Вазген Андроникович слыл человеком эксцентричным, но чтоб посылать пациента… Это было чересчур. Однако пациент понимал, что перед ним, при бороде и очках, сидит зе бест. И ежели не он, то никто.
– Я трижды проверял! – чуть не плача, протянул он бумаги. – Вот фотографии чашки Петри! Та м лаборант тоже сказал, что впервые такое видит!
– Невозможно. Мистификация. Галлюцинация. Схоластический экзистенциализм! – сорвался на крик доктор. – Пошел вон из моего кабинета! Взял свои чашки Петри и бегом ВОН!
На крик в кабинет вошел главный врач. Вот уже несколько недель один из действительно лучших андрологов маленькой, но очень гордой республики вел себя странно, периодически срывался на пациентов, отчего страдала касса лечебно-профилактического учреждения.
– Вазген, дорогой мой, объясни, что происходит? – участливо спросил главврач. – Отчего ты кричишь на больных? Отчего шашлык не кушаешь, вино не пьешь, девушкам на улице на ягодицы не смотришь?
– Вот, – с абсолютно отрешенным видом достал из ящика кипу бумаг Вазген. – Двадцать пятого пациента отправляю на посев спермы в лучшую лабораторию города с тотальным контролем европейского уровня, и вот…
Главврач давно уже забыл, чем отличается посев спермы от посева голосемянных. Но зная, что Вазген в приступе злобы способен оторвать тот орган, который обычно лечит, очень аккуратно поинтересовался:
– И чем тебя не удовлетворяют результаты?
– Бета-гемолитический стрептококк не может жить в сперме, – голосом робота ответил Вазген. – Это возбудитель ангины. А в лаборатории… Там внешний контроль всего, понимаешь? Лаборатория не лажает больше ни в чем! И они клянутся, что никто с ангиной и близко не подходит к чашкам Петри! Не чихают на них! Не кашляют! Не плюют в них… Не плюют? НЕ ПЛЮЮТ?
– Вазген, ты куда? – спросил в спину доктора главврач. – Что происходит? Ты куда бежишь?!
– Здравствуйте. Мне необходимо сдать посев спермы, – нарочито громко сказал Вазген Андроникович, зайдя в лабораторию.
Молодая администраторша покраснела и, бешено вращая глазами, показала на двух беззубых старух, которые в страхе от услышанного прижались друг к другу и молча дрожали.
– Пройдите туда, там специальная комната есть, – прошептала она.
Вазген Андроникович прошел. Вот он уже открывал дверь. Вот уже входил в обитую красными обоями комнату, когда к его плечу прикоснулась… медсестра. Ну, или женщина, одетая в сестринскую форму, ибо бейджика на ней не было.
– Вам помочь сдать сперму? – буднично спросила она. – Всего тридцать долларов.
Вазген Андроникович перевел дух. Долгим взглядом посмотрел на эту несчастную в общем-то женщину. И тихо сказал:
– Милочка… Горло ваше кишит стрептококками. Если вы не будете лечиться, то эта штука дойдет до сердца… А при пороках сердца нарушается дыхание. Будет сложно делать минет с нарушенным дыханием…
Говорят, он ее все-таки уговорил посетить ЛОР-врача. Но лично я в это не верю.
«Они все на одно лицо…»
Случай из практики.
Григорий Карапетович, старший врач-ординатор отделения челюстно-лицевой хирургии, работал вторые сутки подряд. Раздробленные челюсти, сломанные орбиты, перекошенные носы все поступали и поступали…
Городская больница. Отказать в приеме права не имеют. Даже таджикам, да спасет Аллах их грешную душу…
– Ты русский язык понимаешь? – Григорий Карапетович не имел национальных предрассудков, но стремящийся в операционную таджик его раздражал. – Сейчас там помоют, я тебя позову, ясно?
– Да, да, – Фузмият не хотел злить врача, он просто не знал, как сказать, что у него болит нос. – Мне нос бил. Нога бил.
– Да вижу я, – чуть не выругался матом Григорий Карапетович, – не слепой!
Расквашенный нос Фузмията был виден даже через неумело наложенную повязку, а рентгеновский снимок уже висел в операционной.
И вот наступает долгожданная минута. Операционная готова, Фузмияту торжественно выпрямляют нос… Ничего особенного, две турунды, щелчок… Кожа не повреждена, повязка не нужна…
– Льда побольше. Час льда, пятнадцать минут без. – Григорий Карапетович мечтал о чашечке кофе.
Когда он, скривившись от вкуса отвратительной бурды, в очередной раз зашел в предоперационную, его чуть инфаркт не хватил.
– Слушай, ты тупой, да? – прошипел он сидящему в предоперационной таджику. – Я же тебе сказал, мать твою так, чтобы ты пошел в палату и наложил лед! Что ты тут грязь наводишь! Ну что за люди!
– Григорий Карапетович, – взял его за локоть ординатор, – успокойтесь… Это другой таджик…
«Были ли у вас гомосексуальные контакты?»
Этот вопрос задается с завидной регулярностью на любом приеме у уролога. Многие объясняют это болезненным интересом врачей к данной проблематике, однако на деле это связано с поразительными ответами пациентов. Вот некоторые из них.
– Здравствуйте, заходите, пожалуйста.
– Здравствуйте.
– На что жалуетесь?
– На выделения.
– Анализы на инфекции сдавали?
– Да. Вот ответы.
– Так, обнаружена микоплазма гениталиум… Скажите, у вас контакт с гомосексуалистами был?
– Да. Сегодня. Ваш охранник-педераст не пускал меня в клинику.
***
– Здравству-у-у-уйте, доктор, – в кабинет стучится гротескного вида гомосексуалист.
– Здравствуйте, заходите.
Заходит, садится… Левую ногу оборачивает в три оборота вокруг правой, принимает позу «Пра-а-а-ативный! Сделай со мной что-нибудь…»
– Что беспокоит?
– Да вот, зу-у-уд и ж-ж-е-ен-н-ние… Сильно беспокоят, – обиженно надувает губки субъект.
– Анализы на инфекции сдавали?
– Да, доктор, ну конечно!
– Так… Обнаружена микоплазма гениталиум, вирусы папилломы. У вас были контакты с гомосексуалистами?
– Не-е-ет.
– Пойдемте простату посмотрим.
Смотрю. Анальное отверстие усеяно практически розой кондилом.
– Точно не было контактов с гомосексуалистами?
– Ну… У меня есть мужчина… Но я не знаю, он гомосексуалист или нет.
***
– У вас были гомосексуальные контакты?
– Ну… Как сказать…
– Как есть.
– Ну… У меня с девушкой были гомосексуальные контакты…
– Это как?
– Ну… Я ее в зад… того… Короче, как у гомиков принято, да.
Сегодня я тебя выписал…
Конец мая. За окном кабинета буйствует бесстыжая девка-весна. Лучик солнца пробивается через жалюзи, вносит в комнату беззаботную атмосферу счастья, отвлекает меня от убийственных, жестоких строк. «Рак предстательной железы. Аденокарцинома низкой степени дифференцировки. Глисон – 5+4». Пациент, которому не дашь семидесяти пяти лет, чуть щурится, явно наслаждаясь солнечным зайчиком на своем лице. Но голос дрожит и обрывается.
– Они… Они сказали, что я по возрасту не подхожу для операции. Предлагают «Касодекс» и «Флутамид»…
– Александр Тимофеевич… – Я не в силах сохранять присущий докторам важный вид, снимаю очки, тру ладонями лицо. Надо найти какие-то слова, иначе это выражение глаз меня просто добьет. – Александр Тимофеевич, я хочу быть с вами честным и откровенным…
В такие моменты ненавидишь свою работу. В очередной раз надо разбить броню человека, надо вбить ему прямо в центр мозга, что он не один. Что он может позвонить посередине ночи, если ему не спится. Как и что делать – здесь вопросов не возникает, для этого есть доказательная медицина, есть исследования. Но надо, чтобы человек ни в коей мере не поверил в возможность болезни убить его. А как это сделать, если ты сам отлично знаешь, что гарантий нет?
– …Гарантий нет. Оперироваться в вашем возрасте, несомненно, риск. Но!
Человек цепляется за это «но», явно видно выражение лица тонущего, когда ему протянули соломинку. И это хорошо.
– Но я в ваших глазах не вижу противопоказаний к операции.
