— Восемь или девять минут.
— Спасибо.
Восемь или девять минут… Нужно все сделать быстро. Но не слишком быстро, чтобы Джастин не успел вслед за ней.
Саманта раскрыла журнал и стала методично, как будто от этой операции зависело все ее благополучие, водить глазами по строчкам. Буквы плясали, когда им удавалось сложиться в некое подобие слова — она его не понимала. Но это и не важно. Судя по фотографиям ухоженных, расслабленных, довольных жизнью девиц в каких-то халатах, полотенцах и сомнительного вида масках, это очередная статья о том, как стать еще красивее, моложе и бодрее. То есть как притвориться, что ты лучше себя настоящей. И как сделать так, чтобы как можно больше людей в это поверили.
Саманта раздраженно фыркнула. Кажется, у нее развивается аллергия на фальшь.
— Что такое?
— Ничего особенного, — отмахнулась Саманта. И добавила: — Живот болит.
— Тебе что-нибудь нужно? — встревожился Джастин.
— Нет, обычное дело.
Саманта покосилась на его часы, потом усилием воли заставила себя снова заглянуть в журнал. Подождала еще примерно две минуты.
До вылета — всего пять минут. Ну, с Богом!
Она встала.
— Ты куда? — поразился Джастин.
Саманта бросила на него укоризненный взгляд: мол, как можно быть таким непонятливым?
— Но туалетом нельзя пользоваться во время набора высоты…
— Я поговорю со стюардессой.
— Давай я с тобой схожу.
— Не надо. Я сама справлюсь.
Конечно, сама. Так надежнее. Всегда справлялась… Прости, Джастин.
Стюардессу она перехватила у входа в салон. Молодая, профессионально красивая женщина воззрилась на нее удивленно.
— Простите, я не могу лететь, — тихо, но решительно сказала Саманта. — Ссадите меня с самолета.
— Что-то случилось? — растерялась стюардесса.
— Я беременна. У меня сильные боли. И, кажется, кровь… — Она прижала ладонь к животу и нервно сглотнула. Страх и напряженность даже не пришлось отыгрывать — в крови и так кипел адреналин.
Стюардесса побледнела, но держала себя в руках. Есть вещи, которые одинаково безотказно действуют на подсознание любой женщины.
— Сейчас я вызову врачей, пожалуйста, сюда. Вы летите одна?
— Да. — Саманта проглотила еще один ком в горле.
Господи, прости мне и эту ложь!
— Сейчас. Все будет в порядке, пожалуйста, не волнуйтесь.
Уходя из салона — если не сказать, сбегая, — Саманта чувствовала между лопаток взгляд Джастина. Он беспокоится. Он еще не знает, какое волнение ждет его. Но ничего. Как сказала стюардесса, все будет в порядке.
Они мужчины. Они сильные. Вот и пусть сами разбираются.
А ей нужно спастись. Сейчас же, немедленно отсрочить все остальные решения хотя бы на один или два дня.
Джастин простит. Не сразу, может быть, но простит. Эдмонд — вряд ли, но это уже не имеет никакого значения.
Джастин начал нервничать. Они были в воздухе уже десять минут, а Саманта до сих пор не вернулась.
Вроде бы ели одно и то же. Наверное, нервное.
— Простите, мисс! — позвал он проходившую мимо стюардессу.
— Да, сэр?
— Скажите, девушка, моя соседка, — он указал на пустующее место рядом с собой, — с ней все в порядке?
— Да, не волнуйтесь, — улыбнулась воздушная нимфа. — Ее сняли с рейса и отправили в медпункт. Я уверена, все будет хорошо. В аэропорту работают высококвалифицированные врачи…
— Как — сняли с рейса?! О чем вы говорите?..
Повисла пауза. На него стали оборачиваться. Даже парень в наушниках проявил слабенький интерес к происходящему.
— В подобных случаях мы всегда снимаем пассажирок с рейсов.
— Что за бред?!
— Сэр, пожалуйста, успокойтесь.
— Но мы летели вместе, почему мне ничего не сказали?! — Джастин вцепился в подлокотники так, что костяшки побелели.
Лучше в подлокотники, чем в девушку.
Стюардесса густо покраснела:
— Простите, она сказала, что летит одна…
— Проклятье! И что мне теперь делать?
— Уверена, вы сможете с ней связаться, когда мы прибудем в Лондон. Вы ее муж?
— Нет, но…
— Отец ребенка?
Джастину показалось, что в него ударила молния.
9
Как ни велик был соблазн взять, не выходя из аэропорта, билет на обратный рейс и вернуться в Дублин, Джастин поборол его. Может быть, Эдмонд что-то знает…
И надо же было ему именно сегодня расколотить телефон!
Новость о том, что Саманта может быть беременна, не укладывалась у него в голове. Со стюардессой они выяснили только одно: Саманта создала две абсолютно разные версии происходящего, и какая из них ближе к истине, Джастин боялся даже предположить.
Как минимум одному из них — или Джастину, или стюардессе — она солгала. А скорее всего, им обоим. Но зачем? Что за сумасбродство? Если ей понадобилось сойти с рейса, можно было сделать это иначе.
Хотя — как именно? В последние минуты перед взлетом…
Допустим, она не захотела возвращаться в Лондон и объясняться с Эдмондом или делать вид, что ничего не произошло. Но разве нельзя было это обсудить хотя бы с ним?
Джастин треснул себя ладонью по лбу — смачно, с размаху. Сосед в наушниках покосился в его сторону — вряд ли услышал хлопок, скорее, среагировал на быстрое движение.
А ведь нельзя было! Он в последние дни — не лучший собеседник. Глухой чурбан, которого происходящее вовне интересует еще меньше, чем этого юного любителя громкой музыки… Докричалась бы она до него, как же! Саманта все-таки разумная девушка. Она не стала бы тратить силы и нервы на заведомо безнадежное дело.
А он, идиот, как-то в своих терзаниях позабыл, что она тоже может что-то чувствовать, например, боль, смятение, страх.
Почему, почему он не задумался об этом раньше?!
Человек, которому плохо, становится эгоистом.
Джастин скрипнул зубами — ему было стыдно, обжигающе-стыдно.
Тридцать минут в воздухе прошли, как полтора года в аду на большой сковородке.
Все шло не так, как он представлял себе. Он болезненно ощущал пустоту рядом с собой. Это была именно пустота, а не привычное одиночество. Ему остро, до рези в глазах не хватало Саманты. Не хватало в самолете, не хватало на трапе, не хватало у ворот терминала… Как ему придется и дальше жить одному, он не представлял.
По лицу Эдмонда сразу было понятно, что он знает — если не все, то хотя бы что-то.
И это что-то повергло его в бешенство.
— Где она? — тихо рыкнул он.
— Осталась в Дублине. По-видимому.
Эдмонд растерялся. Джастину не приходилось особенно рассчитывать на теплый прием Эдмонда, но к отсутствию элементарного приветствия он не подготовился. Впрочем, все это условности, на которые легко наплевать.
— Что значит — осталась в Дублине? И что значит это «по-видимому»?
— Мы сели в самолет, за три минуты до взлета она сказала, что ей плохо, и ушла в туалет. Стюардессе она сказала, что беременна, что ей плохо и она не может лететь. Ее сняли с рейса. Больше я ничего не знаю, — устало ответил Джастин.
— Она беременна?! — завопил Эдмонд.
Джастин отлично понял его реакцию. Из всего набора фактов его внимание привлек самый шокирующий.
— Она так сказала, — уклончиво ответил Джастин. — Честно говоря, мне это представляется маловероятным…
Эдмонд не придал последней реплике особого значения:
— Ее тошнило по утрам? Она падала в обмороки?
— Старина, по-моему, у тебя заложило уши, — с расстановкой произнес Джастин.
Ситуация начинала его бесить. К тому же… откуда ему на самом деле знать? Ответ на этот вопрос доподлинно известен обычно только женщине и ее врачу. Эта тема вообще вызвала у него крайнюю тревогу, он не хотел думать почему.
— Она, — Эдмонд вложил в это коротенькое слово столько яда, столько злости, что у Джастина сделалось горько во рту и захотелось сплюнуть, — даже не соизволила позвонить. Просто прислала сообщение…
— И что там было?
У Эдмонда дернулся уголок рта.