— Никогда не знаешь заранее, как все сложится, — возразила девочка. — Может, ты понравишься ему, папа, как понравился маркизу, и нам всем будет от этого еще лучше. Напиши ему скорее, что рад будешь приехать завтра.
— Именно это я и собирался сделать, — заверил ее доктор, пересаживаясь к письменному столу.
— У нас в доме есть приличная бумага для писем, Ровена? — спросил он.
Ровена дала отцу необходимые письменные принадлежности и поспешила покинуть кабинет, чувствуя, что просто не может больше оставаться в комнате и мечтать вместе со всеми о том, какие блага принесет им появление еще одного богатого пациента.
Все это было частью хитроумного плана маркиза, который рассчитывал заставить ее изменить свое решение, и она снова мысленно сравнивала его с осьминогом, расправляющим свои щупальца, от которого невозможно спастись.
— Я ненавижу его! — вновь и вновь повторяла себе Ровена, стараясь не вспоминать о том, какой восторг испытала сегодня, когда маркиз говорил ей о своей любви.
На следующий день, после беспокойной ночи, когда Ровена боялась заснуть, чтобы ей не приснился маркиз, девушка спустилась к завтраку и обнаружила, что Марк уже позавтракал и куда-то ушел.
— Мистер Марк встал сегодня утром очень рано, — сообщила ей миссис Хансон. — Наверное, он отправился на пикник, мисс Ровена.
— На пикник? — переспросила Ровена. — Не может быть. В одиннадцать у него урок с викарием.
— Я подумала про пикник, — пояснила миссис Хансон, — потому что он попросил меня завернуть ему в пергамент несколько сандвичей. Я дала мальчику несколько кусочков ветчины, присланной вчера из Свейнлинг-парка, — такая сочная ветчина, мисс Ровена. Много лет не видела такой.
— Так он сам сказал вам, что собирается на пикник, миссис Хансон? — насторожилась Ровена.
— Я не могу точно вспомнить, что он сказал. Просто попросил у меня сандвичей, сложил их в мешок, который был при нем, и ушел.
Ровена смотрела на кухарку, не зная, что подумать, потом, почуяв неладное, она сорвалась с места и поспешила в комнату к отцу.
Постучав, девушка вошла и обнаружила, что доктор только что закончил бриться.
Ночью его вызвали к больному, поэтому сегодня доктор встал позже обычного.
— Извини, что беспокою тебя, папа, — сказала Ровена. — Но я хотела спросить, не говорил ли Марк вчера что-нибудь о том, что он собирается на пикник.
Доктор на секунду задумался.
— Не припоминаю такого, Ровена. Вчера мы проговорили с ним до ночи об отъезде в Итон. Но Гермиона в таком восторге от возможности уехать во Флоренцию, что Марку почти не удалось вставить ни слова.
— Он был каким-то странно тихим за обедом — вспомнила Ровена. — Наверное, ему очень хочется в Итон?
— Ну конечно! — воскликнул доктор Уинсфорд. — Какой же мальчик не придет в восторг от перспективы попасть в лучшую английскую школу для мальчиков.
Доктор завязал галстук, Ровена подала ему пиджак.
— Жаль, что твоя мать не может узнать, какая судьба уготована Марку и Гермионе. Это лучшее, что она могла пожелать для них, особенно для Гермионы. Когда-нибудь наша девочка станет настоящей красавицей, такой же, как ты.
Ровена ничего не ответила отцу, и после небольшой паузы доктор, запинаясь, произнес:
— Ты не обижаешься, дорогая, что маркиз не включил в свои планы тебя? Мне показалось странным, что он не сделал тебе подарка, после того как ты так самоотверженно ухаживала за ним.
— Я не имею ни малейшего желания оказаться под покровительством маркиза, папа.
— Мне не хочется, чтобы ты чувствовала себя обиженной или обделенной, — заботливо произнес доктор.
В голосе отца была такая нежность, что Ровена наклонилась и поцеловала его.
— Я не чувствую ни того, ни другого, папа, — заверила она. — И если ты доволен, что маркиз делает все это для нашей семьи, я тоже рада.
— Узнаю свою милую девочку, — доктор потрепал дочь по плечу.
Ровена знала, что отца действительно очень смущает неблагодарность маркиза по отношению к ней. Но невозможно было пуститься в объяснения, что маркиз действует далеко не из самых благородных побуждений и что именно этим эгоистическим интересом объясняется его щедрость.
«Теперь он пытается воздвигнуть барьер между мной и моей семьей, — с горечью подумала она. — Чтобы мы не могли больше быть откровенны друг с другом».
— Надо поспешить с завтраком, — сказал доктор. — Мне надо многое сделать, если я хочу успеть к половине третьего в Овертон-хауз.
— Я рада, что ты надел свой лучший костюм, папа. Ты так хорошо выглядишь в нем, — ласково сказала Ровена.
Доктор улыбнулся.
— Твоя мать всегда считала, что первое появление перед пациентами должно быть как можно эффектнее.
С этими словами доктор поспешил вниз. Ровена прибралась в комнате и начала застилать постель.
Через некоторое время она услышала, как отъезжает от дома двуколка отца. Мистер Уинсфорд прихватил с собой Гермиону, чтобы высадить ее у домика мисс Грэм.
Поглядев на часы, Ровена увидела, что еще только половина девятого. И снова удивилась тому, что Марк, любивший поспать подольше, ушел из дома так рано.
Обычно его трудно было вытащить из постели, зато вечером — невозможно уложить.
— Надеюсь, он не собирается пропустить урок, — пробормотала себе под нос Ровена. — Викарий сердится, когда Марк начинает прогуливать.
Девушка прошла в кабинет отца, стараясь не вспоминать о том, сколько волнующих минут она пережила здесь в обществе маркиза.
Она подошла к письменному столу отца, чтобы навести на нем хоть какое-то подобие порядка, и тут увидела прислоненный к чернильнице сложенный лист бумаги.
Ей достаточно было прочитать слово «папе», чтобы понять, от кого было это послание. Не сомневаясь ни минуты, Ровена развернула записку и прочитала написанное Марком:
«Дорогой папа!
Я не хочу ехать в школу. Я хочу заниматься лошадьми и поэтому отправляюсь самостоятельно зарабатывать на жизнь.
Не беспокойтесь обо мне. Я взял полсоверена из денег Ровены на хозяйство и верну их, как только смогу.
С любовью к вам всем, твой сын
Марк».
Ровена быстро перечитала записку еще раз.
Потом снова — уже медленнее. Губы ее сурово сжались, а потом Ровена произнесла с осуждением:
— Это все он, все он. Во всем виноват маркиз.
5
— Пока вас не было, милорд, я позволил себе заказать кое-какие новые краски, а также золотые и серебряные листы, необходимые мистеру Гейлорду для его работы.
— Очень хорошо, Эшберн, — ответил секретарю маркиз. — Надеюсь, ты заказал побольше, так как в скором времени у мистера Гейлорда прибавится работы.
— Я прослежу, чтобы всего было достаточно, ваша светлость.
Подписав лежащие перед ним на столе бумаги, маркиз передал их секретарю.
— А это письмо, — сказал он, — может пока подождать.
И в этот момент в кабинете открылась дверь.
— Извините меня, милорд, — произнес стоящий на пороге дворецкий. — Но там вас хочет повидать какая-то леди — мисс Уинсфорд. Она говорит, что это срочно.
На несколько секунд маркиз застыл неподвижно.
— Проводите даму сюда, Ньюмен, — велел он затем дворецкому.
— Хорошо, милорд.
Дворецкий удалился, а мистер Эшберн направился к двери, но прежде, чем он успел дойти до нее, Ньюмен снова появился на пороге и объявил:
— Мисс Ровена Уинсфорд, ваша светлость.
Девушка выглядела очень бледной и встревоженной. Простая дешевая шляпка Ровены не могла испортить ни красоты ее золотистых волос, ни прозрачных голубых глаз.
Маркиз поднялся из-за стола, мистер Эшберн поклонился и вышел.
Когда за секретарем закрылась дверь, маркиз тихо спросил:
— Что случилось?
— Вы еще спрашиваете! — так же тихо упрекнула его Ровена. — Ведь это — дело ваших рук.