— План продуманный и мы его одобряем, — согласно загудели присутствующие. — Пришло время показать этим русским, что чеченец не какой-то немец или француз, нас с наскока не возьмешь и на колени не поставишь.

Басаев спрятал благожелательную улыбку в усах и объявил об окончательном решении Совета:

— Операция по освобождению нашей родины от захватчиков начнется завтра в восемь часов утра.

Десятки раскрытых ладоней вознеслись вверх и омыли воздухом лица горцев, в комнате раздался сдержанный гул гортанных голосов:

— Пусть нам поможет Аллах!

— Аллах акбар!

Гости дружно взялись за пиалы, потянулись руками к угощению, расставленному по всему столу. Они почувствовали, что напряжение первых минут встречи с арабским эмиссаром Абу аль Валидом и с Басаевым, Главнокомандующим вооруженными силами Ичкерии, проходит. Можно было расслабиться после беготни по горам и перевалам, поросшим корявыми зарослями кустарника с острыми шипами, и предаться трапезе. Когда суровые воины, ударом кинжала рассекавшие до позвонков горла русским солдатам, утолили первый голод, в просторное помещение неслышно впорхнули молодые женщины и ловко убрали грязную посуду. На смену одним блюдам они принесли новые, было здесь и чем запить эти сытые кушанья. Но горцы не увлекались винами, хотя сухого закона для них не существовало, они лишь выпивали налитую им чашку и отставляли ее от себя. Если кто-то не желал пить вообще, он переворачивал свою посудину вверх дном. Шамиль Басаев вытер жирные пальцы о салфетку и развернулся к боевику, сидящему по левую от него сторону. Тот как раз отодвинул от себя чашку с напитком.

— Вагиф, ты как-то намекал, что к тебе в плен попались иностранные журналисты. Какой выкуп ты за них положил, и согласились ли их родственники его выплатить?

— Нет, уважаемый Шамиль, из Парижа и из Стокгольма пришли ответы, что за головы заложников свободные граждане Европы не заплатят ни гроша, — промокнул губы полотенцем командир, похожий нескладной фигурой на обломок скалы.

— Почему? Европейцам не жаль своих родных?

— Они объяснили, что это противоречит цивилизованным нормам жизни и пообещали обратиться в международные организации по правам человека.

— Что ты решил с ними делать? — Если французы и шведы будут капризничать и дальше, мы выставим пленников на продажу на рынке невольников в Хал-Килое. — Вагиф, ты считаешь, что на этих рафинированных интеллигентов могут найтись купцы? — с сомнением прищурился на собеседника Шамиль. — Если никто не позарится, дорога у журналистов будет одна. Женщин мы отдадим нашим джигитам, а мужчин заставим работать на подсобных работах.

— Одну из женщин наши мужчины уже хотели опробовать, она показалась совсем не жилистой, — с похотливым смешком признался горец с рукой на перевязи. — Мя-агкая такая, сла-адкая…

— К сожалению, она предпочла смерть своему позору, — остудил раненного его сосед. — Мы отпустили ее, к тому же, цена на нее оглашена очень высокая.

Гости, следившие за диалогом, ухмыльнулись и с новым усердием взялись поглощать кушанья. У каждого из них случались моменты, когда заложниц, в основном русских, пускали по кругу. Пленница, которая не умирала от насилия, продавалась на невольничьем рынке по самой высокой цене, как очень выносливая. Но бывало и похуже, родственники отказывались выкупать узников за деньги. Поступали чеченцы в таких случаях по разному — кого-то из пленных пристреливали, наиболее маломощных и старых, кому-то перерезали горло, на других надевали кандалы, заставляя работать с утра до ночи за кусок хлеба и за похлебку из полусгнивших овощей. Некоторых они перегоняли по горным тропам Дагестана до селений, затерянных среди скал, и там продавали местным жителям в вечное рабство. Басаев огладил ладонью бороду и взялся пересчитывать зерна четков, с его лица не сходило выражение интереса. Было видно, что какая-то мысль не давала ему возможности забыть о важных пленниках навсегда. Наконец, он развернулся к главарю боевиков и вкрадчиво предложил:

— Уважаемый Вагиф, а ты не хотел бы обменять своих иностранцев на парочку моих русских бизнесменов, очень богатых?

— Разве тебе самому не нужны деньги, уважаемый Шамиль? — недоуменно приподнял плечи тот. — Зачем нам лишние хлопоты, этими людьми скоро займутся международные организации. Это не русские, которые не нужны даже самим себе, от таких узников нам нужно избавляться как можно скорее.

Но хозяин дома не отступал, под всеобщий благонравный смешок он снова обратился к своему собеседнику:

— Я бы хотел взглянуть на них поближе, все-таки с европейцами контакт у нас еще слабый, — Басаев подмигнул командирам, окружавшим его. — Прикажи привести иностранцев сюда.

— Пожалуйста, только вид у них немного подпортился, — собеседник отставил от себя тарелку, полную жаренного мяса, и пояснил. — После того, как родственники отказались платить за этих французов, я перестал потчевать их деликатесами и перевел на содержание, обычное для всех пленников.

— И они стали похожими на ходячие скелеты, — похмыкал в усы Шамиль.

— Они все постройнели, — засмеялся главарь отряда боевиков. — Особенно женщины.

Первым порог комнаты, заполненной чеченскими полевыми командирами, переступил Захар, за ним протиснулся Петер, и лишь после него в помещение решились войти женщины. Глаза у Анны, Софьи и Натали Трепоф были спокойными, несмотря на таившийся внутри страх. Но их спутники не скрывали неприязни к людям, восседавшим по восточному на ковриках вокруг стола с тарелками с едой. В окна с закругленными углами и с раздвинутыми шелковыми занавесками, вливался солнечный свет, стены были украшены дорогими персидскими коврами. Они были везде — на полу, на мебели, и даже под потолком. В воздухе витал сытый запах, в котором чувствовался аромат виноградного вина. Захар остановил свой взгляд на человеке, сидевшем во главе стола, он сразу узнал Шамиля Басаева, портреты которого не сходили со страниц западных газет. Внешний вид этого человека не внушал страха, хотя чувствовалось, что он обладает огромной внутренней силой и железной волей. При встрече где-нибудь на улице его можно было бы принять за горца из аула, затерянного среди скал и спустившегося на равнину пополнить запасы продовольствия. Он походил бы на чабана, если бы не жесткая черточка между бровями, разрубившая переносицу пополам и говорившая о жестокости характера ее обладателя. Взгляд темных глаз был властным, как бы притягивающим, заставляющим обернуться вовнутрь себя в поисках собственнной провинности, не усмотренной ранее. Захар посмотрел на своих спутников, успевших встать рядом, он приготовился ко всему. В этот момент один из сидящих за столом громко воскликнул:

— Братья мусульмане, разве это иностранцы? У пленников высокие лбы, большие глаза и брови вразлет. Внешний вид их говорит о том, что в их жилах течет немало славянской крови.

— Добавь к портрету светлые волосы, выступающие скулы и широкие плечи, и картина будет полной, — согласился с замечанием товарища второй боевик.

— Наверное, они потомки русских, покинувших Россию во времена революции. Таких среди газетчиков немало, все они стремятся осветить события в Чечне в пользу своей бывшей родины. Как американский журналист Пол Хлебникоф.

— Этот русский американец еще тот подлец, он открыл в Москве представительство от своего паршивого американского издательства.

— На Пола Хлебникова давно точит зуб один из наших эмиссаров.

Вагиф, главарь отряда боевиков, поднял руку, призывая полевых командиров к вниманию:

— Уважаемые гости, я не думал скрывать от вас, кем являются эти люди. Вы точно подметили, что они потомки русских эмигрантов, бежавших за границу еще при царях. Но разве от этой маленькой неточности цена на них может упасть? Это иностранцы, проживающие в европейских столицах и даже имеющие дворянские титулы. Пэры-сэры там всякие, графы-бароны и прочие вороны без кусочка сыра в своих клювах.

— О, это уже интересно, — оживился еще больше Шамиль Басаев. — Пусть кто-нибудь из этих людей скажет, какими титулами они наделены.