— Это все пружинщица, которую мистер Лэйк водил к себе домой. Это она убила Сомдета Чаопрайю.

Хок Сен быстро пробегает глазами страницу и кивает своим мыслям.

— Уверен насчет этого существа, этой пружинщицы? Заморский демон работал с убийцей?

— Знаю только то, что пишут в газетах, но по тому, как описывают, — это точно дергунчик. Он сколько раз привозил ее из Плоенчита и даже ночевать оставлял.

— Это плохо? — любопытствует Чань-хохотун.

— Нет. — Улыбнувшись, Хок Сен достает из-под матраса связку ключей. — Нет, хорошо. Даже лучше, чем я предполагал. Это — наш шанс. Прятаться здесь больше не будем.

— Не будем?..

— Прежде чем уехать из города, нам надо заглянуть еще в одно место, забрать кое-что из моей прежней конторы. Готовьте оружие.

Чань больше ни о чем не спрашивает, рассовывает пистолеты и пристраивает за спиной мачете, остальные делают то же самое и вместе выходят из хижины.

Хок Сен быстро шагает по улочке за своей командой и позвякивает связкой ключей от фабрики. Впервые за долгое время судьба — на его стороне. Теперь бы еще каплю удачи и немного времени.

Впереди что-то кричат о белых кителях, о смерти защитника королевы — злые голоса людей, готовых к бунту. Буря набирает мощь, противники выстраивают войска.

Мимо пробегает девочка и, почти не останавливаясь, всовывает каждому в руку по листовке. Значит, партии уже взялись за дело. Скоро крестный отец трущоб выведет свои силы, и тогда жди погромов.

Из узких переходов они выходят на большую улицу.

Все замерло, не ездят даже свободно подрабатывающие рикши. Возле приемника столпились несколько владельцев магазинчиков. Хок Сен подходит ближе и спрашивает:

— Что слышно?

— По государственному радио говорят, что защитник… — начинает какая-то женщина.

— Это я знаю. А что нового-то?

— Министр Аккарат обвинил генерала Прачу.

Все происходит быстрее, чем он ожидал. Старик командует Чаню и остальным:

— Идемте скорее, а не то опоздаем.

Из-за угла с оглушительным ревом выворачивает огромный грузовик. Дыма от него, как от костра, где нелегально жгут сухой навоз. В кузове едут несколько десятков сурового вида солдат. Старик с компанией, закашлявшись, торопливо отходят обратно в переулок. Чань — хохотун выглядывает из укрытия наружу и смотрит, куда поехала машина.

— Надо же — угольный дизель! Армия.

Хок Сен думает, не те ли это силы, которые верны делу Двенадцатого декабря, не прислали ли их генералы с Северо-Востока на помощь Праче, чтобы захватить радиовышку. А может, это союзники Аккарата, спешащие оцепить доки, шлюзы и якорные площадки, или просто искатели поживы в грядущем хаосе. Так или иначе, они — предвестники бури.

Последние прохожие скрываются в домах, владельцы магазинов торопливо запирают изнутри ставни. По всей улице слышны щелчки замков. Город точно знает, чего ждать.

На Хок Сена накатывают воспоминания: залитые кровью мостовые, запах тлеющего бамбука. Он трогает рукояти пистолетов и мачете — с ними спокойнее. Даже если город — джунгли, где бродят тигры, теперь старик уже не беззащитная жертва, бегущая из Малайи, он наконец научился быть готовым к стихии.

Хок Сен командует:

— Идемте. Пришло наше время.

— Это не Прача! Генерал ни при чем!

Канья кричит в трубку заводного телефона, но с тем же успехом можно руками погнуть тюремную решетку. На линии треск, чьи-то голоса, гудение машин, да и сам Наронг слушает ее вполуха — видимо, говорит с кем-то, кто стоит рядом, и слов почти не разобрать.

Вдруг его голос прорывается сквозь шум:

— Извини, но у нас другая информация.

Канья скептически оглядывает разложенные на столе газетки, которые, мрачно ухмыляясь, принес Паи. Одни пишут о повергнутом Сомдете Чаопрайе, другие о Праче, но все как одна обсуждают убийцу-пружинщицу. Выпуски «Саватди Крунг Тхеп» уже наводняют город. Она пробегает глазами по строчкам: сплошь возмущение белыми кителями, которые закрыли гавани и якорные площадки, а защитить Сомдета Чаопрайю от одного-единственного нелегально ввезенного существа не смогли.

— Выходит, газеты — ваши? — спрашивает Канья. Молчание Наронга красноречивее любых слов. Капитан добавляет с горечью в голосе: — Тогда зачем просили меня вести расследование, раз сами все уже решили?

Холодный голос в трубке отвечает сквозь треск:

— Не задавай ненужных вопросов.

Ошеломленная жуткой догадкой, Канья чуть слышно спрашивает:

— Это Аккарат устроил? Прача говорил, что без министра не обошлось. Так это Аккарат?

Снова молчание, только не ясно, что оно означает. Наконец Наронг говорит:

— Нет, тут я могу поклясться. Не наша работа.

— То есть все-таки Прача? — Канья перебирает лежащие на столе лицензии и разрешения. — Я вас уверяю, что это не он! Вот тут все документы по пружинщице. Генерал меня разве только силой не заставлял вести расследование. Велел найти любые связанные с ней записи. Есть бумаги о прибытии — привезли сотрудники «Мисимото», и об утилизации, и разрешения есть — все есть.

— Кто подписывал документы на утилизацию?

— Не знаю — подпись неразборчивая, — с досадой говорит Канья. — Еще покопаюсь и тогда узнаю, кто тогда этим занимался.

— Пока ты выясняешь, их уже не будет в живых.

— Тогда зачем Прача велел разыскать все, что только можно? Не складывается! Я говорила с теми, кто брал взятки с бара, — это глупые мальчишки, которые хотели немного подзаработать.

— Значит, генерал умен, заметает следы.

— За что вы так его ненавидите?

— За что ты так его любишь? Разве не он приказал сжечь твою деревню?

— Да, но без злого умысла — работа такая.

— Работа? А не он ли уже на следующий сезон перепродал разрешение на разведение рыбы соседней деревне, а сам набил карман?

Канья умолкает. Наронг примиряюще говорит:

— Извини, но тут уже ничего не поделаешь. Мы уверены, что преступление совершил он, а дворец дал нам право решить эту проблему.

— Как решить? Бунты поднять? — Она в сердцах смахивает со стола газеты. — Город сжечь? Прошу вас, не надо. Я докажу, что Прача не подсылал пружинщицу. Я смогу вас убедить.

— Ты слишком заинтересована и к тому же служишь обеим сторонам.

— Я служу королеве. Дайте мне возможность не допустить этого безумия.

Снова молчание.

— Даю три часа. До заката не успеешь — уже ничем не помогу.

— То есть пока подождете?

Канья почти видит улыбку возле трубки на том конце провода.

— Подожду.

Щелчок, разрыв связи, и она снова одна в кабинете.

На стол присаживается Джайди.

— Очень интересно. И как ты докажешь невиновность Прачи? По-моему, ясно, что он-то и подослал пружинщицу.

— Чего ради вы меня преследуете?

— Ради санука. Очень весело смотреть, как тебя кидает между двумя хозяевами. — Джайди бросает на нее пристальный взгляд. — А почему ты так беспокоишься за генерала? Ведь не он твой настоящий начальник.

Канья с ненавистью смотрит на призрака и показывает на разбросанные газетки.

— Все как пять лет назад.

— Да, как с Прачей и премьер-министром Суравонгом — Двенадцатое декабря, толпы народа… Так, да не так — в этот раз против нас пошел Аккарат.

Снаружи трубит мегадонт.

— Слышала? Вооружаемся, — с довольным видом заявляет Джайди. — Два старых быка решили затеять драку, и ты их не остановишь. Да и непонятно, зачем ты хочешь им помешать — Прача с Аккаратом уже много лет точат друг на друга зуб, грязью поливают. Так давай поглядим на хорошую схватку.

— Тут не ринг.

— Это верно. — На мгновение его улыбка делается грустной.

Канья задумчиво разглядывает газеты и записи, которые подтверждают ввоз пропавшей пружинщицы: приехала из Японии на дирижабле как секретарь…

— …и убийца, — встревает Джайди.

— Замолчите. Не мешайте.

Пружинщица из Японии, хлам, больше не нужный островному народу…