– Ага, а если я не соглашусь, то ты меня заложишь. К этому все и свелось.
Негр сделал по-настоящему огорченный вид, с оттенком оскорбленности в изгибе рта.
– Брат, да никогда, я же просто забочусь о тебе. Ты ведь выглядишь на двадцать лет старше своего возраста. А если посмотреть внутрь, то дело совсем швах. Изношенные почки, подгнившая печень, опухшая простата. Сосуды, загаженные холестериновыми бляшками, – не сосуды, а канализация. По ней плывут токсины, лямблии, испорченные йогурты, трихомонады, просроченная кока-кола, яйцеглист, вирусы и прочее жизнерадостное дерьмо в количествах, перекрывающих всякие нормы приличия в десятки раз. В опустевшей голове – кладбище нейронов, убитых стрессом и паленой водкой, над ними свищет ветер. Ты и сам прекрасно втыкаешься в суть проблемы – дальше так жить незачем.
– А чтобы жить вечно, я должен стать наполовину вампиром?
– Вампир-ампир! – Собеседник дико по-африкански фыркнул, что у меня бы никогда не получилось. – Брат, будь ты свят и праведен, то как минимум не совратил бы первокурсницу. Помнишь, тощая словно швабра, белобрысая, как ее...
– Не помню, блин!
– Следовательно, и я не помню, хотя ваш экстрим в кабине лифта забыть трудно.
– Она сама! Она так многим преподавателям экзамены сдавала.
– Конечно, сама, естественно, многим. Но, братец, сцена с твоим участием была еще та. Доцент нажал кнопку «стоп» и навалился медведем, дыша в девичье лицо перегаром от портвешка. Пропагандируя тантрический секс, задрал бедняжке юбчонку и вставил...
– Я не пропагандировал, а поддерживал беседу. И разве я виноват, что она затащила меня в лифт? Ей вообще было за тридцать, до института она работала буфетчицей на ледоколе и пропустила через себя весь плавсостав.
– Удивительно, брат, как долго ты «поддерживал беседу» в том лифте. Минут тридцать, если не ошибаюсь. Чуть девку не продырявил – поршень, а не доцент. И разве кто-то виноват, что затем удача отвернулась от тебя, ты остался без понтов, а поршень твой сломался? Вообще послевоенные события лишь ускорили объективный процесс выметания на помойку никчемных личностей, накопившихся в предыдущую эпоху расцвета иждивенчества. «Когда стадо бизонов бежит через пампасы, то дрожит земля, а в это время мустанги, испугавшись, брыкаются и ржут», – приплел он мою любимую цитату из Чехова.
– Мустанги уже не ржут. От них остались только шкуры.
– Отмирание бомжей, алконавтов, эзотериков, бормотологов и прочих путешественников в астрал – это ведь как линька у собаки. Что делать, если со старой шерстью в новом климате жить нельзя. Поэтому собака трется о всякие острые углы, чтобы поскорее избавиться от нее.
– А зачем нашу историю надо было обгаживать, плевать нам в душу? Это разве не мы холоднючую северную Евразию цивилизовали, не мы стали сеять рожь и ставить избы в тех краях, где лишь звери срали, да кочевник искал с кого спустить шкуру? Не мы создали страну, в которой надо было от края до края три года на санях ехать?
– Дружище, пафос тебе не к лицу. А если по существу, то и здесь идет линька. С мешком старых подвигов, да еще на санях, в новый мир трудно въехать. Тебе-то самому не кажется, что величием своей страны живут только импотенты? А вот настоящие содержательные личности...
– Гордятся величием чужой заморской страны.
Лицо Негра в зеркале «украсилось» кривой улыбочкой, которую обычно изображала моя собственная физиономия при прослушивании чьих-то патетических речей.
– Ладно, брат, давай начистоту. Историю пишут победители. Поэтому в истории были стремительные чайные клипперы, но из истории исчезли пузатые шхуны, чьи вонючие трюмы набиты неграми, как килькой.
Да, он прав, историю пишут победители, а сегодня это «Омега» вместе со своим могучим искином «Фридом наномайнд». Он и возлагает, и отпускает исторические грехи.
Поэтому были и есть танцы в кельтских юбочках, но не было развешанных на деревьях ирландцев.
Были кофе и каучук, но не было отрубленных рук конголезских дикарей.
Были вигвамы и вампумы, но не было вмерзших в лед индейских детей.
Были и есть кенгуру, но не было охоты на аборигенов.
Никто ничего не вспомнит, потому что это потерто как в Сети, так и на всех несетевых носителях. А то, что было на бумаге, стало золой после проведения всемирной кампании «против коммунистической агитации». На Дворцовой площади три дня горел костер из «коммунистических книг», вокруг которого плясали амраши под простенький музон, вроде «trance», как на дискотеке. Хотя, по идее, больше подошел бы Вагнер с его «полетом валькирий». Потом выяснилось, что спалили случайно мистера Dostoevsky, которого читал сам мистер Октавио, и за это парочку переплясавших амрашевских активистов сослали на Луну. Не более того.
Итак, меня уговаривают: прими власть и деньги. Это не сложно. А мне б получить на руки всего полтора миллиона и я смогу восстановить Веру. Сегодня деньги отменяют смерть. Но... с другой стороны, мне тогда принимать и ответственность за то, что натворил и еще натворит «виртуальный проект». А вдруг грехи определяет и учитывает не только «Фридом наномайнд»?
– Значит, Негр, ты купить меня собрался. Купить мою бессмертную душу.
– Ой, как далеко мы зашли. Сейчас прямо сойдем во гроб с образком в руке. Да я тебе самого главного еще не сказал. Если ты не займешь место виртуального миллиардера Грамматикова, специально подготовленное для тебя место, то его займет другая сущность. Это искин с довольно длинным названием, которого специалисты кличут просто Симулакром.
Негр сделал довольно сильный ход, которого, впрочем, можно было ожидать. Это я давлю свои беспокойные предположения, а он, наоборот, дает им ход.
– Хватит плодить сущности.
– Эх, брат, раньше надо было выдвигать этот замечательный лозунг. Симулакра создавали, в общем, для «оживляжа», как некое подобие личности, чтобы виртуальный миллиардер мог давать интервью и вступать в контакты с деловыми партнерами. Но сейчас есть мнение, что от Симулакра можно ожидать любых пакостей, потому что он оживился чересчур и даже обзавелся тайными носителями, на которых хранит свои резервные копии.
– Слушай, Негр, иди ты подальше бани, к хакерам, они любят такие истории, – раздраженно откликнулся я, хотя понимал, что среди разработчиков «виртуального миллиардера» могут существовать две партии. Какие-нибудь гуманисты и механисты. Первые пытаются использовать мою личность, вторые хотят ее стереть и заменить искином... Но скорее всего Негр лишь использует нехитрый психологический прием, создавая впечатление конкуренции. Дескать, уже двое претендуют на одно место – торопись, браток, а не то опоздаешь...
Негр стал описывать каверзную сущность Симулакра, подавая его в роли моего исконного врага, а я стал искать взглядом какую-нибудь тряпку побольше, чтобы накинуть ее на зеркало. Собеседник догадался, что переборщил с киберужасами и перешел на куда более увлекательные темы. Не просто перешел, а даже переоформился. Он превратился в мулатку-шоколадку, которая при всех своих причиндалах сохраняла и кое-какие мои черты, например сломанный нос.
– Записывай, котик, телефон команды знойных эфиопок, – проворковала шоколадка. – Они-восемь-пять... У них сиськи, как на пружинках, и ягодицы, как колобки, а вдобавок имеется высшее гуманитарное образование; они вполне оценят и твой немеркнущий интеллект. Если хочешь подробности – они, так же как и ты, предпочитают, когда мужик сзади. И задок у них ходит, как затвор на пулемете.
– «Если кто с женой сзади грех сотворит, да наречется скотом», понятно?
Я схватил фарфоровую вазу династии Сун и швырнул в «зеркало». Оно на удивление раскололось. Из-за стилизации под старину экран был твердым и хрупким, а ваза все-таки оказалась ненастоящей – пусть и собранной поатомно один к одному с оригиналом десятого века, но с добавлением армировочного кремниевого волокна.
Из нервной задумчивости меня вышиб странный толчок воздуха, за которым последовал низкий рокочущий звук.