Она распахнула дверь – и какая-то полуголая девица завизжала прямо ей в лицо. Шерри с наслаждением заорала в ответ. Прибежали девочки.

Когда все немного успокоились, девицу удалось разглядеть получше. Ростом она была с Элли, а телосложением – даже покруче, чем дочка Моргана. Тем удивительнее, что все это богатство оставалось совершенно, можно сказать, неприкрытым. На девице из одежды были только серебристые трусики и серебристые же звездочки, приклеенные, вероятно, прямо на соски. В волосах девицы торчали серебряные перья, веки и губы отливали серебром, а ноги были затянуты в серебряные ботфорты.

Шерри мрачно оглядела серебристую девицу и ледяным тоном поинтересовалась:

– Ну и что это вы здесь делаете? Предупреждаю сразу: врать, что вы здесь работаете, не надо. Так уж получилось, что я – главный управляющий этого отеля.

Девица недоверчиво уставилась на ноги Шерри, затянутые в колготки-сеточку.

– Ты-ы? Извини, дорогуша, я как-то иначе представляла себе главных управляющих… Впрочем, местечко ведь довольно… нет-нет, я здесь не работаю. Я из Хьюстона, дорогуша. Ночное кабаре «Веселый кролик».

– И какого… ты забыла у нас в Сарасоте?

– Меня наняли. Я так понимаю, сегодня у кого-то из ваших клиентов намечается мальчишник. Я приехала со своим тортиком…

Серебристая неопределенно махнула себе за спину, и Шерри впервые обратила внимание на могучую конструкцию круглой формы. Серебристая несколько смущенно улыбнулась.

– Знаю-знаю, он не слишком похож на тортик, но… я пробовала выскакивать из атласного – он совсем не держит форму. Картонный приходится каждый раз делать заново. Остановилась на фанере. Вот тут у меня лючок, эти створки распахиваются наружу, отсюда – бенгальские огни, тут хлопушка с конфетти…

Зена Фасо откашлялась и громко произнесла:

– Шерри, бюст! Посмотри на ее бюст. Это трико подойдет Элли идеально.

Серебристая заткнулась и с подозрением уставилась на присутствующих.

– Вы чего это, дорогуши? Костюм у меня дорогой, я за него отвалила три сотни грина и буду за него сражаться…

– Даю пятьсот.

– Забирай, дорогуша. Только… тебе он не подойдет, я боюсь. Ты вся поместишься в одном сапоге…

В этот момент Элли вырвалась из рук невозмутимой Кэролайн и возникла на пороге кладовки.

– Что это здесь у вас?.. Привет, меня зовут Элли.

Серебристая со вздохом и без малейшего смущения разделась донага и сунула прозрачное трико и серебряные трусики в руки Шерри.

– Простирни и посуши феном. На нее они сядут как влитые.

…Тонкий луч прожектора скользил по потолку – и резко выстреливал в шесты по очереди.

Обвившаяся вокруг шеста пестрая змея – Зена Фасо в комбинезоне, имитирующем змеиную кожу.

Похожая на фею, вся в белом и розовом облаке кружев, невозмутимая и прекрасная Кэролайн.

В черном латексе, с хлыстом в руках, в алой накидке, пышногрудая и чувственная медовая блондинка Бетти Беркли.

Рыжеволосая фурия, парижская кокотка, порочная и дикая Мими Фонтейн в чем-то зеленом и бархатном.

А в центре сцены…

Филип издал такой звук, словно у него в горле лопнул воздушный шарик. Джо подался вперед, уронив со стола бутылку шампанского, которую, впрочем, подхватил неприметный и невозмутимый официант.

Элли, пышная красотка в серебряном коротком платьице, обняла шест ногами, откинулась назад, и светлые пряди почти касаются пола. Стильный яркий макияж делает ее лицо неузнаваемым, прекрасным и надменным, порочным и божественным…

А рядом с Элли парит, не касаясь пола, черноволосая фея в черном и золотом, и буйные локоны темной ночью разметались по обманчиво хрупким плечам. Сияют изумрудные глаза, и вокруг Джо Ладлоу начинается звездопад, такой же, как десять лет назад, когда одуряюще пахли скошенные травы, и небо кипело серебряной пеной сыпавшихся в вечность звезд…

Мужчины мало что запомнили из этой программы. Пожалуй, если спросить Филипа Форда и Джо Ладлоу, как это было, они оба рассказали бы совершенно разное.

Ибо каждый из них смотрел только на свою женщину.

И напрасно Зена Фасо завязывалась узлом, изгибалась и скользила по шесту, постепенно сбрасывая свою змеиную шкуру и отсвечивая эбеновой блестящей кожей.

Напрасно обманчиво целомудренная Кэролайн порхала в бело-розовом облаке, неожиданно выныривая из него обнаженной – и такой же бело-розовой.

Напрасно щелкала хлыстом и грозно сверкала голубыми очами Бетти Беркли, и кожаный лифчик, с пистолетным выстрелом лопнувший у нее на груди, зазря улетел в темноту зала.

И никто не оценил роскошный канканный шаг рыжей бестии Мими Фонтейн, а ведь такой шаг встретишь не у всех балетных…

Джо смотрел на Шерри, а Филип – на Элли. И обоим казалось, что здесь больше никого нет…

Она соскользнула со сцены – удивительно легкая, звенящая, словно растворившаяся в музыке.

Приблизилась, провела кончиками пальцев по его щеке, взъерошила волосы, улыбнулась обольстительно, крутанулась – и легкая накидка упала на пол, а прямо перед глазами мужчины оказалась практически обнаженная бурно вздымающаяся грудь.

Он протянул руки и схватил смеющуюся соблазнительницу, притянул к себе, впился в нежные губы грешным и горячим поцелуем…

Где-то далеко слышались смешки и перешептывания, но у него не было ни сил, ни желания прервать поцелуй. Она, его богиня, его фея, его королева, была лучшее, что он когда-либо пробовал на вкус…

А потом были тосты, аплодисменты, поздравления и пожелания, и переодевшиеся Бет, Кэролайн, Мими и Зена Фасо расселись на свои места – истинные леди, красавицы и умницы, сильные женщины, умеющие дружить и помогать.

Элли и Шерри так и сидели в своих сценических нарядах, только накинули платья. Потом Элли извинилась и отправилась к себе – переодеться. Филип наполнил бокалы и поднялся.

– Я хочу сказать тост. Вокруг меня сидят самые прекрасные, самые очаровательные, самые мудрые и великодушные женщины, которых я когда-либо видел. Я рад, что они сидят здесь. Потому что я очень и очень счастлив – возможно, впервые в жизни, и мне хочется разделить это счастье с друзьями. Этих друзей я тоже нашел здесь, во время первой недели своего безумного медового месяца. Видите, как здорово? Жена, друзья, счастье – и всего за несколько дней. За вас, мои дорогие. Будьте и вы счастливы!

Все чокнулись, а потом пришла Элли, и все снова пили за здоровье молодых и желали им счастья…

Это был прекрасный вечер, и Шерри была совершенно уверена, что на смену ему идет прекрасная ночь.

Она поднималась на свой третий этаж, и голова ее лежала на плече Джо, а рука покоилась в его руке. Тускло мерцали ночные светильники, дремал на посту один из мальчиков Винсента, свиристел сверчок, и Шерри не оставляло ощущение, что они с Джо идут домой, к себе домой, после долгого и удачного дня…

Тревожное воспоминание о том, что через неделю ей предстоит выехать из отеля, толкнулось на задворках сознания – и угасло. Реальными были только руки Джо, только его поцелуи, только одно на двоих дыхание…

Шерри проснулась, когда солнце уже вовсю сияло над миром, и птицы орали в ветвях старого тополя, словно стараясь перекричать друг друга.

Она потянулась и улыбнулась солнечному зайчику, как старому знакомому. Раскинула руки, повернула голову…

Рядом с ней никого не оказалось.

Подушка была смята, постель еще хранила очертания второго тела, но самого тела в наличии не наблюдалось. Шерри посмотрела на дверь ванной. Она была открыта, в ванной было темно, вода не шумела.

Нигде – ни на полу, ни на стульях – не было видно ни одного предмета мужской одежды, хотя вчера ночью они с Джо – Шерри это прекрасно помнила – раздевались на ходу, расшвыривая тряпки по всей комнате. Вот лежат ее колготки, вон повисло на кресле многострадальное боди…