Через несколько минут заместитель шерифа Оруэлла, по-прежнему держась за сердце, понял, что умирает. Перед глазами, словно на убыстренной пленке, замелькали неясные кадры, пока свет не померк окончательно.

— Чарли! Тебе не кажется, что на нас свалилось слишком много всего? — дрожащим голосом спросил Марк Лок. Его лысина блестела от пота, а руки, холеные и ухоженные, руки не доктора, а аристократа, теребили полы халата. Эта привычка постоянно что-то вертеть в руках, лишь бы они были чем-то заняты, сводила шерифа с ума. И мешала сосредоточиться. Что было сейчас жизненно необходимо. — Сначала двое задушенных детей, теперь вот… Гэл.

— Но, черт возьми, как это могло случиться?

— Я не рискну категорически утверждать, но это похоже на синдром Прадера-Вилли.

— Что, что?

— Редкая болезнь мозга, заставляющая постоянно поглощать пищу.

— О Господи! Неужели это из-за еды?

— Да, Чарли. Именно так. Он поглотил невообразимое количество пищи. Только спал и ел.

— Но… Извини, но неужели эта болезнь производит подобные изменения за один день?

— Нет… — Лок запнулся. — Здесь моя компетенция заканчивается. Я бессилен. Конечно, это… невозможно, но…

— Но такое не может ведь произойти за один день? Марк, ответь!

— Нет. На это уходят недели. За одни сутки подобное невозможно.

— Тогда как он набрал такой вес?

— Чарли, объясни мне, каким образом была заморожена Миранда Абинери? А как потеряла всю кровь миссис Шилдс, если на теле не было ни раны, ни даже царапины? Вот когда ты объяснишь мне это, поговорим и о том, как Гэл сумел… стать таким…

— Хорошо. Я понимаю — мы столкнулись с какой-то чертовщиной. На этом фоне смерть двух ребятишек Пэгрью просто ерунда… — Лоулесс заскрежетал зубами.

Лок невольно посмотрел на него:

— Я опасаюсь, что начнется паника. И какого черта никто не отвечает у Холистеров? — Доктор сделал паузу. Пальцы оставили халат в покое. — Их соседи уверяют, что у Холистеров вчера допоздна горел свет, но с утра из дома до сих пор никто не выходил.

— Марк, ради Бога, замолчи. Я это отлично знаю. Давай не каркай. Подождем Донера.

— Я не каркаю, Чарли, но у Холистеров что-то случилось. Иначе какого черта их вот уже сутки никто не видел?

Шериф ничего не ответил. Он устал. Вчера, после прихода Дэнни Шилдса, после разговора с ребенком, на которого смерть матери подействовала так странно, шериф очень плохо спал. Ворочаясь, он несколько раз будил жену. Временами, сморенный усталостью, он засыпал, но ненадолго. И в эти промежутки ему снились кошмары. Естественно, связанные с рассказом мальчика.

Вначале он слышал только голос. Скрипучий, древний, который, казалось, отдавал пылью и старыми, покрытыми плесенью книгами. Чарли сидел с Шерил на скамейке в парке. Он был молод, и они еще не поженились. По-видимому, он был студентом колледжа. Странный сон. Шерил Богди (в мыслях уже Лоулесс) сидела в этот вечер так близко от Чарли, что у него временами захватывало дух. Когда Шерил поворачивала к нему свою изящную головку, его обдавал неприятный запах дешевых духов. Во время разговора он придвигался все ближе и ближе. Их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга. Все тело парня ныло от приятной истомы. Шерил улыбалась, перейдя на шепот. Чарли внимательно слушал ее и… ничего не слышал, вернее, не понимал, что она говорит. Он видел только ее губы, ровный ряд мелких зубов, широко раскрытые глаза, блестевшие при свете фонаря. Чарли не желал больше медлить, и его левая рука оказалась на талии любимой девушки. Шерил, как будто ничего не замечая, продолжала с улыбкой что-то рассказывать. Вот тогда Чарли и услышал голос Лилипута в первый раз.

— Убери руку, Чарли! — заверещал человечек. — Убери немедленно, развратник!

Шериф, тогда еще студент колледжа, почувствовал, как напрягся всем телом. Шерил, к счастью, ничего не услышала.

— Убери, Чарли! Лучше по-хорошему убери свои грязные лапы. Она еще девственница, ты не смеешь прикасаться к ней! — вопил Лилипут.

Чарли, пытаясь сохранить на лице улыбку, чтобы девушка не забеспокоилась, повернулся и посмотрел назад, за скамейку. Но ничего не увидел. Он тревожился за Шерил. Его-то предупредили, что человечек может помешать (чему?), но Шерил ничего о нем не знала. Вдруг она упадет в обморок, увидев его?

— Чарли, молодой кобель! Может, сделать тебя еще моложе? Ты не против? — Лилипут засмеялся.

Девушка по-прежнему ничего не слышала. Нужно что-то делать. Чарли решается:

— Шерил, может, пойдем в другое место?

— В другое? Тебе здесь не нравится, дорогой? — Девушка обращается к нему так, как будет обращаться, когда станет его женой.

Чарли слегка удивлен, но сейчас важнее другое.

— Нет, но…

— Тогда побудем здесь еще полчасика. Хорошо? Мне так не хочется отсюда уходить! — Она заливается звонким молодым смехом, но Лоулессу кажется, что ей скрипуче вторит Лилипут.

Чарли осторожно оборачивается. Теперь он видит человечка. Тот трепыхается в листве кустарника, грязно ругаясь. Он застрял. И не может выбраться. Он смотрит своими желтыми мелкими глазками прямо в лицо будущему шерифу и зло шипит:

— Чарли, придется разгладить твои морщины раз и навсегда. Ты станешь еще моложе, потом еще и еще. Тогда женщины не будут тебя интересовать. Ты будешь играть в индейцев с другими детьми и держать свои грязные лапы при себе. — Лилипут заходится неистовым хохотом. — Ты будешь все меньше и меньше, пока не превратишься в вопящий кусок дерьма, только что вылупившийся из материнского чрева. — Новый взрыв хриплого смеха, и человечек начинает опять трепыхаться в ветвях.

Чарли слишком долго наблюдает за ним, чтобы этого не заметила Шерил, и, проследив за его взглядом, она поворачивает голову и тоже замечает Лилипута. Чарли в ужасе закусывает губу до крови.

— Какая странная птица, — растягивая слова, негромко говорит Шерил. — Какой интересный окрас.

— Нет, это не птица, — чуть не проговаривается Лоулесс.

И тут его осеняет. Конечно, как он раньше об этом не подумал? Тот случай, когда можно рассчитаться с Лилипутом за все его злодеяния! Выродок беспомощен, как ребенок (это слово пугает Лоулесса — ребенок, ребенок!). Человечка можно уничтожить!

— Какая птичка! — чуть ли не восторженно восклицает Шерил.

Нельзя медлить, надо действовать.

— Шерил! Давай я поймаю эту птицу. Она все равно не сможет выжить с перебитыми крыльями.

— Нет, Чарли! Не делай этого! Не трогай ее.

— Но, Шерил! Это очень вредная птица. Их надо уничтожать.

— Не убивай ее, Чарли! Не убивай, пожалуйста. Она очень красивая.

— Но из-за нее уже умерло несколько человек!.. Ее надо поймать и…

— Какой ты жестокий, Чарли! Вот не знала, какой ты на самом деле!

— Шерил, я…

— Убить беззащитную птицу! — Девушка поднимается, без церемоний убирая руку Чарли, и быстро уходит прочь.

Лоулесс в недоумении смотрит ей вслед. Он уже было бросается вдогонку, как слышит злой смех Лилипута. В доли секунды возникает дилемма: убить человечка или догнать Шерил?

— Чарли? О чем это ты думаешь? — саркастически говорит Лилипут. — Оставь меня и беги за этой стервой! Ведь я на самом деле не существую! Неужели ты поверил россказням этого щенка Шилдса? Ведь у него помутился рассудок! Вот он и выдумал меня. Ему место в психиатрической клинике. Оставь меня и догоняй Шерил. Торопись, тебе остались считанные дни, чтобы насладиться ею. Потом ты станешь мальчиком и потеряешь к ней всякий интерес. — Лилипут снова смеется.

— Не обманешь!

От злости на свою тупость у Чарли мутится в глазах. Он бросается к кустам, и… все тонет во мраке, словно он провалился в черную бездну. Последнее, что он видит, — это Лилипут, размахивающий своим колпаком, и… просыпается…

Шерил еле слышно посапывала рядом, за окном гулял ветер, сопровождая свою песню разбойничьим свистом. Шерифа била мелкая дрожь. После такого кошмара засыпать снова не хотелось. Однако организм не хотел считаться с желаниями Чарли. Через четверть часа он опять погрузился в чудовищные сновидения.