Невозможно было даже вообразить, что наряды могут быть такими легкими, воздушными, словно предназначенными для неземных существ, и в то же время столь откровенно прозрачными, что даже немного смутило Андрину.

Вышивки, изящные, как паутина, невесомые кружева, легкий муслин в сочетании с шуршащей тафтой и пестрыми лентами — все пошло в дело, и, когда работа закройщицы, швеи и вышивальщицы завершилась, на свет явилось истинное произведение искусства, которое обрисовывало каждый малейший изгиб и все контуры тела будущей его счастливой обладательницы.

Шарон действительно была права, когда говорила, что современные платья должны не скрывать, а, наоборот, подчеркивать грудь женщины, ноги и бедра, чтобы возбуждать желание мужчин.

Конечно, это несколько смущало Андрину, но она целиком доверилась леди Эвелин, и когда начала примерять наряды, то убедилась, что на самом деле они не так уж вызывающе откровенны, как казались, когда она держала их в руках.

В Броксборн-хауз они вернулись как раз к ленчу. Андрине уже казалось, что они с леди Эвелин закупили целую гору одежды, и она не могла удержаться от тревожной мысли, что истратила большую часть тех заветных пяти сотен фунтов, которые, как она надеялась, выручит от продажи матушкиного ожерелья.

Но леди Эвелин на этом не остановилась. После ленча она решила посвятить время покупке шляпок, обуви, чулок, ночных рубашек, перчаток, зонтиков от солнца и еще десятка подобных предметов, необходимых дебютанткам.

Также требовались ридикюли, причем самой модной формы, потому что воздушные муслиновые платья не давали возможности пришить к ним карманы, и дамы были вынуждены носить свои мелкие принадлежности в сумочке.

Андрина позволила себе послушно плыть по течению, уже не протестуя и ничему не удивляясь.

Только когда они вновь очутились в Броксборн-хаузе и леди Эвелин поднялась наверх отдохнуть, девушка подумала, что ей следует переговорить с герцогом на тот случай, если ее затраты превысили допустимые пределы.

Поэтому, проводив свою энергичную покровительницу до спальни и отказавшись от дневного отдыха, который ей настоятельно рекомендовала пожилая леди, Андрина вновь спустилась вниз, чтобы узнать у дворецкого, дома ли его светлость.

— Он в библиотеке, мисс.

— Тогда не будете ли вы так любезны спросить у его светлости, могу ли я с ним поговорить?

— Я сообщу ему о вашей просьбе, мисс. Его светлость в данное время один.

Через некоторое время дворецкий впустил Андрину в ту же комнату, где произошла ее первая встреча с герцогом.

Она уже понимала, что выглядит совсем иначе, чем та робкая девица в самодельном платье, настаивавшая на свидании с покойным папашей его светлости. Стараниями мадам Бертин Андрина превратилась в женщину, как ей самой казалось, разодетую с праздничным великолепием.

Так как Андрина была худенькой и необычайно стройной, то ей пришлась впору модель, которую мадам Бертин создала только накануне для показа своим клиенткам и которой особенно гордилась.

Две ткани, густо-лиловая и нежно-голубая, сочетаясь вместе, не могли не радовать глаз, а фасон был истинно новаторским — с высоко поднятой талией, с пышными рукавами до локтей, щедро украшенный отделкой.

Сейчас это был последний крик моды. Так как за время долгой войны с Наполеоном украшения и кружева из Лиона и прочих мест Франции были недоступны, то теперь создатели дамских нарядов обилием оборок и рюшей как бы возмещали прежний аскетизм.

Леди Эвелин уже успела проинструктировать ухаживающую за Андриной горничную, как следует укладывать волосы разными способами, поэтому Андрина была уверена, что появилась перед герцогом в наилучшем виде.

Это придало девушке храбрости, когда дворецкий распахнул перед ней двери библиотеки и объявил еще громче и торжественней, чем в первый раз:

— Мисс Мелдон, ваша светлость.

Герцог сидел в глубоком кресле и читал газету. Он поднял голову, когда вошла Андрина, и довольно долго бесцеремонно рассматривал ее, прежде чем подняться ей навстречу.

Она проделала путь от двери до середины комнаты, стараясь ступать уверенно, вскинув подбородок и решив не поддаваться влиянию его завораживающего, действующего гипнотически, недоброжелательного взгляда.

Самоуверенность его манер вызывала у Андрины неприятие, как бы она ни убеждала себя, что должна быть ему благодарна. За поступки — да, но никак не за его манеры.

— Вы хотели видеть меня? — спросил он, не спуская с нее глаз.

— Я знаю, что вы, ваша светлость, не желаете, чтобы вас утомляли излишними деталями, — начала Андрина и тут же почувствовала, что ей почему-то не хватает дыхания. Вероятно, на нее действительно так действует герцогский взгляд.

Она глубоко вздохнула и продолжила:

— Но я подумала, что должна сказать вам…

Тут она была вынуждена вновь глубоко вздохнуть.

Герцог молчал.

— Ее милость леди Эвелин и я истратили сегодня очень много денег на покупку нарядов. Я уверена, что мы не превысили сумму, которую можно будет выручить от продажи ожерелья, но в то же время предстоят еще другие траты… а я не хотела бы быть в долгу у вашей светлости.

— Вас это беспокоит?

— Как я уже говорила однажды, — ответила Андрина с достоинством, — мы не должны быть для вас обузой. И я прошу вас сказать мне, когда надо будет остановиться в тратах.

Герцог никак не отреагировал на ее слова, и Андрине пришлось продолжить тягостное объяснение самой.

— Я не знаю, что мне сказать леди Эвелин по поводу ее собственных заказов. Она всем портнихам, как и во всех модных лавках, говорила, чтобы счета посылались к вам, но я собираюсь оплатить покупки леди Эвелин так же, как мои собственные.

— Не будет ли это чрезмерным расточительством? — произнес герцог, причем говорил он таким тоном, что Андрина сразу же почувствовала насмешку. — Даже пятьсот фунтов, если таков будет доход от продажи вашего ожерелья, нельзя растянуть на целую вечность.

— Но на два месяца можно! — заявила Андрина. — И, разумеется, мы оплатим бал, по крайней мере — шампанское и оркестр.

На лице герцога ясно читались следы душевной борьбы. Ясно было, что он старался побороть приступ обуревающего его смеха.

Справившись с собой, он холодно сказал:

— Давайте договоримся раз и навсегда, чтобы вам было ясно — если я принимаю в своем доме гостей, то беру их под свою ответственность.

— Но если бы нас здесь не было, — заикнулась было Андрина, — вам не нужно было бы приглашать гостей и тратить на это средства.

— Не в моих привычках брать деньги от женщин.

— Подобный тон в разговоре со мной ни к чему хорошему не приведет, — резко возразила Андрина. — Вы так повернули все дело, будто не я сама навязала вам свое присутствие, а вы пригласили меня и моих сестер. Но это же не так! Я не хочу, чтобы вы сочли, будто мы играем на ваших добрых чувствах и собираемся поживиться вашими деньгами.

— Если вам не нравится, какие порядки я устанавливаю в собственном доме, то выход только один…

«О Боже, как же я его разозлила!» — подумала Андрина и попыталась возразить:

— Я не могу понять, почему вы обижаетесь, когда я говорю правду, милорд. Разве в моих словах нет смысла? Ведь это я навязала вам себя и своих сестер. Но мы не хотим быть похожими на нищих родственников, рассчитывающих на унизительную подачку.

Я прекрасно понимаю, что в каждой семье существуют подобные люди, но зачем же в нас видеть таковых? Мы не хотим зависеть от вас, во всяком случае, материально.

— У вас одна точка зрения на все происходящее, а у меня — другая. И черт меня побери, если я поменяю свои взгляды. Я делаю только то, что меня устраивает, а вам остается лишь примириться с этим.

Он говорил так откровенно и зло, что Андрина едва удержалась от взрыва ярости.

— Очень хорошо, ваша светлость, — сказала она. — Я усвоила преподанный вами урок. Я вам премного благодарна!

Произнесла она это с явной иронией, сделала почтительный реверанс и удалилась из библиотеки, опасаясь, что у нее сорвется с языка то, о чем она потом пожалеет.