— Ты знаешь об этом лучше меня. Ты лезешь в дела, которые тебя не касаются. Держись подальше от леди Одли и Сэйнт Эймса, иначе ты умрешь.
Сказав это, незнакомка исчезла.
Она не ушла, а исчезла, причем мгновенно. Место, где она только что стояла, вдруг стало пустым, а желтоватое пламя газового фонаря освещало теперь лишь посыпанную гравием дорожку, которая вела к дому леди Одли. Некоторое время я неподвижно стоял, не в силах побороть смятения, охватившего меня после этой неожиданной встречи. В какой-то момент я даже подумал, а не выпил ли я лишний бокал шампанского в этот вечер? Но когда я снова развернулся, чтобы войти в дом, то понял, что дело не во мне.
Белая крыса все еще была там.
Она неподвижно сидела на верхней ступеньке и смотрела на меня своими злобными светящимися глазками. Казалось, что животные совершенно не испытывает страха передо мной. Крыса не убежала даже тогда, когда я начал медленно подниматься по лестнице. Она просто неторопливо отошла в сторону и снова уставилась на меня. Под ее дрожащими усами сверкнула пара огромных резцов. Только тогда я осознал, насколько крупным было это существо — величиной с терьера, но, судя по всему, намного сильнее. Несомненно, у нее достало бы сил, чтобы разорвать на кусочки довольно-таки сильного молодого колдуна, если он сделает неосторожное движение.
Именно этого я и остерегался, а потому медленно, стараясь не потревожить огромного белого животного, прошел мимо. Мои руки дрожали так сильно, что я с трудом повернул дверную ручку.
Когда я ворвался в холл, мне навстречу вышел Говард. Увидев меня, он еще больше помрачнел.
— Черт побери! — взорвался он. — Я же ясно и четко сказал, чтобы ты…
Он запнулся на полуслове, насторожился и с тревогой посмотрел на меня. Если я выглядел так же, как я себя тогда чувствовал, то мое лицо, должно быть, стало белым как мел.
— Что случилось? — спросил он, но уже намного мягче.
Я заколебался, неуверенно повернулся к двери и посмотрел, закрыл ли я ее за собой. Странно, но уже во второй раз за это короткое время я задался вопросом, не привиделось ли мне все это. И снова после недолгих сомнений я решил, что никакой ошибки быть не может.
На этот раз Говард не стал спрашивать, что произошло. Он молча прошел мимо меня и распахнул дверь настежь. Я испуганно сжался, ожидая увидеть огромную крысу-альбиноса, которая минуту назад сидела на верхней ступеньке лестницы. Но там ничего не было, лишь ночная темнота и туман, который стал заметно плотнее.
Говард еще раз выглянул, наморщив лоб, повернулся и с раздражением уставился на меня. В его глазах снова блеснул злой огонек.
— Да что же с тобой такое? — громко воскликнул он. — Ты выглядишь так, будто встретился с привидением.
— Так и есть… — признался я. — Или, возможно, нечто подобное.
— Хм… — Говард задумался. После довольно продолжительной паузы он снова открыл дверь и жестом пригласил меня выйти на улицу. — Пошли. Ты можешь рассказать мне все по дороге. Нам ведь не обязательно поднимать на ноги весь дом, не так ли?
Все еще чувствуя дрожь во всем теле, я последовал за ним. И лишь когда мы сели в карету, где я чувствовал себя в относительной безопасности, из моей груди вырвался вздох облегчения.
Было уже далеко за полночь, когда мы с Говардом вернулись домой. Везде было темно и тихо. Слуги уже давно легли спать, даже Рольф сдался, не дождавшись нас.
Говард молча указал мне рукой, чтобы я шел наверх и ждал его там. После этого он небрежно бросил шляпу и пальто в гардероб и, не сказав больше ни слова, исчез в своей комнате. Я немного подождал его, затем пожал плечами, развернулся и, пройдя через холл, начал подниматься по лестнице на второй этаж.
Пушистый ковер с ворсом по щиколотку заглушал мои шаги, и я в который раз подумал о том, что ковры и плотные шторы, украшавшие виллу, прекрасно поглощают все звуки. Тем не менее, возвращаясь домой поздним вечером, я всегда старался идти по коридорам дома, которые казались мне просто бесконечными, тихо и не поднимая шума.
Я жил в этом доме более полугода и за это время должен был изучить в нем каждую трещину и каждый угол. Казалось, наступило время, чтобы наконец-то почувствовать себя здесь комфортно. Но все было как раз наоборот.
Огромная трехэтажная вилла в одном из самых престижных кварталов Лондона, как, впрочем, и все остальное имущество, досталась мне в наследство от отца. Все, что я унаследовал, поражало мое воображение, потому что никогда прежде я не видел столько дорогих, роскошных вещей.
Однако с самого начала я чувствовал себя неуютно в стенах этого громадного дома.
Иногда мне казалось, что все дело в его помпезности и респектабельности. На такого человека, как я, который прожил большую часть своей жизни в трущобах Нью-Йорка, столь роскошное окружение действовало подавляюще. Я не привык жить в доме, где человек должен был обедать только в столовой, где были отдельные комнаты для одевания и раздевания, несколько спален для гостей, целых три библиотеки и еще множество комнат, которые вообще пустовали. Сначала мне было как-то не по себе, когда с самого утра и до вечера вокруг меня суетилась целая толпа слуг и служанок, которые заботились обо мне и готовы были исполнить любое мое желание.
Но богатство — это вещь, к которой очень быстро привыкаешь. И все же к этому дому я до сих пор относился настороженно. Мне даже казалось, что внутри его стен заточено что-то невидимое, злое и бестелесное. Я постоянно ощущал ледяное дыхание от присутствия чего-то чужого. Однако все это воспринималось не обычными человеческими чувствами, а скорее подсознательно. Даже в солнечные дни в комнатах было как-то неуютно, не говоря уже о том, когда я оставался ночью один. Иногда у меня возникало чувство, будто за мной кто-то наблюдает, а у стен есть глаза. И хотя в этом чужом присутствии не ощущалось ничего враждебного — я это точно знал, — все равно я чувствовал себя не в своей тарелке.
Стараясь не зацикливаться на неприятных мыслях, я решил зайти в библиотеку. Там было очень темно, и только из окна, наполовину закрытого шторой, падала бледная полоса лунного света, так что все предметы мебели выглядели как черные массивные тени. На южной стене светились сразу три циферблата напольных часов, словно таинственные матово-зеленые глаза, подозрительно уставившиеся на меня. Но по крайней мере, это неприятное ощущение я мог объяснить, потому что знал — эти часы были далеко не простыми, хотя имели совершенно обычный вид.
Я закрыл за собой дверь, подошел к письменному столу, протянул руку к настольной лампе, одновременно вытаскивая из нагрудного кармана спички.
Откуда-то сзади послышался шорох. Он был не очень громкий, но достаточно резкий, и я бы не решился рискнуть, чтобы понять, какую опасность он в себе таил. Я замер, медленно вынул руку из кармана и так же медленно развернулся.
На небе разошлись облака, и серебряные полосы лунного света стали ярче, но мне показалось, что одновременно с этим сгустилась и тьма. Тени стали черными и в то же время более четкими, как будто они были залиты чернилами. Затем шорох повторился. И в этот раз он был настолько громким, что всякие сомнения относительно того, послышался ли он мне, сами собой отпали. Затаив дыхание, я обернулся. Шорох теперь слышался постоянно, как будто маленькие острые коготки скребли по полу. Через пару минут я вдруг почувствовал слабый гнилостный запах, который шел из того места, откуда слышался шорох.
Что-то шевелилось и дергалось в полумраке библиотеки, как будто сама темнота неожиданно ожила и двигалась, как одно большое живое существо.
Я нащупал рукой ящик, бесшумно открыл его и нашел в нем маленький двухзарядный дамский револьвер, который бережно хранил там. Очень осторожно, стараясь не поднимать лишнего шума и не делать предательски резких движений, я вытащил его и неторопливым шагом направился к окну.
Уже через пару секунд я снова услышал шуршание, но на этот раз намного отчетливее и ближе.Казалось, будто маленькие мягкие тела трутся друг о друга. Запах разлагающегося мяса стал сильнее. Мое сердце бешено заколотилось, и я еле удержался от того, чтобы не выбежать из комнаты. Я чувствовал, что я здесь не один и рядом со мной находится что-то еще — затаившееся, невидимое, недоброе.
