– Если Рианнон здесь, то она мертва, – сказала я гораздо спокойнее, чем было на самом деле.

– Да, но я хочу убедиться, что мертва не только она. На случай, если она вернулась в Партолон не одна.

Я кивнула и перевела взгляд на личико спящей Мирны. Беззащитность. Я чувствовала себя такой непривычно беззащитной, понимая, что не перенесу, если что-то случится с моей дочерью…

– Я никому не позволю вам навредить. Вам обеим. – Голос Кланфинтана звучал хрипло и опасно.

Я встретилась глазами с его решительным взглядом.

– Знаю. – Но и мои глаза, и его выдавали, что мы оба вспоминаем случившееся несколько месяцев назад. Меня тогда вытянули обратно в Оклахому через это самое дерево вместе с возродившимся злом, которое, как нам казалось, мы победили навсегда. И Кланфинтан мог только смотреть на происходящее, не в силах меня спасти. Я сумела вернуться в Партолон только с помощью принесшего себя в жертву Клинта Фримена, зеркального воплощения Кланфинтана, и силы древних деревьев. – Будь осторожен, – попросила я мужа.

– Как всегда, – ответил он. И поцеловал меня, а затем Мирну. – Отдыхай. Я ненадолго.

Они с Кароланом быстро вышли из комнаты. Я слышала, как муж отдает приказы удвоить мою личную стражу и стражу, охраняющую дворец. Но вместо защищенности я ощутила, как по телу прошла ледяная волна страха. Мирна беспокойно захныкала, и я стала шепотом ее успокаивать.

– Риа, она, наверное, голодна.

К счастью, Аланна была рядом. Она помогла мне поднять тонкую ночную рубашку, чтобы Мирне было удобнее искать грудь. Я попыталась расслабиться и сосредоточиться на интимнейшем акте кормления дочери. Но мысли не желали успокаиваться. Я точно знала, когда именно умерла Рианнон. Священное дерево, бывшее ее тюрьмой, теперь разрушено. И еще эти загадочные слова богини о том, что материнская любовь может стать излечением и искуплением.

В момент заточения в дерево Рианнон была беременна.

– Все будет хорошо, Риа. – Аланна взяла у меня из рук сытую и сонную Мирну и положила ее в маленькую колыбельку, что стояла рядом с кроватью.

– Мне страшно, Аланна.

Аланна вынула из моей косметички большую щетку с мягкой щетиной и опустилась на колени за моей спиной. Медленными и осторожными движениями она стала расчесывать мои длинные волосы.

– Эпона не позволит причинить вред ни Мирне, ни вам. Вы ее Избранная, ее Любимица. Богиня защищает своих приближенных. А теперь отдыхайте. Здесь, в сердце Партолона, вы в полной безопасности, вы под защитой тех, кто вас любит. Вам нечего бояться, дорогая… нечего бояться…

Аланна все продолжала и продолжала бормотать слова утешения. Ее нежный голос и заботливые движения щетки по волосам вкупе с усталостью после суток родовых схваток подействовали на меня как снотворное. Мое тело жаждало, наконец, расслабиться. Но прежде чем я скользнула в приятную темноту сна, у меня мелькнула мысль: если в Священной роще в Партолоне не нашли никаких тел, значит, они должны быть в зеркальном отображении этой рощи в Оклахоме. Что же, черт возьми, там происходит?..

Оклахома

Дурное предчувствие завладело Ричардом Паркером задолго до того, как Джон Мирный Орел медленно повез по их переулку свой мрачный груз. Весь вечер он не находил себе места. И, что еще хуже, все его собаки – шесть метисов борзой и ирландского волкодава – начали выть, едва спустились сумерки. Он пригрозил им наказанием, но они успокоились далеко не сразу.

Ему не нужно было смотреть на календарь, чтобы понять, какой сегодня день. Он считал месяцы, недели и дни с того ноябрьского дня, когда в последний раз видел свою дочь. Не то чтобы ему была так важна точная дата. Он не знал, какой у нее срок, – просто примерно прикинул. В конце апреля. А сегодня было тридцатое апреля. День рождения Шеннон. В том, другом мире, где ее почитают как земное воплощение богини, ей сегодня исполнилось тридцать шесть. Но не день рождения дочери вызывал у него сегодня жутковатое чувство опасности.

Родила ли сегодня Шеннон где-то в своем древнем мире, за невообразимой гранью времени и другого измерения? Каким бы невозможным это ни казалось, он бы не удивился, если бы она постаралась сообщить ему об этом. В конце концов, вся эта проклятая ситуация невозможна сама по себе.

Когда Шеннон в тот раз появилась у него на пороге в разгар ужасной метели, она была испугана и путалась с мужчиной, в котором Паркер узнал Клинта Фримена, пилота, совершившего в прошлом настоящий подвиг. Он совершенно не верил в дикую историю о том, что Шеннон поменяли местами с Рианнон, земным воплощением богини из другого мира, а потом Клинт вернул ее обратно в Оклахому. Но дочь не лгала ему. И женщина, которая в предыдущие несколько месяцев вела себя как холодная и расчетливая стерва, отвергая свою семью и друзей, оказалась лишь внешне похожей на его дочь. Внутренне они были чертовски разные.

Паркер понял, что ему легче принять версию параллельного мира, чем то, что его дочь могла так сильно измениться. Это произошло еще до того, как злодей Нуада чуть не убил его в замерзшем пруду, и Паркер сам стал свидетелем силы, которую даровала Шеннон ее богиня.

Он чувствовал момент, когда Шеннон победила Нуаду и перешла в другой мир, так же отчетливо, как ощущал запах дождя или чувствовал под руками лошадиную спину. Это было внутреннее чувство, словно звякнувший в душе колокольчик. Точно так же он понял, что при попытке вернуть Шеннон в Партолон погиб Клинт, и это было почти так же больно, как потерять своего единственного ребенка. Но, по крайней мере, Шеннон осталась жива. Хотя ему легче было бы думать, что она переехала в Европу или даже Австралию, потому что тогда они имели бы хоть какой-то шанс снова увидеться.

Ричард вздохнул и стал беспокойно мерить шагами двор, от одного конца к другому. Шеннон пришлось уехать. В том, другом мире она была женой мужчины – отца ее будущего ребенка. Она любила его. И ее дочь нуждается в своем отце.

– И в дедушке тоже, – пробормотал Паркер. Он надеялся, что Шеннон сможет общаться с ним, хотя бы недолго, чтобы у него не оставалось чувства, что он потерял дочь навсегда. Она часто ему снилась. И в этих снах всегда была счастливой, ее окружали люди, которые ее обожали. Во сне он даже иногда видел ее мужа-кентавра. Ричард фыркнул: – И на это было чертовски интересно посмотреть.

Он верил, что за этими снами каким-то образом стояла Шеннон – или, точнее сказать, ее богиня Эпона. Как бы то ни было, эти сны были словно полученное от дочери письмо, и Паркер радовался этим мимолетным видениям.

Сегодняшний вечер был совсем другим. Ужасное предчувствие так крепко поселилось в душе Паркера, что он никак не мог успокоиться. Шеннон пытается связаться с ним напрямую? Так вполне может быть. Сейчас ей как раз пора рожать ему внучку, и уж, конечно, ей захочется поделиться с ним этой новостью. Но почему тогда это чувство такое неприятное? Почему в нем буквально зудит предупреждение об опасности? Он вдруг резко остановился. Его поразила жуткая мысль, буквально вышибла из него дух.

Неужели он почувствовал ее смерть? Возможно ли, что она умерла при родах в том древнем мире, где нет ни больниц, ни современных лекарств? Может, поэтому воздух кажется ему таким тяжелым, почти осязаемым и не оставляет чувство надвигающейся беды?

– Эпона, пожалуйста, – сказал он, обращаясь к ветру. – Прошу вас, защитите ее.

– Дорогой, что случилось? – спросила Патрисия Паркер. – Мама Паркер для игроков его футбольной команды. Она стояла у открытой противомоскитной двери у него за спиной.

– Ничего. – Он осознал, что ответил резче, чем ему хотелось бы, и с виноватой улыбкой оглянулся через плечо. – Просто немного нервничаю.

Добродушное лицо его жены тут же отразило беспокойство.

– Это ведь не… не… то самое опять, правда?

Патрисия навещала в Финиксе свою единственную сестру, когда Шеннон ненадолго вернулась и произошло нападение Нуады. Но она видела последствия. И он, конечно, все ей рассказал. Как ни странно, Мама Паркер испытала большое облегчение, узнав о том, что Рианнон и Шеннон поменялись местами. Это значило, что девушка, которую она любила и воспитывала как родную дочь, на самом деле от нее не отворачивалась. Все те ужасные вещи говорила ей Рианнон, а не Шеннон.