— И все же вы с ним пошли!

— Я должна была… должна, — ответила девушка. Нам нужны деньги… Во-первых, чтобы оплатить… операцию нашей старой нянюшке… Без операции она… она просто умрет… А во-вторых, мы просто… пытались спасти себя от… от голодной смерти!

Ей показалось, что граф смотрит на нее несколько скептически, и начала быстро говорить:

— Пожалуйста, поверьте мне… Уезжайте и сделайте вид… что никогда меня… не видели.

Граф улыбнулся:

— Думаете, это на самом деле возможно?

— Вы должны… должны… все это забыть, если действительно любите Гарри.

— И вы надеетесь, — последовал вопрос, — что сможете долго скрывать ото всех факт наличия сестры у нашего дорогого друга?

— Гарри никогда… не приглашает своих друзей… сюда, — ответила Аморита, — потому что… не может позволить себе… отплатить им таким же… гостеприимством, которое… оказывают они ему. — Девушка умоляюще прижала руки к груди. — Пожалуйста… Пожалуйста, останьтесь другом Гарри, как и прежде. Позвольте ему… ездить на ваших… лошадях… и не говорите, ради бога, никому обо мне!

— Я хочу сделать Гарри своим распорядителем скачек и управляющим своих конюшен. Он великолепно разбирается в лошадях, и лучше него мне все равно никого не найти, — сказал граф. — И, конечно же, я предложу ему жить в моем замке.

— Это же замечательно! — воскликнула Аморита, не веря своим ушам. — Представляю, как обрадуется Гарри! Вы… О, как вы великодушны! Я в жизни не встречала более доброго и понимающего человека.

Слова и мысли ее путались, на глаза навернулись слезы. Ее переполняло чувство благодарности этому человеку, который, как ей казалось, был еще более порядочным и достойным, нежели она думала.

Граф, не отрываясь, смотрел на нее.

Потом он тихо произнес:

— Аморита, что вы почувствовали, когда я вас поцеловал?

Поскольку вопрос прозвучал весьма неожиданно, она густо покраснела и отвернулась.

Граф подошел немного поближе.

— Я хочу знать, — настаивал он. — Хочу, чтобы вы сказали мне правду. Я могу ошибаться, но мне показалось, то есть у меня такое чувство, что вы еще ни с кем никогда не целовались.

Аморита не ответила.

Он подошел совсем близко, взял ее за подбородок.

— Скажите мне! — настаивал он. — Я первый мужчина, который вас поцеловал?

От его прикосновения Аморита затрепетала.

Граф и так знал ответ на свой вопрос, не нуждаясь в каких-либо словах.

Он привлек ее к себе, и его губы завладели ее губами.

Сначала он целовал ее нежно, затем страстно и требовательно, как будто хотел сделать ее только своей.

Аморита почувствовала, что звезды упали с неба и дрожали от счастья у нее в груди.

Странный трепет, который она ощущала и ранее, теперь усилился в тысячу раз и накрыл ее теплой волной.

Она больше не чувствовала себя самой собой. Она была частью мужчины, который сейчас так страстно ее целовал.

Весь остальной мир просто растворился, исчез куда-то.

Он целовал ее до тех пор, пока она не могла уже больше думать ни о чем. Теперь она жила не мыслями, а чувствами.

Граф поднял голову.

— Я люблю тебя! — сказал он. — Люблю, как никогда никого не любил. Скажи мне, каковы твои чувства ко мне?

— Я… я люблю вас… тебя… — прошептала девушка, будто во сне, — я люблю тебя! Я не знала… раньше, что любовь… может быть так… прекрасна!

Граф снова поцеловал ее.

Затем он сказал:

— Я до сих пор не верил, что в мире может существовать женщина, такая красивая и совершенная, как ты. И когда я увидел тебя, стоящей на сцене в костюме ангела с младенцем на руках, я понял, что именно ты предназначена мне судьбой. И этот младенец… Знаешь, мне захотелось, чтобы это был наш сын.

Аморита вдруг очнулась.

— Я не должна была… приезжать к вам и выходить на сцену… А вы… ты должен уехать, — спотыкаясь на каждом слове, сказала она.

— Не собираюсь я никуда уезжать! — ответил ей граф. — Аморита, я прошу тебя… выйти за меня замуж, и ничто на свете теперь не имеет значения, кроме того, что ты должна стать моей женой!

На секунду лицо Амориты просветлело.

Она была так красива, что граф едва мог поверить, что она живая, настоящая.

Потом, погрустнев, девушка сказала, чуть не плача:

— Но, я… я не могу… выйти за тебя.

— Почему нет? — удивился граф.

— Потому что это навредит Гарри. Ведь ваши с ним друзья непременно узнают меня, и будет скандал!

— Мы будем вести себя очень благоразумно, чтобы ни в коем случае не создать проблем твоему брату, — успокоил ее Ройдин. — Когда ты станешь мой женой — моей возлюбленной и драгоценной супругой, — ты будешь выглядеть совсем иначе, совсем не так, как в той безвкусной и кричащей одежде и с. килограммом косметики на лице.

Аморита с улыбкой уткнулась ему в плечо:

— Это Гарри сказал мне… что я должна носить все это… Но я думала, что так… нужно, если… предполагалось, что я… должна изображать актрису.

Глаза графа светились нежностью, когда он смотрел на свою возлюбленную.

— Можешь еще немного поактерствовать, — сказал он. — Но после нашего длинного медового месяца, когда я куплю тебе самую красивую одежду, которую смогу найти, мы уедем жить в замок и займемся капитальным ремонтом нашего обветшалого жилья.

Он посмотрел на Амориту и, убедившись, что она внимательно его слушает, продолжал:

— Первое время нас будут навещать только самые близкие и верные друзья — Чарли, Джимми и, конечно же, Гарри. Поскольку остальные, по моим расчетам, появятся гораздо позже, вероятность того, что кто-нибудь найдет сходство между красавицей графиней Элдридж и молодой девицей, называвшей себя Ритой Рил, очень мала.

— Значит… я могу… выйти за тебя замуж?

— Я бы даже сказал, что ты уже выходишь за меня замуж, — твердо заявил граф. — Тебе придется помочь мне, дорогая моя, правильно и разумно распорядиться моим состоянием, чтобы я не промотал его на скорых женщин и медленных лошадей!

Он сказал это так забавно, что Аморита звонко рассмеялась.

Затем сказала:

— Знаешь, я думала… что никогда больше… не смогу прокатиться на Гусаре.

— А что меня ты больше не увидишь, ты не думала?

Аморита придвинулась к нему поближе.

— Я думала… что никогда не забуду… твой поцелуй.

— Я поцелую тебя еще миллион раз, — сказал граф. — И обещаю, что ты запомнишь каждый поцелуй.

Он глубоко вздохнул, как абсолютно счастливый человек, и признался Аморите:

— Не представляю, как это мне так повезло, что я смог найти в реальной жизни женщину, которая на самом деле всегда жила в моем сердце и в моих мечтах в образе чистого и светлого ангела, которого я даже не смел надеяться найти здесь, на грешной земле!

Он снова поцеловал ее. Он целовал ее и целовал, и Аморита чувствовала, что сад буквально кружится вокруг них, а земля уходит из-под ног.

От счастья они парили в небесах.

Она знала, что сбылось все, о чем она так мечтала и чего так страстно желала.

Ей больше не нужно было бояться за будущее.

Граф, уже одним своим присутствием, вселял спокойствие и уверенность. Больше не было ни проблем, ни страха, ни унижений. И что самое главное, важнее всего другого — это то, что она больше не была одна. Теперь был любимый человек, ради которого хотелось жить и умереть.

— Я люблю тебя… Люблю… тебя! — прошептала Аморита, поднимая голову.

Глядя в его глаза, она знала, что оба они нашли для себя что-то такое, что в этом мире было гораздо важнее всего остального: важнее денег, друзей и врагов, замков и поместий.

Это была их огромная любовь друг к другу, любовь мужчины к женщине, когда оба принадлежат друг другу без остатка, до конца, когда это уже не два человека, а один и когда два сердца бьются как одно.

— Я люблю… тебя! — повторила Аморита.

Им больше не нужны были слова, потому что граф пленил ее уста длинным страстным поцелуем, и все в мире потеряло значение, хроме их бесконечной любви.

В Англии эпохи Регентства настоящие денди, красавцы франты и молодые щегольские лорды, если не пускались в какую-нибудь авантюру и не проматывали свое состояние за карточным столом, проводили время в делах сердечных. Пассиями их (а точнее сказать, содержанками) были красотки, известные в высшем свете определенным поведением. В моде в ту пору были так называемые киприотки — девушки смешанных кровей со свободными правами.