В дверь постучали. Фон Элстер радостно улыбнулся: чек прибыл вовремя. Посыльный положил конверт с чеком на стол и терпеливо ожидал, пока фон Элстер написал расписку и передал ему. Когда посыльный вышел, фон Элстер аккуратно положил конверт во внутренний карман пиджака.

И снова недовольно уставился на стол. И это в Америке называют женщинами! Ну и ну! В стране, откуда он приехал, действительно были женщины, настоящие женщины, а здесь они все на одно лицо. Серийное производство, как у автомобилей, заполнивших дороги. Слишком худые, слишком намазанные косметикой, слишком короткие прически. Вот у них в Германии, да, у них были настоящие женщины. Самое главное в женщине — это грудь, живот и задница, а без всего этого, какая она женщина?

Он подошел к окну и стал смотреть на вход в здание, где размещался актерский отдел. Вытащив из кармана сигару, он сунул ее в рот и принялся мрачно жевать.

Дверь актерского отдела отворилась, и оттуда вышла девушка. Секунду постояв на ступенях, она открыла сумочку, достала из нее сигарету и прикурила. Ее золотые волосы сияли на солнце. Она начала спускаться по ступенькам. Фон Элстер с восторгом разглядывал ее. Да, это была женщина. Все, что нужно, было при ней.

На ней было простое белое спортивное платье, плотно облегавшее фигуру и подчеркивающее стройность длинных точеных ног. На минуту она остановилась, словно решая, в какую сторону ей идти, и, повернувшись, направилась прямо к его окну.

На его столе зазвонил телефон. Он снял трубку, продолжая смотреть в окно.

— Алло? Конрад фон Элстер у телефона.

Девушка как раз проходила мимо его окна.

— Мистер Кесслер хотел бы перенести время встречи на четыре тридцать. Вас это устраивает? — спросил женский голос.

— Да, — ответил он. — Вполне.

— Спасибо, — ответил голос, и раздались гудки.

Он положил трубку на стол, продолжая думать о девушке за окном. Когда она проходила мимо, он мельком видел ее лицо. «Gott in Himmel! [2]— воскликнул он про себя. — Это же просто красавица! Почему они не могли подыскать мне такую?» Повернувшись, он взял спички и принялся прикуривать сигару. Его взгляд наткнулся на фотографии, разбросанные по столу. Внезапно его рука задрожала, и спичка упала на пол.

«Dummkopf», [3]— почти прокричал он и, подбежав к двери, распахнул ее. Оставив дверь нараспашку, он ринулся по коридору к выходу на улицу. Оказавшись на улице, он начал бешено озираться по сторонам, не зная, в какую сторону ушла девушка. Наконец он увидел ее: покачивая бедрами, она шла к административному корпусу.

— Фройлен! — закричал он, сразу забыв английский. — Фройлен!

Он побежал вслед за ней, сердце выскакивало из груди — давно он не требовал от своего тела такой прыти.

Он уже был неподалеку от нее.

— Фройлен! — закричал он снова.

Не слыша его, она продолжала идти. Конрад попытался бежать быстрее, в боку закололо.

— Фройлен! — почти завизжал он.

Девушка услышала и оглянулась. Он замедлил шаг и начал размахивать руками, призывая ее остановиться. Наконец, тяжело дыша, он нагнал ее.

По мере того, как он приближался, брови девушки ползли вверх, а на ее лице появилась презрительная улыбка. Она стояла спокойно, готовая уйти в любую минуту, если выяснится, что ее с кем-то спутали.

Конрад отдышался, прежде чем начать говорить. Это была именно она. А эти болваны из актерского отдела отослали ее прочь! Наконец отдышавшись, он спросил:

— Вы артистка?

На лице девушки отразилось удивление, но она кивнула головой.

— Вот и хорошо! — сказал он. — В картинах вам не придется ничего говорить.

Он драматически помахал руками.

— Я, Конрад фон Элстер, сделаю из вас величайшую звезду киноэкрана!

Далси чуть не расхохоталась. Сначала ей захотелось сказать этому забавному коротышке, кто она на самом деле, но потом передумала. «Посмотрим, что из этого выйдет». Джонни все равно был занят целый день, а ей нечего делать. Так было изо дня в день, и ей надоело ходить кругами в ожидании его.

Фон Элстер и не ждал от нее никакого ответа. Взяв ее за руку, он повел ее в свой кабинет.

— Мы обязательно должны сделать для вас кинопробу.

«Кинопробу, — подумала Далси. — Джонни это не понравится». Она тут же стала придумывать, как лучше объяснить ему ситуацию, хотя, впрочем, она делала это для себя, и Джонни здесь ни при чем.

В кабинете Элстер указал ей на стул и снял телефонную трубку.

— Соедините меня, пожалуйста, с мистером Рейлли, актерский отдел, — сказал он в трубку. Подождав секунду, он услышал ответ. — Мистер Рейлли? Это звонит фон Элстер. У меня в кабинете девушка, для которой я хочу немедленно организовать кинопробу. — Он помолчал. — Нет, мистер Рейлли, не сегодня днем, а немедленно. У меня в четыре тридцать встреча с мистером Кесслером. — Он снова замолк, слушая ответ, и, закрыв микрофон рукой, обратился к Далси: — Быстро! Как есть ваше имя?

Далси колебалась. Она еще могла отступить и прекратить этот фарс, но ей не хотелось отступать, ей хотелось стать актрисой. Ей всегда хотелось только этого. Почему же теперь, выйдя замуж за Джонни, она должна отказаться от своей мечты? Она взглянула на фон Элстера.

— Далси, — сказала она. — Далси Уоррен.

Когда он повторил ее имя в телефонную трубку, у нее перехватило дыхание. Но вскоре напряжение внезапно спало, и она почувствовала себя легко. Ну и что с того, что это не понравится Джонни? Для чего она вышла за него замуж — если не говорить обо всем прочем, — разве не для этого?

Проба была отличной. Никто не сказал об этом Далси, но она и сама знала. Она слишком хорошо знала театр, чтобы не заметить явных признаков своего успеха. Она видела это по меняющимся выражениям лиц участников пробы. Вначале у всех были скучные, кислые физиономии, — для них это была всего лишь рутинная работа, еще одна очередная проба, каких за неделю бывали дюжины, так с чего им было думать, что эта проба будет чем-то отличаться от прочих. Но она оказалась необычной.

Сначала все их внимание было приковано к маленькому нервному режиссеру-иностранцу — он был так возбужден, что они с трудом понимали, что ему от них надо. Когда же они наконец поняли его, у всех глаза полезли на лоб от удивления. Его стиль, его техника были совершенно другими, такого они раньше никогда не видели, но как профессионалы они сразу оценили его манеру и пожалели, что не использовали прежде пробных приемов. Все было так просто и хорошо.

До того момента, как Далси заняла свое место перед камерами, весь интерес и восторг носили чисто технический характер — ведь речь шла просто о новой технике съемок, но, когда Далси встала под лучи прожекторов, все, что хотел сделать этот коротышка, внезапно приобрело особый смысл. Чисто профессиональный интерес уступил место эмоциям. Именно тогда всем стало ясно, что этот коротышка разработал свою технику специально для подобного типажа, и они стали смотреть на него с возросшим уважением. Коротышка давал актрисе последние наставления, затем отступил и уселся на стул. Когда он махнул рукой, все переключили свое внимание на девушку. На съемочной площадке воцарилась тишина, слышалось только жужжание камер, да ощущался жар, исходящий от мощных ламп.

Фон Элстера прошиб пот. Это было именно то, что надо. Теперь он был уверен, что судьба послала ему последний шанс. Внезапно в воздухе возникло какое-то напряжение, как будто от девушки исходили электрические разряды, пронизывая каждого присутствовавшего.

Фон Элстер медленно присвистнул. Повернув голову, он оглядел всех остальных. Девушка, державшая в руках сценарий, забыв обо всем, смотрела на исполнительницу, раскрыв рот. Он взглянул на мужчин — все они были очарованы ею. Режиссер был прав. Операторы, осветители, электрики — все уставились на нее, у всех на лицах читалось одно и то же.

То, что на них было написано, было старо как мир. Фон Элстер перевел взгляд на девушку и поудобнее устроился в кресле. Он уже представлял, как она будет выглядеть на экране. Он не ошибся в ней. То, что надо. Он счастливо улыбнулся про себя, представив бесконечную цепь тысячных чеков, пляшущих перед ним. Теперь ему не о чем беспокоиться.