– Что? – робко переспросила Молли: вся ее уверенность в собственной правоте улетучилась в одно мгновение.

И тут Марианна, сообразив, наконец, в чем дело, решительно выступила вперед и протянула Молли руку.

– Сестра Джеральда Стэнфорда, сводная, от второго брака его матери.

На губах Марианны играла ясная, жизнерадостная улыбка: действительно, люди, представляясь друг другу, редко начинают с уточнения родственных связей, по крайней мере, большинство в первую очередь называет имя, но толстушка совершенно правильно определила, что это сейчас не важно.

Молли растерянно пожала руку Марианны.

– Мисс… Мисс Роуз.

– Возлюбленная моего брата, – закончила за нее Марианна. – Кстати, вы не знаете, где он? Уехал вчера вечером, оставив записку, что вернется в лучшем случае к утру. На него это не похоже: вот так срываться с места ни с того ни с сего. Ему уже и по службе звонили. Я решила сначала, что его отправили на задание, в какую-нибудь деревушку поблизости, но, вероятно, нет.

– Я знаю, – пролепетала Молли, вспоминая номер отеля, в котором они провели эту ночь. – Я, кажется, знаю.

Пальцы быстро забегали по кнопкам: только бы Джеральд не уехал!

– Алло, здравствуйте, вчера вечером у вас снял номер мистер Стэнфорд. Да. Он еще в отеле? Спасибо, до свидания. – Молли положила трубку. – Сейчас, скорее всего, он уже дома или на работе. Сказали, что давно уехал.

– Тогда мы сейчас ему позвоним. – Марианна, уже без объяснений, самостоятельно разобравшаяся во всех хитросплетениях произошедших недоразумений, уверенно завладела телефоном.

А Молли все никак не могла привыкнуть к новой ситуации. Так, значит, не было измены, не было насмешек, ничего не было! В его глазах ситуация выглядела следующим образом: ушла из театра с другим, ничего не объясняя, словно… Боже! Как же я виновата перед ним! И после этого он еще самоотверженно кинулся ее спасать, даже, может, рискуя жизнью!

В этот момент Марианна, чью беседу с братом Молли прослушала, дала ей трубку:

– Я все объяснила – и про него, и про тебя.

– Алло, Молли… Молли…

Ласковый, дрожащий от счастья голос. Его голос. Милый, родной, самый желанный на свете. Им можно наслаждаться, им можно жить, в нем можно тонуть, до бесконечности тонуть в до боли близких сердцу интонациях.

– Молли…

Только услышав свое имя в третий раз, она наконец сообразила, что надо не только слушать, но и еще отзываться.

– Да.

– Молли, прости меня, я не подумал, я полный осел! Прости меня, пожалуйста, я не предупредил. Только не клади трубку. Давай поговорим. Это глупое недоразумение…

Джеральд говорил быстро, сбивчиво и почему-то извинялся. За что? Наверное, он и сам не ответил бы на этот вопрос. Молли улыбнулась.

– Я не хотел, это получилось случайно, представляю, что ты подумала… – тараторил он.

– Ты меня любишь? – спросила Молли очень тихо, почти шепотом, сердце ее забилось в предвкушении самого главного слова в жизни женщины, самого главного слова, которое когда-либо произносили мужчины.

И Джеральд ответил единственно возможное:

– Да.

Миссис Бейкерсон в удивительно желтом платье, таком желтом, что не заметить ее среди гостей было практически невозможно, неутомимо сновала от стола к столу.

– Поправьте салфетки! Те тарелки нужно поменять с этими! Кто сервировал стол?! Что за мещанский вкус: розовые тарелки на голубой скатерти?! Правильно говорят, если хочешь сделать что-то хорошо, делай это сам!

Отследить перемещения миссис Бейкерсон по лужайке, где был организован банкет для обеих свадеб, не составляло труда. Неизвестно, из каких завалов она извлекла свою шляпу, но ярко-желтые огромные перья маячили над толпой то там, то здесь, придавая торжеству некоторую оригинальность.

– Кто поставил сюда эти цветы?! Не хватало еще, чтобы молодые в день свадьбы видели эти одуванчики! Мистер Треверс, мистер Треверс! Подойдите, пожалуйста, на минуточку!

Бедный организатор свадеб в это утро чувствовал себя абсолютно не нужным. Зачем его пригласили, если эта женщина все равно делает все по-своему? Сначала он пытался возмущаться, потом скандалить, но, когда миссис Бейкерсон заявила во всеуслышание, что лучше знает вкусы женихов и невест, а потому имеет больше прав распоряжаться, мистер Треверс махнул рукой. Какой смысл препираться? Пропади все пропадом.

Он задумал построить цветовое оформление на контрасте, соединить яркие цвета, буквально противоположные, чтобы создать ощущение пестроты, сказочного разнообразия, поэтому все кругом должно было рябить. Но в том-то и беда, что только должно было… Увидев такую «безвкусицу», миссис Бейкерсон тут же, по ее собственному выражению, «навела порядок». Голубое отправилось к голубому, белое к белому… А мистер Треверс решил все делать втихую и по возможности не попадаться не в меру эксцентричной даме на глаза. Однако миссис Бейкерсон, несмотря на возраст, обладала великолепным зрением. Теперь она подлетела к своему противнику почти с пеной у рта:

– Мистер Треверс, кто же на свадьбу заказывает желтые цветы?! Нельзя, ни в коем случае, это плохой знак. Молодые не должны их видеть. Позовите своих людей и уберите, уберите это ради всего святого!

Дорожка, ведущая к лужайке, была обставлена горшочками с цветами: красные, голубые, фиолетовые, желтые, синие, оранжевые. Эта последовательность должна была соблюдаться вдоль всего газона. Но, увы, миссис Бейкерсон не понравились желтые хризантемы… Мистер Треверс хотел было возразить, что платье вышеупомянутой особы куда больше намекает на измену и семейное неблагополучие, однако решил не связываться. Несчастные хризантемы в ту же минуту отправились назад, в машину, привезшую цветы. Зато миссис Бейкерсон просто просияла. Еще одной неправильностью меньше!

И тут раздались радостные возгласы:

– Едут! Едут!

Через минуту у той самой дорожки, ставшей предметом спора, остановился черный лимузин. Первым под ликование публики вышел Джеральд – элегантный, подтянутый. Черный фрак удивительно шел ему. Но когда следом появилась Молли, публика замерла от умиления: пышное белое платье, ненавязчиво отделанное мелкими розовыми цветами по подолу и рукавам, воздушная фата, перчатки до локтя.

Миссис Бейкерсон даже всплеснула руками от умиления. Надо же, как удачно выбран фасон платья, совсем не видно беременности! И… какая пара, просто загляденье, давно в Линн-Лейке не видели подобного!

Следующая пара производила несколько иное впечатление, но в любом случае, не менее приятное. Тому фрак не шел абсолютно, в нем он выглядел подростком, на которого нацепили взрослую одежду. Но толстушка Марианна, выбравшая почти такое же пышное платье, как у Молли, была ему под стать. Почти утопая в умильных оборках и рюшечках, она отчаянно напоминала раздобревшего не в меру ангелочка. Выражение наивно-детского счастья, восторга застыло на пухлом личике, а живые глаза сияли. Конечно, Марианна не вышла, она прямо из машины выпорхнула в объятия жениха. Тот, следуя свадебной традиции, попытался было ее закружить, но Марианна, почувствовав, что отрывается от земли, тут же отскочила в сторону с испуганным воплем:

– Ты с ума сошел! Надорвешься! Меня даже брат на руки не берет! Не вздумай!

Публика разразилась хохотом.

В общем, вторая пара производила светлое, ясное впечатление юности. Глядя на Тома и Марианну, так и хотелось сказать: будьте счастливы, дети!

Посыпались поздравления, восторги, все хотели поговорить с новобрачными. Подъехал автобус с гостями, присутствовавшими в церкви на бракосочетаниях. Народу стало несоизмеримо больше. Настолько больше, что даже платье миссис Бейкерсон теперь не так бросалось в глаза, хотя такой шляпы с перьями, конечно, не оказалось ни у кого из гостей.

Торжество пошло своим чередом. Блюда не успевали приносить, музыканты через пять часов попросили хоть двадцатиминутный отдых, потому что играли без передышки – танцевать хотелось всем. Смех, Шутки, поздравления…