Бинди расширила глаза:

— Вы говорите прямо как тот кретин из «Закона и порядка». Ну, ладно, ваша взяла. Только давайте уберемся отсюда. Мне нужно курнуть и выпить. — Она повернулась: — До завтра, Дикси.

Дикси с явной досадой кивнула ей на прощание.

В коридоре Бинди объявила:

— Встречаемся у меня. Ехать всего десять минут. — Она впервые взглянула на Сэма: — Ручка-бумага есть?

Она записала адрес и объяснила, как добраться.

— Если любите добавлять в чай молоко, придется вам самим об этом побеспокоиться.

И она исчезла: ноги несли ее по коридору куда быстрее, чем это казалось возможным.

Пятнадцать минут спустя Сэм медленно катил вниз по одной из больших улиц Ноттинг-Хилла, тщетно ища, где бы поставить машину.

— К черту, — произнесла Кэрол. — Так мы всю ночь провозимся. Паркуйся во втором ряду. Оставь записку со своим телефоном, а то вдруг кому-то понадобится выехать.

Сэм остановил машину у того дома, номер которого им дала Бинди. Они поднялись по ступенькам крыльца с белыми колоннами. Автоматически включилось дежурное освещение, позволив им прочесть фамилии возле четырех кнопок домофона. «Блис» значилась третьей сверху. Сэм нажал на кнопку и стал ждать, похлопывая литровым пакетом молока по бедру. Кэрол мрачно смотрела в зрачок камеры видеонаблюдения.

Через считаные секунды искаженный динамиком голос сообщил: «Второй этаж», и дверь с жужжанием отворилась. Их шаги звонко щелкали по плиткам узкого коридора, а потом все звуки поглотил толстый ковер на лестнице.

— Неслабая берлога, — пробормотал Сэм.

Бинди поджидала их, прислонившись к косяку в единственном дверном проеме на втором этаже: руки сложены на груди, ноги скрещены. За прошедшие четверть часа она ухитрилась наложить косметику, и это словно бы увеличило расстояние между ними. Не говоря ни слова, она отступила назад и жестом пригласила их зайти. В просторном холле разместился бильярдный стол с расставленными шарами, к стене крепились четыре кия. Между внутренними дверями висели мрачные черно-белые фотографии бильярдных и их завсегдатаев, освещенные люстрой, которая свешивалась с высокого потолка.

Они прошли в роскошную комнату, тянувшуюся по всей ширине дома. Мягкие кожаные диваны и кресла расставлены были, казалось, совершенно хаотично; между ними — деревянные столики, заваленные журналами и газетами, заставленные чистыми пепельницами. Три стены почти сплошь занимают полки с CD и пластинками; в промежутке — гигантская аудиосистема и плазменный экран. Четвертую стену закрывают деревянные жалюзи, за которыми угадываются высокие окна. Жалюзи украшены плакатами с рекламой концертов и новых альбомов. Большинство плакатов — с автографами. В комнате пахнет корицей и табачным дымом. Кэрол распознала сладковатый запашок марихуаны, мешающийся с более терпким «Мальборо голд». Свет исходил от нескольких ламп-колонн с бумажными абажурами, продуманно расставленных по периметру комнаты. Обстановка здесь казалась на удивление интимной.

— Чувствуйте себя как дома, — проговорила Бинди. — Вижу, вы принесли молоко. — Она кивнула Сэму. — Кухня там, из главной двери сразу направо. Чай и кофе в буфете над чайником. Диетическая кола, сок и вода — в холодильнике.

Похоже, Сэм немного смутился.

— Я буду кофе, Сэм. Кофе с молоком, без сахара, — попросила Кэрол, обменявшись понимающим взглядом с Бинди. Давай, Сэм, соображай. Сэм сообразил, что его шеф нарочно как бы заключает союз с Бинди — для пользы предстоящей беседы. И что на самом деле шеф не пытается его унизить.

— Вам что-нибудь принести, мисс Блис?

— Нет, спасибо, родной, у меня все есть. — Она указала на высокий стакан, который уже успел запотеть.

Возможно, это была просто диетическая кола, но Кэрол почему-то в этом усомнилась. Бинди свернулась в кресле у стола, прихватив питье и сигареты.

— Милая у вас квартирка, — заметила Кэрол.

— Не совсем соответствует стилю жизни, по-вашему? Я выплачиваю за нее совсем не из того жалованья, которое получаю на Би-би-си. Меня кормит работа в клубах. Нет-нет, я не шлюха, старший детектив-инспектор Джордан. Я диджей. Кстати, у меня диплом экономиста. На образование я тоже заработала верчением дисков. Я знаю, у высокооплачиваемого специалиста довольно ограниченный срок годности, так что, пока удается, я выжимаю из этого все, что могу.

— Разумно.

— А я всегда была благоразумна. — Она скорчила гримаску. — Кто-нибудь скажет — скучно. А вот Робби во мне это и нравилось. Он знал, что я не стану втягивать его в авантюры, которые могут разрушить его карьеру. Скажите, это правда — то, что говорили наши репортеры? Рицин? Его отравили рицином?

— В больнице сделали анализы, пока он болел. Нам еще требуется окончательное подтверждение. Но, похоже, его действительно отравили рицином.

Бинди нетерпеливо помотала головой:

— Какое-то безумие. Это… как бы вам сказать… не сочетается. Робби и рицин. Где тут связь?

Если бы я знала ответ, мы могли бы спокойно уехать домой.

— Я пока тоже не знаю. Это одна из многих вещей, которые я пытаюсь установить.

— Понятно. Ну а меня вы о чем хотите спросить?

Бинди потянулась к «Мальборо», вскрыла ногтем пачку и достала сигарету.

— Расскажите, какой он был? — спросила Кэрол.

Бинди зажгла сигарету, сделала первую затяжку, выдохнула, прищурилась на Кэрол сквозь дым.

— Вы себе не представляете, сколько раз меня об этом спрашивали. Хотя обычно немного более восторженным тоном. — Кэрол открыла было рот, но Бинди успокаивающе замахала на нее руками. — Я над вами не издеваюсь, я знаю, что вы должны задать такой вопрос. — Она вздохнула и улыбнулась, черты ее лица разгладились. — Какой был Робби? Он был славный мальчик. Я нарочно сказала — «мальчик». Ему еще предстояло сильно повзрослеть, чтобы проложить себе путь. Он был талантливый, и он это знал. Без всякого высокомерия, просто осознавал это, понимаете? Знал себе цену и гордился тем, чего достиг. Что еще? — Она ненадолго замолчала, чтобы вдохнуть дым. — Обожал музыку и футбол. Думаю, если бы он не был футболистом, то стал бы диджеем. Он знал и любил массу песен. Это нас соединяло, как клей. — Она глубоко затянулась. — Ну и, видимо, секс. По этой части он тоже был мастер. — Еще одна улыбка, задумчивая. — Вначале я в него очень сильно влюбилась. Но когда ты влюбляешься, это не протянется долго.

Она отвела взгляд, изучая огонек сигареты.

— Если повезет, это вырастает во что-то большее, — заметила Кэрол.

— Так бывает, когда оба взрослые. Но штука в том, что эмоциональная зрелость у Робби — на уровне героев «Зверинца „Национальной сатиры“»[16]. У него всегда были благие намерения, но он быстро сходил с рельсов, особенно если на пути ему попадались блондинки и шампанское. — Она затушила сигарету в пепельнице и откинулась на спинку кресла. — А я просто устала от этих фотографий в журнале «Хит» и от мерзких смешочков в разделах светских сплетен. Вернула ему кольцо и сказала, что мы, возможно, попробуем еще раз, когда он повзрослеет и перестанет носиться по жизни, как ребенок в конфетной лавке.

— Значит, прекратили ваши отношения именно вы?

Из-за приоткрытой двери послышалось щелканье бильярдных шаров и мягкий стук одного из них, который, судя по всему, упал на пол. Бинди улыбнулась, указав большим пальцем в сторону холла:

— Просто сама тактичность! Да, помолвку разорвала я.

— Как это воспринял Робби?

Бинди достала очередную сигарету.

— Сначала расстроился. В основном, как я полагаю, из-за уязвленного самолюбия. И еще он беспокоился, что теперь его перестанут приглашать на самые классные концерты. А потом он осознал, что все это серьезно. И когда я ему сказала, что хочу, чтобы мы с ним остались друзьями, он немного повеселел. Последние несколько недель у нас прошли вполне хорошо. Почти каждый день болтали по телефону, обменивались файлами с музыкой. Ужинали вместе, когда ребята на прошлой неделе приезжали в Лондон сыграть с «Арсеналом».