Однако в округе было столько нищих и бродяг, что она могла бы искать его вечно. Идти со сломанной ногой было тяжело, позвоночник больше не поддерживал ее, она думала, что позвонки смещены в трех местах. Но инстинкт гнал ее вперед. Кровь, лившаяся на тротуар, пугала прохожих, но Белла не в силах была остановиться или спрятаться в подворотне.

Пройдя пятьдесят метров, она заметила его спину. Костыли блестели в ярком свете, бесполезная нога скребла по земле. Она сунула руку в карман в поисках монет, но рука ее угодила в кровоточащую рану. Оторвав руку от кровавого месива, она поняла, что уже слишком поздно. Бродяга обернулся и, защищаясь, поднял костыль. Она знала, чье лицо она увидит, если поднимет взгляд, — хотя этому лицу было не место здесь. И она решила отрицать его существование, не смотреть на него; она не доставит ему этого удовольствия. Вместо этого она посмеется в последний раз и примет вину на себя. Она вонзила ногти себе в глаза, ручейки крови потекли по ее впалым щекам, и на лице возник треугольник — две окровавленные глазницы и отвисшая сломанная челюсть.

Пер. О. Ратниковой

Стоял поздний вечер, и Нолон уже довольно долго сидел за маленьким столиком в некоем подобии парка. То был длинный тонкий участок растительности, словно брошенный на землю осколок. С трех сторон его окружали улицы разной ширины, все как одна с выщербленным асфальтом. Каждая разрушалась на свой лад и в собственном неповторимом ритме, подчиняясь незаметным и неумолимым сдвигам спавшей под ними почвы. С дальнего конца парка к Нолону приближалась маленькая фигура в темном пальто. Похоже, вскоре здесь должна была произойти какая-то встреча.

Тут и там стояли другие столы, сейчас незанятые, но большая часть парка пустовала, покрытая мягким, ворсистым дерном. Лунный свет придавал густому переплетению трав сверкающий оттенок голубовато-зеленого цвета, казалось, от стеблей исходят лучи. В редеющих верхушках деревьев виднелись яркие звезды, словно вырезанные из люминесцентной бумаги. Небо вокруг парка рассекала рваная линия высоких крыш, черных и неотличимых друг от друга, похожих на неровные зубья старой пилы.

Нолон положил руки на край маленького круглого столика. Посредине столешницы мерцала свеча в бесформенном пузыре зеленого стекла, и лицо человека омывало тревожное изумрудное сияние. Нолон тоже носил черное пальто, расстегнутое у ворота, под которым виднелся светлый шарф, закутывающий шею до самого подбородка. Не обращая внимания на Гриссала, идущего по парку, он поминутно бросал взгляд вверх, пытаясь разглядеть нечто в освещенном окне здания на противоположной улице. Там через равные промежутки времени то появлялся, то исчезал чей-то силуэт. Над окном виднелся длинный низкий скат крыши, увенчанный щитом — то ли навесом, то ли рекламным плакатом. Текст его был совершенно неразличим. Может, краску смыло ливнем, а может, надпись стерли намеренно… Отчетливо виднелось лишь изображение двух высоких тонких бутылок, чьи изящные горлышки склонялись в разные стороны.

— Вы давно тут сидите? — спросил Гриссал, устроившись на стуле и положив руки на стол.

Нолон спокойно вытащил из глубин пальто часы, посмотрел на них несколько секунд, пару раз постучал по стеклу, потом аккуратно вернул на место.

— Кто-то, наверное, знал, что я хотел повидаться с вами, — продолжил вновь прибывший, — так как у меня есть для вас одна любопытная история.

— Ну, все-таки там кто-то есть. Может, сегодня нам удастся получить небольшую услугу определенного рода, ну вы понимаете?

— Можете пройтись туда и проверить, каковы наши шансы.

— Да мне без разницы, — отмахнулся Гриссал, — у меня все равно есть новости.

— Мы именно поэтому встретились?

Гриссал смутился:

— Без понятия. Насколько мне известно, мы столкнулись совершенно случайно.

— Естественно, — согласился Нолон и еле заметно усмехнулся.

Его собеседник улыбнулся в ответ более радушно.

— Хочу вам сообщить, что я побывал на поле, которое находится за пустыми зданиями на краю города, где все катится в пропасть и идет на все четыре стороны. И там есть болото, отчего земля слегка, не знаю, вязкая, что ли? Деревьев почти нет, все покрыто зарослями камышей. Вы понимаете, о каком месте я говорю?

— Вполне, — ответил Нолон, несколько заскучав или, по крайней мере, притворившись, что ему тоскливо.

— Когда я туда добрался, почти стемнело. Вот-вот должны были показаться звезды. Уверяю вас, у меня и в мыслях не было делать что-либо. Просто решил пройтись по полю, несколько раз повернул, забрался чуть дальше, чем обычно, а потом увидел нечто странное в зарослях камышей, таких больших, гораздо выше меня, с остроконечными метелками наверху. Они были очень прочные, не согнуть, только слегка покачивались на ветру. Возможно, даже трещали, когда я продирался вперед, за это, правда, не поручусь. А потом я наклонился, хотел получше разглядеть то самое, на земле. И говорю вам, мистер Нолон, оно было прямо там. Вырастало из почвы, словно….

— Что было, мистер Гриссал?

Тот опомнился, стал говорить тише, не желая дальше испытывать терпение слушателя, и откинулся на спинку стула:

— Лицо. Прямо там, размером, не знаю, ну где-то с окно или с картину на стене, только оно было прямо на земле, и не прямоугольное, а овальное. Словно кто-то похоронил великана, или нет, вернее, маску великана. Только края ее, я бы сказал, были вплетены прямо в почву. Глаза закрыты, не плотно — оно не казалось мертвым, скорее расслабленным. Его губы, удивительно пухлые, терлись друг о друга. Ровный цвет кожи, пепельно-серый, мягкие щеки. В смысле они выглядели мягкими, я их не касался. Думаю, оно спало.

Нолон слегка сдвинулся на стуле и посмотрел прямо в маленькие глазки Гриссала.

— Пойдите и взгляните сами, — начал настаивать тот. — Луна сегодня достаточно яркая.

— Не в этом проблема. Я с большим желанием пошел бы с вами, не важно, что вы там увидели. Но сейчас у меня другие планы.

— А, другие, — повторил Гриссал так, словно ему открыли некий тщательно скрываемый секрет. — И какие же у вас другие планы, мистер Нолон?

— Давно решенные и неизменные, если вы, конечно, можете представить себе нечто подобное в наше время. Вы слушаете? А то мне показалось, вы носом клюете. Риньоло, художник, и не тот, о котором вы, возможно, подумали, решился на крайне необычный шаг. Спросил меня, не хочу ли я осмотреть его студию. Насколько мне известно, в ней никто никогда не был. И никто не видел того, что он рисует.

— Никто из тех, кого вы знаете, — добавил Гриссал.

— Разумеется. До этой ночи так и было. Но все изменится сегодня, если не придется срочно изменить планы. Коли все пойдет нормально, я стану первым, кто увидит, что стоит за пространными монологами Риньоло. И это должно заслуживать всей суеты. Я мог бы пригласить вас.