Ярко-белая молния через одно из разбитых окон ударила в пол холла и стремительным зигзагом пронеслась через все помещение, превращая механических монстров в груду раскаленных обломков.

Но всего этого я уже не видел. Потеряв сознание, совершенно обессиленный, я рухнул на пол. Похоже, все, что происходило сейчас, становилось для меня обыденной рутиной.

Прошло несколько часов, прежде чем я очнулся. Я лежал на кушетке в маленькой, уютно обставленной комнате, и первое, что мне попалось на глаза, была обуглившаяся электрическая люстра, которая раскачивалась под потолком прямо надо мной. Краем глаза я заметил какое-то движение у своей кровати и, повернув голову, увидел покрытое морщинами лицо Жана Балестрано. В глазах старика светилось смешанное чувство облегчения и страха.

«Страха передо мной», — подумал я мрачно. Не в первый раз я видел это выражение в глазах людей, общавшихся со мной. Но в случае с Балестрано это было особенно ощутимо.

— Мы все уже умерли и попали на небеса или пока еще живы? — спросил я.

Мой собственный голос, слабый и хриплый, показался мне чужим.

Балестрано улыбнулся и сразу же стал серьезным.

— Мы все еще живы, Роберт, — сказал он и добавил: — Благодаря вам.

В ответ я тоже улыбнулся и попытался сесть, но со стоном упал на подушку, потому что комната тут же начала вращаться у меня перед глазами.

— Не напрягайтесь, — проговорил Балестрано, успокаивая меня. — Вы потеряли слишком много сил. — Старик замолчал, глубоко и шумно вдохнул и посмотрел на меня, тщательно скрывая свой страх. — Я совсем не хочу знать, что именно вы сделали, Роберт, — сказал Балестрано. — Но что бы это ни было, я вам очень благодарен. Если бы не вы, нас бы уже не было в живых. Это была не… — произнес великий мастери остановился на полуслове.

Я понял его и, не сдержав улыбки, сказал:

— …никакая не чертовщина, если вы это имели в виду, Балестрано, а…

— Я не хочу этого знать, — перебил меня тамплиер.

Его голос звучал так резко, что я невольно запнулся и с недоумением посмотрел на него.

— Но почему? — спросил я. — Разве вы не хотите обогатить свои знания и научиться призывать на помощь жизненные силы, которые вы подавляете? Это имеет так же мало общего с сатаной, как и то, что делаете вы.

— Я знаю, — ответил Балестрано. — А теперь помолчите, Роберт. У нас будет достаточно времени, чтобы обо всем этом поговорить. Прежде всего я хотел бы позаботиться о том, чтобы вы и ваш друг Рольф получили необходимую помощь и снова набрались сил. Это самое малое, что я могу сделать для вас.

— Нет, Балестрано, — тихо сказал я. — Мне нужно от вас намного больше.

Старик замолчал, и мне показалось, что морщины на его лбу стали намного глубже.

— Я спас вам жизнь, — продолжил я. — Вам и всем людям, которые вас сопровождали. Возможно, я спас весь ваш проклятый орден. И вы это прекрасно понимаете. Одной благодарностью вам не отделаться.

Великий мастер молчал очень долго.

— И что вы хотите за это? — наконец спросил он, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

— Говарда, — твердо сказал я. — Вы оставите Говарда в покое. Мне не нужна ваша благодарность, как, впрочем, и помощь. Все, что я прошу, — это чистая одежда и карета, которая отвезет нас в Париж, а затем на вокзал. Сегодня же вечером Говард, я и Рольф уедем в Лондон. И вы прекратите на него охоту, которую начали десять лет назад.

Балестрано не ответил. Он посмотрел на меня долгим печальным взглядом, не проронив ни слова. Но ему и не нужно было ничего говорить: ответ читался в его глазах. Жан Балестрано был своеобразной личностью. Я не знал человека более сильного и жестокого среди тех, кто жил в этой части света. Но великий мастербыл еще и человеком чести.

Я знал, что он захочет искупить свою вину.

Но я не был уверен, будем ли мы по-прежнему друзьями, когда встретимся в следующий раз.

Этим вечером леди Одли Макферсон выглядела особенно привлекательно — насколько привлекательно может выглядеть поседевшая, коротконогая матрона, вес которой достиг почти двух центнеров и которая приближалась к своему шестидесятилетию. Платье, в котором она была, поражало воображение. Наверняка оно было самым дорогим и роскошным из всех, что мне приходилось когда-либо видеть. А диадема с сапфирами, украшавшая высокую прическу женщины, стоила примерно столько же, сколько и среднее английское поместье. Ее голос легко разносился по залу, где собралось около двух сотен гостей.

Я услышал ее смех, не успев переступить порога дома, и уже тогда должен был насторожиться. Но я повел себя слишком неосмотрительно, и мне даже в голову не пришло сразу же затеряться в толпе, чтобы избежать встречи с ней. Но теперь отступать было слишком поздно.

Леди Одли уже заметила меня и, продолжая вальсировать, направилась в нашу сторону. Своей огромной грудью она, словно ледокол, пробивала себе дорогу через толпу. Судя по тому, как разрумянилось лицо женщины, бокал шампанского в ее руке был далеко не первым за этот вечер.

— Роберт! — закричала она так, что с легкостью заглушила скрипачей, игравших на сцене. Стремительно бросившись вперед, леди Одли схватила меня в объятия и наградила чистосердечным поцелуем в щеку. — Роберт! Мой любимый Роберт Крэйвен! — воскликнула она. — Как хорошо, что ты удостоил нас своим посещением. Лорд Пендергест уже сказал мне, что вы обещали прийти сегодня вечером.

Наконец она выпустила меня из своих объятий, отступила на один шаг и осмотрела с головы до ног. Ее глаза, окруженные паутиной морщин, блестели.

— Вы же не откажете нам в удовольствии принять участие в одном из ваших восхитительныхсеансов, не правда ли? — спросила она.

Я выдавил из себя улыбку, поклонился и учтиво произнес:

— Именно поэтому я здесь, миледи.

— О, как восхитительно! — воскликнула леди Одли. — Тогда успех этого вечера обеспечен.

Она отпила из своего бокала, который держала на вытянутых пальцах, и указала мне на Говарда, который остановился рядом со мной и наблюдал за этой сценой с явным недоумением и тщательно скрываемой насмешкой.

— Вы пришли не один, Роберт? Как восхитительно!

— Да… это… — Я неожиданно замолчал, увидев, как Говард резко вскинул голову и выразительно посмотрел на меня. Я понял, о чем он хотел предупредить меня, и, мило улыбнувшись, сказал:

— Позвольте представить, это мой дальний родственник. Мистер… Филлипс.

Слава богу, что леди Одли не заметила легкого замешательства, когда я знакомил ее с Говардом. Он очень просил не называть его настоящего имени и объяснил свою просьбу исключительно личными причинами. Правда, он даже не счел необходимым хотя бы намекнуть мне, что это были за исключительно личные причины. Если, конечно, они действительно были.

— Филлипс? — изумилась леди Одли. — Вы англичанин, мистер Филлипс?

Говард отрицательно покачал головой.

— Я американец, леди Одли. Но я уже давно не живу в Штатах.

— Американец? — повторила леди Одли. — Боже, как восхитительно!

Она захихикала, опустошила бокал шампанского и, повернувшись к официанту, который проходил мимо с подносом, грациозным движением взяла еще один.

— Вы непременно должны мне рассказать об этом подробнее, мистер Филлипс. Надеюсь, мы скоро снова встретимся, но чуть позже, на сеансе у Роберта.

Леди Одли весело подмигнула нам и, взмахнув рукой, исчезла в толпе гостей.

—  Восхитительно, — сказал Говард, не пытаясь скрыть иронию. — Кто она такая?

— Леди Одли? Она… оригиналка — ты бы так ее назвал. Последний потомок вымирающего дворянского рода, как мне кажется. Немного сумасбродная, но очень милая.

К нам подошел официант в ливрее, держа в руках поднос, уставленный бокалами с шампанским. Я поблагодарил его кивком головы, взял себе бокал и сделал небольшой глоток. Говард решительно отказался и, пристально посмотрев на меня, неожиданно предложил: