Он оторвал Китти от земли и закружился с ней, не замечая хлеставшего по их лицам дождя.

— Боже мой, Роман… — все лепетала она. Откинув голову, она старалась разглядеть такое знакомое ястребиное лицо, убедиться, что это он, что с ним ничего плохого не произошло… И только сейчас понимала, как она скучала по нему.

Поставив ее на землю, он улыбнулся.

К ним подбежал Майкл. Он остановился перед Романом, смущенно оглядывая его. Прошло уже так много времени, и четырехлетнему карапузу трудно было сохранить воспоминания о нем…

— Неужели это Майкл? Даже не верится! — воскликнул Роман и когда мальчик утвердительно кивнул, забросил за спину узел и высоко подкинул его на руках. — Да ты уже совсем взрослый, дружище!

Они пошли к хижине Китти. Роман, не обращая внимания на ливень, то и дело останавливался, чтобы поздороваться со старыми друзьями.

Наконец все трое шумно ввалились в дом, постукивая мокрыми башмаками об пол; с них стекали ручьи дождевой воды. За ними в открытую дверь прокрался Мишка, фыркнул и отряхнулся, образовав вокруг себя фейерверк воды.

Все трое переоделись в сухое, Майкл устроился поудобнее в углу рядом с Мишкой.

Роман долго молчал, сидя по своему обыкновению в кресле-качалке и протянув к огню длинные ноги. Китти у стола резала картошку. Дождь равномерно барабанил по крыше, пропитывая давно желанной влагой плодородную почву.

— Я слышал, здесь неспокойно, — наконец сказал Роман.

— Да, ты прав, — сказала Китти, открывая немного окно для свежего воздуха; порывы влажного ветра обдували ей лицо. — Осенью прошлого года, когда пришло сообщение о конце войны, мы все здесь были уверены, что индейцы больше не сунутся, — ведь англичан прогнали и некому теперь науськивать на нас этих дикарей. Но, как видишь, все обернулось иначе.

Роман медленно потягивал из кружки вино.

— Разумеется. Дело в том, что англичане удвоили свои усилия: они продолжают поставлять им оружие, порох… новые ножи.

Китти положила на стол картофелину.

— Но зачем?! Ведь они проиграли войну!

— Затем, что если им удастся сесть за стол переговоров в Париже, уже держа под контролем запад, у них появится весомый шанс заявить о своих правах на него… либо на весь, либо на часть.

— Боже, никогда об этом не думала!

— Они пойдут на любую подлость.

— И поэтому у нас все время возникают неприятности с делаверами, виандотами, шоуни?

Роман недовольно проворчал:

— Они намерены использовать против нас любое племя.

Китти отметила, что он сказал «против нас». Ребекка оказалась права: Роман не смог долго находиться вдали от Кентукки.

— Ты возвращаешься в Хэрродтаун? — спросила она.

Роман склонил голову набок. Солнечный свет, отраженный от гор и низины, играл на его огненно-рыжих волосах.

— Мне показалось, что теперь, когда здесь снова объявились индейцы, Бунсборо может понадобиться опытный разведчик.

Нож замер в руках Китти, а вместе с ним и сердце — от удивления и радости.

— Значит, ты остаешься здесь, в форте?!

— Пока да… — ответил он.

После того как они поели, а Китти убрала посуду, она осмелилась спросить его о дочери.

Роман посмотрел в камин, где с тихим шипением тлели угольки.

— Она уже настоящая красотка, — ответил он. Глаза его были печальны, хоть в них и засветилась гордость. — И очень похожа на мать.

— Как же ты назвал ее?

Он помолчал.

— Я поручил это Мариэтте, а ей понравилось имя Хелли.

Выражение его лица не изменилось, но Китти сразу почувствовала, что воспоминания о прошлом не дают ему покоя. Сейчас, после приезда в Бунсборо, боль, вероятно, только усилилась. Она испытывала ту же боль, стоя над могилой Каллена…

— Ну а как ты? — неожиданно спросил он, словно разгадав ее мысли. — Сейчас лучше, чем раньше?

Она улыбнулась:

— Да, сейчас становится полегче.

Роман шел по темному двору форта, вдыхая мягкую свежесть вечернего ветра. В большинстве хижин было тихо и свет уже не горел — он задержался у Китти дольше, чем рассчитывал. Но Роман чувствовал себя таким свободным рядом с ней… С Китти ему никогда не нужно было притворяться, что-то таить от нее… Китти всегда понимала все правильно.

Во время их разговора до него вдруг дошло, что и она понесла такую же тяжелую потерю, но эта крошечная представительница рода Джентри мужественно боролась и не сдавалась. А он, показав спину, трусливо бежал от своего горя…

К нему подбежала гончая, лизнула руку. Он шел, а его просто распирало чувство свободы и облегчения оттого, что он снова дома. Роман жадно вдыхал свежий воздух и поглядывал на бескрайнее черное небо — он знал, что скоро снова пойдет дождь. Он чувствовал эту землю, ощущая ее под ногами, слышал, даже закрыв глаза, шорох реки о берег. Забравшись на чердак в блокгаузе, Роман расстелил на полу одеяло. Утром он обязательно поговорит с Джоном Холдером — узнает, не нужен ли ему еще разведчик.

Оказалось — нужен, более того — Джон был вне себя от радости! Роман сразу же приступил к своим старым обязанностям, и вскоре все пошло своим чередом, словно Роман никуда и не уезжал. Обычно он отправлялся в разведку на несколько дней, а по возвращении докладывал обстановку Джону, как когда-то Дэниэлу.

При первой же возможности он посетил факторию Бунов. Все члены этой многочисленной семьи были живы-здоровы, а новорожденный крошка Натан стал толстеньким как медвежонок. Отец его гордился тем, что в сорок семь лет у него появился еще один сын.

— Не удивлюсь, если у нас с ней будет с полдюжины! — поддразнивал он смущенно улыбавшуюся Ребекку.

Когда Роман возвращался в Бунсборо после разведки, он как правило привозил с собой свежего мяса — подстреленную индейку или опоссума, двух-трех белок или связку кроликов. Добычу получала Китти, которая постоянно уговаривала его питаться у них.

— Нет, я не стану вас стеснять, — отнекивался Роман, когда она бранила его за упрямство.

— Роман Джентри, побойся Бога! Как ты можешь нас стеснять?! Ну-ка немедленно за стол и дай мне накормить тебя, пока ты еще окончательно не усох!

На этот раз он привез молодого оленя. Китти сбегала за Плизом и Эстер. Мужчины освежевали животное и вычистили внутренности, Китти с соседкой помогла разрубить тушу.

— Половина ваша, — сказала Китти Эстер и Плизу. — Все, что сегодня не съедим, засолим.

В тот вечер все четверо вместе с Майклом вволю поели свежей оленины с маисовой кашей и свежей зеленью с огорода. Китти думала, что в конце такой обильной трапезы просто лопнет. Она даже выставила на стол сладкий сбитый крем на яйцах, которыми снабжала ее Эстер: те несколько худосочных цыплят, которых Эстер сохранила в трудную зиму, размножились с такой быстротой, что теперь она раздавала яйца и даже кур любому желающему. Этот сладкий крем обожал Майкл. По окончании обеда попировал и Мишка, жадно набросившись на объедки.

Когда женщины убрали посуду, Плиз вытащил губную гармошку и заиграл, притопывая ногой и шумно вдыхая воздух. Роман улыбался, а Майкл весело хлопал в ладоши.

Огонь в масляных лампах вдруг задрожал от сквозняка: кто-то открыл дверь. На пороге возник силуэт Толливера Скэггса.

— Да здесь веселье в полном разгаре! — воскликнул он.

— Толливер! Входи, входи… — засуетилась Китти, вытирая руки о фартук. — Присоединяйся к нам! Еще осталось немного сладкого крема Эстер.

Его не пришлось долго упрашивать: он с удовольствием доел сладкое. Плиз снова заиграл, и Толливер вместе со всеми хлопал и подпевал.

Все они давно привыкли к неразговорчивости Романа, поэтому страшно удивились, когда он заговорил:

— Китти, может, сыграешь нам на цимбалах?

— Цимбалы?! Неужели ты умеешь на них играть? — воскликнула Эстер. — Я видела их: вон висят в углу. Почему же ты никогда не снимала их с колышка?

— Да уж столько лет прошло… Я, наверное, совсем разучилась…

— Не принимаем никаких отговорок! — вмешался Плиз. — Сними-ка инструмент, Толливер!