Сержант лежал прямо на тарелках, в соусе, в пюре, в соленостях, в луже пролитого вина. Но в первую очередь он лежал в огромном торте.

Помимо него здесь было еще несколько людей. Очень пожилая дама, в одеяниях Старой Ведьмы, в широкополой шляпе. Модераторша Талия, сейчас в облике Молодой Ведьмы, с сияющими проекторами в глазах. Человек с абсолютно незапоминающимся лицом, типичный Инквизитор. Он как будто все время находился в тени.

Все присутствующие явно были участниками праздника сказки. Но Грамматиков сразу почувствовал, что это праздник явно не для всех. Чтобы прервать молчание, застывшее над сюрреалистической сценой, он сказал:

– Почему бы не вызвать ему «скорую помощь»?

– Никто из присутствующих не нарушает его право на жизнь. Ни одно из подсоединенных к нему устройств не мешает его основным жизненным функциям, – сказала Старая Ведьма. – Однако у него нет оплаченного права на немедленную медицинскую помощь и восстановление жизнедеятельности в полном объеме.

– Зато у нас есть оплаченное право на то, чтобы жизнь не была скучной, – хихикнула Талия.

Несмотря на шутовской вид, настрой собравшихся был ясен, они были жестки и непреклонны. Им, наверное, было весело от возможности показать силу и власть. Если это и была сказка, то отнюдь не для детей.

– Послушайте, я ненавижу фантасмагории в любом виде, – преодолевая дрожь в голосе, заявил Грамматиков.

– Никакой фантасмагории и капустника, просто у нас такое делопроизводство. Хотите называйте это игрой, хотите – допросом, – словно спохватившись, стал объяснять Инквизитор. – Открытый город не состоит из статичных сцен, тут – суд, там – тюрьма, здесь – эшафот, за углом еще какой-нибудь орган. Попробуйте это понять. Год назад мы сокрушили государство вовсе не для того, чтобы поставить ему на место точно такое же, с унылым набором неизменных институтов. Наше общество – это живой мыслящий динамичный организм. Продюсер шоу – по совместительству следователь гражданского Комитета Гармонизации. Режиссер – прокурор. Телестудия одновременно является судебным присутствием. Прямо сейчас идет сетевая трансляция и те, кто имеет лицензию на эту информацию, получают ее. А те, кто купил лицензию на вынесение приговора, принимают решение.

Только сейчас Грамматиков заметил, что и соус, и пюре, и крем шевелятся, торт постепенно обволакивает тело Сержанта, а прямо в его окровавленный затылок входят претонкие проводки, похожие на сахарную вату.

– Как больно, – прохрипел Сержант.

– Хватит врать, мы контролируем ваши синапсы.

Перед Инквизитором на голографическом экране появилась нервная система Сержанта.

От каждого прикосновения пальцев Инквизитора к экрану возникали дополнительные окошки с диагностикой того или иного нервного центра.

Почти вся нервная периферия Сержанта светилась мертвенным голубым светом блокировок. И лишь несколько пар черепномозговых нервов – обонятельных, глазодвигательных, языкоглоточных – казались лилипутскими автомагистралями, по которым проносятся желтые огоньки крохотных машин.

– Так и есть. Подозреваемый ничего не чувствует. Тот танец, который он выделывает ногами, не имеет отношения к его мозгу.

Инквизитор потянул из торта склизкую трубочку со штекером типа «пасть миноги» и воткнул его в разъем за ухом Сержанта.

– Не больно, – согласился Сержант, – я как будто в каталептическом состоянии. Мне и обоссаться не стыдно. Ну, пытайте меня дальше. Побольше воображения, господа садисты.

– Молодец, – похвалила Талия, ее проекторы полыхнули настоящим адским огнем. – Мы как раз поменяли на нашем пыточном сервере кэш третьего уровня. Поле битвы – ваше мужественное тело.

– Только, пожалуйста, Талиечка, чуть убавьте яркость ваших очей, – добавил Сержант. – Ой-ей-ей, как мне щекотно. Мое бедное мужественное тело – как страна перед распадом. Печень поползла со своего места, и глаз померк, не желая видеть печальный конец других органов.

Словно в такт его словам левый глаз задергался под гематомой.

– Что это значит? – спросил неизвестно кого Грамматиков, его голова была словно наполнена ватой, а под ложечкой пульсировала тошнота.

Ответил Инквизитор:

– А то, что ваш знакомый сейчас подвергается интрабиологическому дознанию по подозрению в террористической деятельности. Как вы знаете, информация может быть записана в любую из тканей тела, на клеточном уровне, на уровне ДНК, на уровне внутриклеточных телец.

Грамматиков оглянулся и заметил пистолет в руках у Старой Ведьмы, которая сейчас зашла ему за спину. Широкий ствол смотрел в его сторону.

– Гражданин Дворкин, Борис, бывший сотрудник российского отделения НАСА, – прочитал Инквизитор с видимого только ему виртуального экрана. – Есть сведения, заслуживающие доверия, что он служил в спецназе МВД под другим именем во время сибирской войны, имел звание старший сержант, был соучастником военных преступлений. В конце войны в составе националистического бандформирования «За Пушкина» участвовал в диверсионных нападениях на миротворцев с применением так называемых лазерных шприцов. Известен под кличкой Сержант.

Значит, Сержант – это все-таки Дворкин. Наверное, в лицевую мускулатуру двуликого Бори имплантирована миозин-резина, занимающаяся трансформациями физиономии.

Борис шумно выхаркнул сгусток крови и сказал:

– Прости, Андрюха, не мог тебе сразу правду втюхать, ты ж у нас еще нестойкий в борьбе. Лазерный шприц – отличная штука для спецопераций, давлением луча проталкиваются по каналу фуллереновые нанопилюльки, начиненные токсинами. Но этот гад пусть лучше расскажет, как американские робоптеры наши села и города жгли, как финские зондеркоманды выбивали русский дух из Карелии, как миротворческие демоны резали по ночам противников нового режима. А какую они тут свободу установили... Продаются и покупаются насилие, похоть, грабеж, вампиризм, педофилия. Если купил лицензию на казнь, можно даже электрический стул дома держать...

– А не хотите ли вы, чтобы я вам подкрутил звук, – пригрозил Инквизитор и несколько стеснительно улыбнулся, показывая, что сам он не сторонник крутых мер.

Голос Дворкина сразу сел. На первый план вышло то, что происходило с его телом. Приобретала прозрачность теменная кость, под черепной крышкой засеребрилась паутина мозговых извилин. Та часть спинного мозга, которая просматривалась сквозь пробоины экзоскелета, казалась гигантской спящей многоножкой...

Глаза Бориса совсем затянулись кровавой коростой, но губы и гортань еще шевелились, исторгая густой шепот:

– Вы видите, как под грубым воздействием темной техножизни умирает личность Бориса Дворкина. Они расчленяют меня так же, как расчленяли Россию.

– Мы не расчленяли Россию, – довольно вежливым голосом напомнил Инквизитор. – Мы взяли то, что осталось от этой страны, и сделали цивилизованной частью старой-доброй Европы. И вовремя взяли. Вы бы знали, что творится к югу от Твери и к востоку от Ярославля, на территориях, формально находящихся под управлением ООН, но реально контролируемых джамаатами. Работорговля, средневековье. Чуть мы опоздай, и Джамаат аль-Исламия хапнул бы и нашу Ингерманландию.

– Что вы конкретно ищете? – спросил Грамматиков Инквизитора.

– Коды. С точки зрения ветсофта [5] господин Дворкин всего лишь упаковка для определенных объектных кодов и сервисных процессов.

В такт словам Инквизитора голографический экран красочно демонстрировал, как циркулирует информация в Дворкине, ментобайт за ментобайтом, входя и выходя через точки доступа в височных долях, подвергаясь распределению в лимбическом отделе мозга под управлением гиппокампа и записываясь в отформатированные регионы по всему кортексу...

– Можно предположить, Андрей Андреевич, что есть еще один биоконтейнер, в котором находится другая часть кодов и процессов.

Инквизитор посмотрел на Грамматикова, однако не в глаза, а скользящим обтекающим взглядом.