По-прежнему не сводя глаз с ее лица, маркиз произнес:

— Интересно, через несколько лет вы будете испытывать такой же восторг при мысли о том, что можно выручить шиллинг за баночку джема?

— Наверное, где-нибудь в другом месте, не на благотворительном базаре, за него заплатят немного меньше.

— Разумеется, — кивнул маркиз.

Ровена увидела по озорному блеску его глаз, что он посмеивается над ней.

— Вам забавно, — с жаром произнесла она. — Знаю, для вас это звучит глупо, но от этого зависит будущее Марка.

— Я не смеюсь над вашими амбициями, Ровена, — заверил ее маркиз. — Напротив, они кажутся мне восхитительными. Я даже немного завидую вашему энтузиазму. Прошло много времени с тех пор, как что-либо приводило меня в подобное состояние.

— Если не считать вашего великого родословного древа, — уколола его Ровена.

— Принимаю поправку, — покорно согласился маркиз. — Мое великое родословное древо, как вы его называете, действительно восхищает меня, но далеко не так, как вас — мысли о баночке сливового джема.

— С вами бесполезно разговаривать, — сердито воскликнула Ровена. — Я только прошу вас помочь мне, отдав деньги, которые причитаются моему отцу, если, конечно, вы намерены ему заплатить.

— У меня много недостатков, — нахмурился маркиз после ее слов. — Но уверяю вас, что всегда плачу в срок свои долги.

— Рада слышать это, — сказала Ровена. — И надеюсь, что вы воздадите папе должное.

— Думаю, что ста гиней будет достаточно?

Глаза Ровены расширились от удивления.

— Как… как вы сказали?

— Я сказал — сто гиней, — повторил маркиз. — Именно во столько я оцениваю услуги вашего отца.

— Вы… вы не… шутите?

— Нет. Уверяю вас, что я абсолютно серьезен.

Еще несколько секунд Ровена смотрела на маркиза. Затем глаза их встретились, и девушка отвела взгляд.

— Мы не можем принять такую крупную сумму, — сказала она, не скрывая своего сожаления.

— Я собирался добавить еще половину этой суммы за замечательные услуги сиделки, которыми также пользовался, — продолжил маркиз, не обращая внимания на ее слова.

С шумом выдохнув воздух, Ровена гордо подняла голову.

— Я не просила о благотворительности, милорд!

— Я не считаю это благотворительностью. Сэр Джордж сказал, что если бы меня пришлось везти после дорожного происшествия домой, результат был бы самый плачевный.

— Дело не в этом, — сказала Ровена. — Сельским врачам, как вы знаете, не платят таких гонораров.

— Вы просили воздать вашему отцу должное, — возразил маркиз.

— Но, мне кажется, сумма слишком велика.

— Вы уверены, что можете угадать, во что я оцениваю свою жизнь?

— Дело… не в этом, — в голосе Ровены звучало сомнение. — Просто, когда я просила вас отдать деньги мне, я думала, что, если вы будете щедры, сумма составит около двадцати гиней.

— Я ценю себя гораздо выше, — усмехнулся он.

— Я говорю… совсем не об этом.

— Я понимаю, о чем вы говорите, Ровена, — сказал маркиз. — И уверяю вас, что собирался заплатить вашему отцу именно эту сумму безо всякого вмешательства с вашей стороны. Если вы не примете деньги, я всегда могу отдать их самому доктору. Думаю, он быстро найдет им применение.

— Вы шантажируете меня, — возмутилась девушка.

— Почему бы и нет? Когда я окрепну достаточно, чтобы стоять без посторонней помощи, я все равно стану поступать так, как хочу.

— Не сомневаюсь в этом, — выпалила Ровена. — И это очень плохо.

Маркиз рассмеялся.

— Как и все остальные женщины, вы хотите, чтобы я преклонялся перед вашим полом и плясал под вашу дудку. В таком случае вы будете сильно разочарованы.

Ровена встала.

— Пожалуйста, проявите на секунду благоразумие, — попросила она. — Вы очень добры к нам… очень добры, предлагая папе такое щедрое вознаграждение. Но мне кажется, оно было бы меньше, не упомяни я о том, что Марка не на что послать в школу. Мы будем очень благодарны вам, если вы ограничитесь половиной предложенной суммы.

— Вы все еще спорите со мной, Ровена. Разве я не сказал, что всегда поступаю по-своему и намерен особенно твердо придерживаться этого принципа во всем, что касается вас.

— Но… почему?

— Об этом я расскажу вам подробно в другой раз.

У Ровены возникло неприятное чувство, что она не понимает до конца смысла его слов.

Девушка смущенно посмотрела на маркиза, глаза их снова встретились, и Ровене показалось, что он пытается что-то передать ей своим взглядом. В выражении лица маркиза, особенно в его плотно сжатых губах, чувствовалась скрытая сила.

Ровена вдруг почувствовала себя совсем слабой, неопытной и беззащитной.

Она произнесла вслух первые слова, которые пришли ей в голову.

— Я… не знаю… что… сказать… милорд.

— Тогда зачем что-то говорить, Ровена? — спросил маркиз. — Предоставьте все мне.

Глядя на сидящего за обеденным столом маркиза, Ровена думала о том, что у него куда более впечатляющая, излучающая силу внешность, чем ей казалось раньше. Может быть, он не выглядел таким внушительным прежде, потому что лежал беспомощным в кровати и нуждался в уходе.

Он выглядел совсем иначе в элегантном вечернем костюме, а не в одной из ночных рубашек, в которых привыкла видеть его Ровена.

Теперь, сидя в отделанной дубом небольшой столовой, он казался почти что существом из другого мира, по какой-то случайности оказавшимся в скромном доме сельского доктора.

За последние несколько дней маркизу разрешили сначала сидеть за столом в своей комнате, а потом и спускаться потихоньку вниз на часок-другой.

Ровена знала, как он ослабел, и волновалась за него, опасаясь, что в его состоянии может снова наступить ухудшение.

Но теперь, когда беспокоиться больше было не о чем, у Ровены возникло горькое чувство, что, когда маркиз покинет их дом и вернется в свое поместье, она никогда больше его не увидит.

«Я навсегда запомню его таким, — говорила она себе. — Гордым и элегантным, но в то же время великодушным и снисходительным, умеющим подобрать ключик к сердцу любого члена семьи».

Ровена часто во время разговоров за обеденным столом не могла сказать наверняка, серьезно он к ним относится или высмеивает, но что касалось лично ее, здесь она была уверена во втором.

И все же не было на земле человека более обаятельного и остроумного, чем маркиз.

Вечером перед обедом он раздал всем членам семьи подарки в знак благодарности зато, что они так долго принимали в доме непрошеного гостя.

Доктор Уинсфорд получил новый микроскоп, от которого пришел в неописуемый восторг, Гермиона — коробку дорогих красок, кисти и альбомы для рисования. Бедняжка чуть не лишилась дара речи.

— Я нарисую вам красивую картинку, — пообещала она маркизу. — Но, боюсь, она не сможет сравниться с рисунками, украшающими ваши пергаменты.

— Я буду с нетерпением ждать подарка, — заверил ее маркиз.

Гермиона смотрела на коробку с красками так, словно не могла поверить в ее реальность.

Лотти тоже была в восторге от своего подарка — роскошной куклы с полным гардеробом, куда входило платье, отделанное настоящим кружевом.

Для Марка маркиз выбрал кнут для верховой езды с серебряным набалдашником, на котором были выгравированы его инициалы.

Вся семья с восторгом разглядывала полученные подарки, и только когда они осмотрели все не меньше дюжины раз и поделились своей радостью, Гермиона вдруг спросила у маркиза:

— А для Ровены у вас есть подарок, милорд? Ведь она сделала для вас больше, чем все мы.

— Я знаю это, — ответил маркиз своим красивым грудным голосом. — Но подарок для Ровены еще не готов.

Объяснение вполне удовлетворило Гермиону, но Ровену мучило любопытство. Что за подарок готовят для нее?

Когда ее обошли, раздавая подарки, она почувствовала себя немного уязвленной, решив, что маркиз, возможно, хочет наказать ее за все их словесные дуэли.