тебе на этот вопрос. Ты должна была запомнить. Мы здесь оказались случайно. В один вечер в каком-то клубе папа выиграл этот дом в карты… Зато в следующей игре он потерял все свое состояние, так что ему ничего не оставалось, как поселиться здесь.
— Да-да, Андрина, прости меня… конечно, ты нам уже об этом рассказывала.
Черил так огорченно захлопала своими пушистыми ресницами, что сердиться на нее было невозможно.
— И все-таки мы были какое-то время счастливы здесь, в этом случайно доставшемся отцу доме, — убеждая саму себя, произнесла Андрина. — Мы прожили здесь вместе с мамой несколько лет, и только когда она ушла от нас, нам стало не очень хорошо.
— И все из-за папы! — не преминула заметить Шарон. — Я не скрываю того, что рада тому, что этот кошмар наконец-то закончился.
— Честно говоря, я тоже, — согласилась с сестрой Андрина. — И все-таки мне немножко стыдно. Мы должны были горевать о нем, а почему-то это не получается.
— Но зачем нам изображать из себя каких-то несчастных плакальщиц? — жестко произнесла Шарон. — Наш обожаемый папочка обокрал своих дочек и лишил их надежд на будущее.
Андрина захлопнула крышку футляра, где хранилось ожерелье. И этот сухой звук оборвал разговор о прошлом.
— Будущее в наших руках, Шарон, и надежды не развеялись, — возразила Андрина. — Мы все трое согласились, что я должна немедленно отправиться в Лондон, разыскать своего крестного и узнать, сможет ли он нам помочь.
— Да, конечно, — согласилась Шарон. — Но почему бы нам не отправиться туда всем вместе?
— Сначала я тоже так подумала, но потом подсчитала, во что это нам обойдется. Мы просто не можем себе этого позволить. Во всяком случае, в настоящее время мы сидим без гроша и даже еще не рассчитались за отцовские похороны.
Шарон вздохнула:
— Я понимаю.
— Слава Богу, что ты понимаешь меня, — продолжила свою речь Андрина. — Надеюсь, что я смогу выдержать поездку на крыше дилижанса, так как билет туда стоит всего лишь три пенса за милю, а если сидеть внутри, то целых пять…
Но тут же Андрина засомневалась:
— Правда, там будет очень холодно, и, если я появлюсь в Лондоне с красным носом и беспрестанно сморкаясь, герцогу вряд ли это понравится.
— Конечно, ты должна ехать внутри экипажа, — воскликнула Шарон. — Избавь нас Господь, чтобы ты еще и простудилась! Пусть даже тебе придется дать еще на чай целый шиллинг кучеру. Я слышала, что без этой мзды они не сажают в дилижанс пассажиров.
— Да, поездка обойдется недешево, — вздохнула Андрина. — Но я думаю, что мы можем кое-что продать из домашней утвари, хотя мне не хотелось бы этого делать, пока мы не уверимся в наших перспективах на будущее или уж совсем не останемся без гроша.
— Хьюго сказал на днях, — неожиданно вмешалась в разговор Черил, — что его папа с удовольствием купил бы картину с лошадью, которая висит в кабинете.
— Что такое, Черил? Ты не должна была рассказывать Хьюго о наших денежных затруднениях. Зачем ты это сделала?
Андрина была вне себя от гнева.
Черил, сразу же почувствовав себя виноватой, горестно опустила голову. Ее огромные, как два голубых озера, глаза потупились.
— Конечно, не так важно, что ты рассказала Хьюго, — сразу же поправила себя Андрина, опасаясь, что ее сестра сейчас ударится в слезы. — Он и так знает о нашем бедственном положении. Да я уверена, что все по соседству уже давно догадались, что мы сидим без гроша.
В этом ее заявлении не было горечи. Она просто констатировала неоспоримый факт.
— Что я сделала плохого, Андрина? — спросила Черил.
— Нет-нет, разумеется, ничего, моя дорогая, — воскликнула Андрина и обняла ее за плечи.
— Ты на меня не сердишься?
— Я на тебя никогда не сержусь.
Андрина поцеловала сестру и затем, чтобы увести разговор в другое русло, с наигранной бодростью сказала:
— Девочки, помогите мне уложить вещи в дорогу. Почтовый дилижанс будет проходить через деревню утром на рассвете. За двадцать восемь часов я доберусь до Лондона. Чем скорее я увижусь с герцогом, тем будет лучше.
— Какая же ты храбрая! — воскликнула Черил, восхищенно глядя на сестру. — Я рада, что ты не берешь меня с собой, потому что я так боюсь куда-нибудь ехать.
— А если он откажет нам? — спросила Шарон.
— Тогда я придумаю что-нибудь еще, — с твердостью пообещала сестрам Андрина.
Ее нежные пухлые губы в этот момент сжались, и рот превратился в прямую линию, а подбородок отвердел. Она была воплощенная решительность, потому что для нее не было другой цели в жизни, как только сделать так, чтобы Черил и Шарон получили возможность блеснуть в лондонском свете и устроить свое будущее.
«Их красота обязательно будет по достоинству оценена людьми, которые разбираются в этом, — убеждала она саму себя. — В столице они встретят иных мужчин, чем те грубые сквайры — охотники на лисиц или выжившие из ума старые папины приятели, которые время от времени появляются у нас в доме».
Андрина отдавала себе отчет, хотя не обсуждала это никогда с сестрами, что местные мамаши, имеющие дочерей на выданье, предпринимали отчаянные усилия, чтобы не допускать сестер Мелдон на приемы и вечеринки с танцами, где они бы обязательно затмили всех.
Провинциальные дамы запрещали также своим сыновьям навещать Мелдон, а молодые жены буквально висли на плечах своих мужей, хватали их за руку и уводили прочь, как только где-нибудь появлялись Черил или Шарон.
Это привело к тому, что сестры получали приглашения очень редко, а последнее время совсем никуда не выезжали.
Андрина, понимая всю несправедливость этого, знала, однако, что не в силах что-нибудь изменить. Она лишь надеялась, что Черил, которая была столь наивной и чувствительной, не замечает неприязни к ней всех окружающих женщин и, наоборот, продолжает относиться к ним со свойственным ей искренним дружелюбием.
Шарон, конечно, обо всем этом догадывалась, злилась и возмущалась, но она была еще слишком молода, чтобы ее принимали в расчет дамы из местного общества.
К тому же в ней кипело столько энергии, столько непреклонного оптимизма, что ей некогда было приходить в отчаяние.
Только одна Андрина ясно представляла себе, что годы безнадежно уходят. С тех пор как она отметила свое восемнадцатилетие, не имея ни одного хоть сколько-нибудь подходящего соискателя руки, она начала бояться, что та же участь ждет и ее сестер, если не предпринять никаких решительных действий.
«Я должна любыми способами убедить герцога помочь нам», — мысленно твердила она, в то же самое время понимая, что, как карточный игрок, полагается на слепую удачу, которая так часто подводила их папочку.
Да, это была игра! Игра азартная, безумная, в которой у нее было очень мало шансов выиграть.