По образцу Колобка
Сто лет назад, когда Котс открыл свои достояния публике, хорошо сделанные чучела животных — особенно редких и экзотических — уже сами по себе производили впечатление на посетителей. Фотография в то время была черно-белой, кинематограф и вовсе делал первые шаги, а многие люди за всю жизнь ни разу не покидали родного города. Поэтому разнообразие живых существ, сконцентрированное в музейных витринах, представленное в виде остановленных мгновений жизни и дополненное талантливыми картинами и скульптурами,— само по себе потрясало.
Сегодня по телевизору каждый день идут отлично снятые фильмы об африканских саваннах, Амазонии и глубинах океана. Многие наши соотечественники видят заморские чудеса своими глазами. Даже ископаемые животные после выхода «Парка юрского периода» сделались для широкого зрителя привычными и знакомыми. Что же такого особенного может предложить своим поклонникам ГДМ в современном городе, где к тому же есть еще Зоологический, Палеонтологический и Тимирязевский музеи, не говоря о Зоопарке?
Музейная коллекция бабочек — одна из крупнейших в России (более 50 тысяч экземпляров)
Конечно, сегодня гостей встречают не только чучела и анималистическая живопись, пусть даже и лучших мастеров. Дарвиновский музей в полной мере использует возможности новой техники: так, панорамные световидеомузыкальные шоу «Живая планета» и «Властелины Земли», интерактивные элементы и прочее преодолевают противоречие между статичностью экспозиции и вечным движением главного объекта музея — биологической эволюции. Но все это начинает работать, когда посетитель уже пришел. А вот кто же туда придет и зачем?
Как и во времена Котса, ГДМ — заведение прежде всего учебно-просветительское. Московские школы часто заказывают тематические экскурсии: числовые закономерности классической генетики гораздо лучше воспринимаются на конкретных мышах или кроликах, чем на абстрактных «признаках a и b». Но, по подсчетам сотрудников, около двух третей посетителей — это родители с детьми. Солидный академический музей фактически стал крупным досуговым центром семейного отдыха. «Мы могли бы организовать экспозицию серьезнее, строже в научном отношении, но наш главный «клиент» — ребенок. И мы должны строить экскурсии так, чтобы ему было не только понятно, но и интересно, а также предусматривать пункты для отдыха и развлечения», — говорит заведующий сектором палеонтологии Андрей Шаповалов.
Если, скажем, в музей явилась компания первоклассников, то вряд ли стоит им рассказывать про отличия аллопатрического видообразования от симпатрического. Но в зале «Микроэволюция» и для них найдется много интересного: специально для маленьких тут предусмотрена экскурсия «В гостях у Колобка». В ходе нее детям расскажут о том, каковы на самом деле животные — герои знакомых сказок. Что лиса не так уж хитра и, во всяком случае, не умнее волка, что медведь в самом деле косолап (маленьких экскурсантов научат даже ходить, «как косолапый мишка»), но отнюдь не неуклюж, что рыбы и вправду разговаривают, хотя, конечно, совсем не человеческим голосом... Для первого знакомства с животным миром — неплохо, а тот, кого это заинтересовало, может двигаться дальше, понемногу знакомясь с более сложными для понимания концепциями. И вообще, «есть такие любознательные дети, которые бегут впереди экскурсовода и проговаривают за него всю экскурсию. Или повергают публику в шок, произнося без запинки латинские названия динозавров. Иной раз думаешь: а они-то зачем сюда приходят?» — говорит ученый секретарь музея Юлия Шубина.
При музее более 50 лет действует биологический кружок и вот уже 5 лет — изостудия
Впрочем, это еще не самая странная публика. В Интернете можно найти отчет о походе в Дарвиновский музей учащихся Сретенского высшего православного училища. Экскурсии дано было название «Эволюция мифов», а в качестве цели ее, как прямо сказано в отчете, ставилось «разоблачение эволюционизма в его логове». Поскольку за время визита никаких изменений с экспонатами не произошло, автор текста делает вывод: доказательствами эволюционного процесса музей не располагает.
«Мы стараемся не вступать в прямую полемику. Музей наглядно демонстрирует факты, из которых каждый может сделать свои выводы. Доказательств реальности эволюции достаточно много, но, конечно, если кто-то априори настроен не соглашаться с фактами, это его право», — пожимает плечами Шубина. Гораздо печальнее то, что’ порой приходится слышать от людей, призванных растолковывать постулаты науки подрастающему поколению, — школьных учителей. Андрей Шаповалов вспоминает характерный диалог: «А почему вы решили, что человек происходит именно от обезьяны? Ведь обезьяны — это грязные и неприятные животные! — А от кого люди должны происходить? — От дельфинов: они чистенькие и умненькие!»
Искательнице благородного происхождения следовало бы ознакомиться с тем же залом «Микроэволюция» чуть глубже, чем о нем рассказывает Колобок. Тогда бы она знала, что наша неприязнь к обезьянам — один из аргументов в пользу того, что мы с ними не просто схожи, а именно близкая родня. Дело в том, что на определенной стадии процесса видообразования у только что отделившихся друг от друга видов возникают так называемые механизмы репродуктивной изоляции, призванные предотвратить межвидовые скрещивания. У видов с высокоразвитым поведением это, в частности, выражается в том, что особенности поведения представителей «братского» вида воспринимаются как крайне непривлекательные. Так что, от кого бы мы ни происходили — от дельфинов, львов, орлов или драконов, — в любом случае мы смотрели бы на своих близких с брезгливой усмешкой.
Новый выставочнофондовый корпус открылся в 2007 году к столетию музея
Но, мне кажется, еще страшнее в невежественных словах другое — привычное разделение животных на «грязных и неприятных» и «чистеньких и умненьких». И можно сказать, что именно такому взгляду негромко, но твердо противостоит весь Дарвиновский музей. Противостоит не только картинами и фотовыставками, позволяющими ощутить красоту самых странных созданий, но и своим финальным «аккордом» — разделом «Взаимодействие человека и природы». Здесь можно увидеть витрину «Голоценовый лес» (голоцен — это та геологическая эпоха, в которой мы имеем честь проживать). Она показывает, как выглядело бы место, на котором стоит музей, кабы не человек с его цивилизацией. А рядом — наша реальная среда обитания, в которой фауну представляют крыса, муха, рыбки в аквариуме и канарейка в клетке. Не нравится? Но именно на такое окружение мы обрекаем себя, безоглядно переделывая природные экосистемы… В последние годы ГДМ все больше становится и музеем окружающей среды. Здесь работает информационный центр «ЭкоМосква», где можно узнать не только о природе нашей столицы, но и об экологической обстановке в собственном микрорайоне. Музей ведет просветительские проекты в этой сфере, отмечает специальными программами соответствующие праздники: День воды, День птиц, День биологического разнообразия и так далее. «Я думаю, что в самое близкое время экологическая проблема возглавит повестку дня и за стенами нашего музея. Изменить что-то в сознании людей можно лишь путем обращения к детям. Позднее все это воспринимается скептически», — говорит Андрей Шаповалов.
Впрочем, проблемы экологии сегодня актуальны с точки зрения не только повседневной жизни, но и развития самой эволюционной теории. С момента выхода «Происхождения видов» и примерно до 1920-х годов главным предметом науки об эволюции оставалось изменение форм — костей, раковин, зубов, элементов цветка. Затем на первый план вышли гены: их разнообразие, обмен, динамика частот и так далее. А примерно с 1980-х годов в центре внимания ученых постепенно оказалось взаимное приспособление видов и развитие целых экосистем. «Сейчас понятие «биологическая эволюция» почти тождественно понятию «эволюция сообществ», — подтверждает Шаповалов. И это приводит к новому пониманию естественной истории Земли: в частности, массовые вымирания (в том числе волнующее всех исчезновение динозавров) представляются катастрофическими последствиями изменений связей внутри древних биоценозов. Изменений, удивительно похожих на некоторые последствия деятельности человека.