– Похоже, что нет. Ну и художник. Что он тут изобразил! – Ах-маси нахмурился. – За такие картины велю бить его палками.
– Зачем? Ка-маси такие рисунки понравятся!
– Думаешь?
– Точно понравятся, тут и думать нечего. Вон и девчонка его… танцовщица…
– Да тут много танцовщиц. Все голенькие.
– Ишь, заинтересовался!
Повернувшись к мужу, Тейя обняла его за плечи:
– Ты еще не сказал, нравится ли тебе мое новое платье?
– Платье? Ах да…
Опустив светильник на черную базальтовую плиту, место для саркофага, юноша нарочно отодвинулся от супруги – рассматривал.
Что и говорить, красивое было платье! Голубовато-зеленое, сшитое из невесомой полупрозрачной ткани, называемой «сотканный воздух», оно хотя и не обнажало полностью грудь, но отнюдь ее не скрывало, скорее – подчеркивало, обволакивая прелестное тело мерцающей дымкой. К тому же имелся еще и длинный, от бедра, разрез. Сверху, поверх широкого ожерелья из золота и драгоценных камней – ускха, был накинут легкий золотисто-белый плащ из точно такой же ткани. Наряд дополнял узенький золоченый пояс с цветными фаянсовыми подвесками-амулетами, в основном зелеными и голубыми, посвященными различным богам, а еще роскошные, украшенные разноцветной эмалью серьги и такие же браслеты на руках и ногах.
– Не платье – мечта! – с улыбкой оценил Ах-маси.
– Ах, муж мой. – Поведя плечом, Тейя вздохнула. – Клянусь Хатхор, воистину, ты стал оказывать мне мало внимания в последнее время. Что случилось? Ты меня разлюбил? Нашел другую?
– Что ты, что ты! – горячо возразил юный царь. – Как я могу разлюбить тебя?! Тебя, которую… какую… А, не буду больше ничего говорить! Буду действовать!
– Действовать? – Отскочив в сторону, Тейя спряталась за колонной и показала мужу язык. – Это как же, позволь тебя спросить?
– А так! Вот сейчас ка-ак поймаю тебя!
– Поймай, поймай…
Опа! Прижав к себе жену, молодой фараон ощутил сладостно-щемящее чувство. Не очень-то от него супруга и бегала. Наоборот… Прижалась, обвила руками шею…
– Помнишь, ты когда-то учил меня поцелую? Жуткий разврат! Но… так приятно…
– Я знаю…
Крепко целуя юную женщину в губы, Ах-маси снял с нее плащ, пояс… Под прозрачной тканью, на бедрах, блеснула тонкая золотая цепочка.
– Новая? – на ухо прошептал фараон. – Ты не хвастала… Давай-ка посмотрим…
Тяжело дыша, Тейя подняла вверх руки, с готовностью освобождаясь от платья… которое и так мало что скрывало. Ну, тем не менее…
– Какая ты у меня красивая! – лаская нежное тело, прошептал юноша. – И как я тебя люблю! О, боги… За что вы дали мне такое счастье? Иди же ко мне, душа моя…
– С радостью, муж мой… ой… Но тут, на плите, холодно… и неудобно.
– Но мы не будем ложиться…
– Не будем…
Они вышли из усыпальницы, взявшись за руки и смеясь. Ах-маси почему-то сейчас жутко волновал вопрос: а что скажет по поводу вот только что произошедшего хозяин гробницы? Понравится ли это ему? Не вызовет ли гнев? Тейя со смехом уверяла, что, конечно же, понравится, не может не понравиться. А насчет гнева – уж скорее Ка-маси будет смеяться.
– Он будет доволен, твой брат. – Не стесняясь находившихся неподалеку воинов, Тейя потерлась носом о щеку царственного супруга. – Несомненно. Воистину!
– Слава Хатхор, если так.
– Так, так… Именно.
Юная красавица снова прижалась к мужу, потерлась носом… и вдруг прошептала:
– Медленно поверни голову влево… Нет-нет, не так быстро! Видишь?
За усыпальницей, у храма Амона, Ах-маси увидел прошмыгнувшую фигуру в белых одеждах жреца.
– Он следил за нами в гробнице, – так же шепотом пояснила Тейя. – Я хотела переговорить там с тобой, без лишних ушей… Но вышло куда приятнее!
– Я прикажу воинам его схватить и выяснить, кто…
– Нет! Пусть думают, что мы о них не знаем.
– О них?!
– Милый… Весь дворец кишит соглядатаями! За время военных походов многое изменилось.
– Изменилось… – эхом повторил Ах-маси. – И все же… что ты хотела сказать мне?
– Мы поговорим… теперь даже не знаю где.
– Не знаешь? Тогда давай в барке.
– В барке?
– Ну, в той маленькой разъездной лодке… Мы в ней уединимся… на виду у всех.
В барке они вновь предались любви, бурно и почти что открыто, не обращая внимания ни на плывущие впереди лодки, ни на золотисто-красный закатный шар солнца, на блеклые пока еще звезды.
А потом Тейя шепнула, глядя на небо:
– Ну наконец-то мы может поговорить. Ты знаешь, как умер твой брат?
Ах-маси вздрогнул:
– Как?
– Странно – вот как! Слишком уж быстро. И слишком выгодно для мятежников.
– Я уже об этом думал, – тихо признался юноша. – Его отравили…
– Нет. – Тейя повела плечом. – Отравить не могли – слишком уж много кругом охраны, да и за пищей для повелителя, как водится, тщательно следили. Его убили иначе… В шатре Ка-маси нашли золотую табличку. Твоя мать, великая царица Ах-хатпи, покажет ее тебе, однако я могу прочесть ее наизусть.
– Прочти!
– Пятый пилон, – прикрыв глаза, нараспев произнесла красавица. – Пламя, владычица слов власти, дающая радость тому, кто в нем отражается с мольбами, та, к кому никто на земле не смеет приблизиться. Имя привратника: Усмиряющий мятежников.
– Усмиряющий мятежников, – шепотом повторил фараон. – Откуда эти слова?
– Это слова «Книги мертвых», самой тайной и непостижимой из сорока двух книг Тота, в коих сокрыто древнее Знание… Из «Книги мертвых» – «Познание пилонов в доме Осириса в саду Аарру».
– Вижу, тебе тоже неплохо знакома эта книга.
– Я же не деревенская простушка! Ка-маси умер от лихорадки – именно ее и вызывает заклинание, написанное на пятом пилоне дома Осириса. Умер быстро, словно сгорел.
– Сгорел…
– Что ты все время повторяешь мои слова? – удивилась Тейя.
– Так… Просто так мне удобней думать. Говоришь, во дворце полно лазутчиков?
Царственная супруга качнула головой:
– Ну – полно, это уж я так, к слову. Но они есть! И мы, увы, их не знаем.
– Узнаем. – Сжав зубы, Ах-маси потянулся к веслу. – Узнаем, клянусь Амоном и Гором. Узнаем.
Вечером во дворце он встретился с матерью, великой царицей Ах-хатпи, непостижимо красивой женщиной, еще далеко не достигшей возраста сорока лет. Она сидела в золоченом кресле и, склонив голову, слушала пение служанок. Горели светильники, от жаровни в углу, щекоча ноздри, поднимался лиловый дым благовоний Пунта. В квадратные, под самым потолком, окна заглядывали луна и звезды.
Войдя, молодой фараон, как почтительный сын, преклонил колени:
– Ты звала меня, царица-мать?
– Да, сын мой. Хочу вместе с тобой молиться Осирису за моего умершего сына, твоего брата. Ты уже осмотрел гробницу?
Сияющие глаза царицы взглянули на сына требовательно и строго.
– Да осмотрел. Там много хорошего.
– Расскажешь мне обо всем в храме.
Ах-хатпи встала, отпуская служанок повелительным жестом. Широкое ожерелье ее светилось драгоценными камнями и золотом, платье и накинутая сверху туника белого полотна ниспадали на мраморный пол дворцовых покоев. Пышный завитой парик из волокна пальмы был только что водружен на голову служанкой. Верх парика покрывал головной убор в форме ястреба – символ Исиды, чуть ниже его царственный лоб обвивала золотая кобра – урей.
Взяв в левую руку скипетр в виде цветущего лотоса, Ах-хатпи величественной походкою направилась к двери, и молодой фараон, прихватив с собой поднесенную слугою корзину с жертвенными яствами, следовал за матерью, почтительно склонив голову.
Сопровождаемые низкими поклонами бесшумно снующих слуг, они вышли из дворца во двор, усаженный прекрасными деревьями и кустами. Здесь были финиковые пальмы, сикоморы, акации, тамариск и, конечно же, цветники, увы сейчас плохо видные в наступившей тьме.
Бежавший впереди слуга освещал путь факелом, царица и молодой фараон шли по широкой, усыпанной белым скрипучим песком аллее мимо фиговых пальм, мимо изящных беседок, мимо квадратного, облицованного шлифованным камнем пруда с лилиями и утками.
