— Что с этим делают? — спросила Эмма.
— Она вращается вокруг собственной оси, — объяснил Гил. — Видишь?
Он толкнул плавно повернувшуюся раму, и Эмма внезапно увидела, что смотреть на лесной пейзаж сквозь цветной шёлк — это совершенно другое дело. Свет вначале падал на шёлк, который бросал розовые отблески на деревья, выделяя мелкие пятнышки золотых листиков, вкраплённых среди листвы.
— О, Гил, как красиво!
Он усмехнулся ей, стоя посреди сцены, с руками на бёдрах.
— Вот так ты получил свои мозоли на руках? — спросила она.
— Что?
— Работая с декорациями?
— Нет. Рисовать декорации — неподходящее занятие для джентльмена, и я нахожу удивительным, что тебе позволили этим заниматься. Ты, конечно, вдова, но даже если так, театральная публика славится своей распущенностью. Тебя не беспокоит твоя репутация?
— Я рисую декорации и ландшафты в уединении собственного дома, и о моём участии известно очень немногим, — возразила Эмма. — Но мне жаль, что у тебя такие провинциальные представления об актёрах и актрисах.
Гил лениво прошёлся вдоль сцены и встал между розовым шёлком и задником с лесом.
— Ты видишь? — сказал он. — Феи будут танцевать и играть за прозрачными шелками.
Эмма моргнула. Сквозь розовый шёлк мускулистый силуэт её жениха неожиданно стал казаться таинственным и соблазнительным, притягательным как король эльфов.
— Ты, значит, Оберон? — спросила она со смехом.
— Я мог бы быть им, — ответил Керр. — На маскараде на мне не было костюма.
Он опустил руку и поднял со скамьи цветочный венок.
— Я думаю, этот венок, оставленный на сцене, принадлежит Титании, но он подойдёт. — Граф принял позу. — Tarry, rash wanton: am I not thy lord? [20]
Эмма почувствовала, как греховная улыбка Королевы Титании появилась у неё на губах. Она отбросила волосы назад и прошлась, соблазнительно покачивая бёдрами.
— Then must I be your lady [21], — сказала она, бросая Гилу взгляд через плечо. Она почти ощущала, как мерцает на лице украшенная драгоценными камнями маска, превращая её в настоящую сказочную королеву. Она сделала круг-другой, чтобы он мог насладиться движениями её бёдер, так свободно встряхивая волосами, что они плыли по воздуху, как у королевы фей. Краем глаза она видела, как мерцают золотые мазки краски на заднике, словно стайка прислужников-эльфов резвилась среди деревьев, в ожидании её приказаний.
Она окинула быстрым взглядом своего Оберона. Кажется, он наслаждается видом её груди.
— Теперь ты должна обвинить меня в прелюбодеянии, — хрипло произнёс Керр. — Титания обвиняет Оберона в том, что у того есть любовница, воинственная амазонка.
Эмма покачала головой.
— Это, должно быть, другая Титания. У моего мужа никогда не будет любовниц.
Гил направился к ней, очень медленно и легко, но с явным умыслом. Настоящее буйство пробежало ввёрх и вниз по её конечностям.
— И как именно ты собираешься избавить Оберона от его сладострастных привычек?
Но Эмма только сейчас сообразила, что там были ещё боковые рамы, обтянутые шёлком разных цветов. Она потянула за одну, и та беспрепятственно поехала по своим пазам на сцене. Большая рука Гила протянулась над её головой и вытащила раму полностью, а затем раскрутила её так, что сияние золотого шёлка озарило волшебный лес. Теперь золотые листки казались ближе, свободно танцуя между деревьев.
— Освещение обманывает зрение, — сказала Эмма с благоговением. — Они выглядят как огоньки эльфов.
Её Оберон знал Шекспира.
— Didn’t thou not lead Theseus through the glimmering night, — проговорил он, наклоняя голову и легко касаясь губами её губ, — from Perigenia, whom he ravished [22]?
Безжалостно.Эмма внезапно поняла, что ей нравится это слово. Она откинула голову назад, в то время как он целовал её. Его губы прошлись по её щеке и подбородку, оставляя за собой огненный след. Её рассудок затуманился, и руки обвились вокруг его шеи, когда она неожиданно вспомнила свою следующую реплику.
— These are the forgeries of jealousy! [23]— сказала она, вырываясь и танцуя вдоль сцены в водовороте юбок. Она оглянулась через плечо и послала ему горящий страстью взгляд королевы фей, которая решительно настроена устроить нагоняй своему избраннику. Выбранить и взять силой своего избранника.
Гил рассмеялся:
— Ты, кажется, знаешь Шекспира не так хорошо, как можно ожидать от благовоспитанной юной леди. Эта неверная строка.
— Ах, но я не леди, — указала она, чувствуя, что они уже закрыли эту тему. В подтверждение чему она сбросила одну из своих шёлковых туфелек. Она перевернулась в воздухе, блеснув украшениями на лету, и исчезла на сцене слева.
— Полагаю, что смогу донести тебя до кареты, — произнёс Гил в притворном отчаянии.
Эмма послала в полёт вторую туфельку. Та приземлилась за одной из декораций, заставив полотно дрожать. Затем Эмма начала танцевать за прозрачным розовым шёлком.
— Они легко вращаются? — спросила она.
— Конечно, — ответил он. — Мальчики, играющие эльфов, любят их крутить.
— Понятно, почему, — сказала Эмма, охваченная благоговейным трепетом от того, как разумно это было устроено. Потому что от одного движения пальцев натянутый шёлк двинулся вокруг собственной оси, и розовые блики заплясали вокруг, ложась на тёмные волосы Керра, на его худые щеки и высокие скулы, на эту его греховно соблазнительную нижнюю губу.
Гил отбросил волосы с глаз, пока она рассматривала его.
— Ты очень красив, — сказала она, боясь услышать хрипоту в собственном голосе.
— Ты это говоришь как королева или как Эмили? — спросил он, улыбаясь.
— A woman would walk a mile for a touch of that nether lip [24] , — мечтательно произнесла Эмма.
— Ш-ш-ш, — сказал он, и в голосе его был смех, — Ты перепутала пьесу. Отелло, и в таком печальном контексте.
— Титания не прошла бы и ярда ради прикосновения мужских губ, — сказала она, сдвигая рамы с розовым шёлком так, что они стали преградой между ними.
— Может быть, и нет, — ответил ей Гил в изумлении, и она увидела, как слова замерли у него на устах. Потому что она подняла парчовую юбку и выставила ногу, медленно скатывая с неё шёлковый чулок. Это был прелестный чулок из самого мягкого, как паутинка, шёлка.
Керр издал горлом придушенное рычание. Эмма сняла чулок, вытянула пальчики и залюбовалась на мгновение своей ногой . Она всегда считала ноги самой привлекательной частью своего тела.
Эмма взглянула на Гила. Было ясно, что он считал точно так же. Она одарила его маленькой загадочной улыбкой.
— Эмили! — проговорил он. — Прекрати это делать. Это бессмысленно.
В ответ она забралась под нижние юбки и освободила второй чулок от подвязки. Чуть позже этот чулок соскользнул со стройной ноги, и она швырнула его через плечо.
— Я настаиваю на том, чтобы ты не раздевалась на сцене, — сказал он, но Эмма не обращала на него внимания. Мужчине полезно знать заранее, что бывают такие времена, когда ему могут — может быть — повиноваться, а бывают и иные, когда он должен знать своё место.
— Я не раздеваюсь, — возразила она, бросая ему живой озорной взгляд. — Я перегрелась.
— Перегрелась!
Минутным делом оказалось расшнуровать её тугой корсаж и сбросить его с плеч, сдвигая его широкие рукава вниз по рукам. Керр издал ещё один звук, словно дикий зверь во мраке, когда её корсаж упал на пол. Разумеется, ей не следовало бы так говорить, но её груди выглядят просто изумительно. Маленький корсет был того рода, что стремятся к созданию невесомости, а не к ограничениям, и она пренебрегла панталонами… Это было восхитительное и странное ощущение.
